Такова вторая заповедь, о которой  охотно говорят защитники религии. Часто при упоминании о ней не только верующие, но и люди, далекие от религии, разводят руками: «Как же можно отвергать религию, если она выступает против воровства, зовет к честности, к уважению других людей?»

Кое-кому такое рассуждение покажется убедительным. Каждый честный труженик выступает против воровства, поддерживает все, что направлено против него. А раз в Библии содержится заповедь «не укради», то и книга эта, а следовательно, и сама религия «разумна» и «полезна». Так часто рассуждает защитник религии, рассуждает неправильно.

Как можно легко увидеть, предмет рассуждения в данном случае меняется. Человек начинает с осуждения воровства, но конечный вывод делает относительно религии, веры в бога. Но это разные вещи. Обоснован ли такой переход? На первый взгляд кажется, что обоснован. Но это лишь потому, что молчаливо принимается следующее явно ложное положение: против воровства можно выступать только с позиции религии. В противном случае ход мысли защитника религии будет парализован. Разберемся в этом.

Итак, религия выступает против воровства. Но разве это делает только религия, разве есть такие люди (если, конечно, не считать отъявленных проходимцев), которые открыто выступают за воровство, прямо говорят, что красть нравственно? Таких людей, конечно, нет. Известно, что советские законы строго осуждают воровство, как тяжкое преступление, и можно привести сотни примеров, когда воры, расхитители, грабители несут суровое наказание. Кража — это серьезное нарушение норм социалистической морали.

Следовательно, полагать, будто против воровства можно выступать лишь с позиций религии, неверно. Думать, будто критика религии равносильна оправданию краж, по меньшей мере нелепо. Следует понять, что одно дело осуждать воровство, а другое — поддерживать религию. Религия включает в себя веру в сверхъестественный мир, ложное объяснение законов этого мира, происхождения человека, определенные догматы, нормы поведения и т. д. Имеется ли основание принимать религиозное миросозерцание лишь потому, что имеется религиозная заповедь, осуждающая воровство? Такого основания, конечно, нет. В самом деле, предположим, что в Библии сказано: дважды два — четыре. Значит ли это, что следовало бы согласиться с ее рассуждениями о боге, потопе и т. д.? Нелепость такого утверждения очевидна. Повторяем, атеисты к воровству также относятся отрицательно. Но, решительно осуждая воровство, они ссылаются не на мифическую божью волю, а на реальные интересы общества, народа, на интересы и требования социального прогресса.

Важно и другое. В слова «не укради» можно вкладывать различное содержание. Когда мы говорим об этой фразе как о религиозной заповеди, то, очевидно, имеется в виду тот совершенно определенный смысл, который она имеет в Библии. Заповедь «не укради» возникла лишь тогда, когда появилось имущественное неравенство, и защищала интересы людей, владевших частной собственностью, иначе говоря, интересы рабовладельцев. В этом можно убедиться, если внимательно прочитать Ветхий завет. Например: «...покупайте себе раба и рабыню... Они могут быть вашей собственностью... вечно владейте ими, как рабами» (Левит, 25; 44, 45, 46) и т. д.

Но, пожалуй, более нагляден другой пример. В «Де-сятисловии Моисея» имеется еще одна заповедь, которая по смыслу близка к «не укради». Вот она: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, (ни поля его), ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего» (Исход, 20; 17). Это предписание уже прямо защищает интересы рабовладельца, его собственность.

Источник появления заповеди «не укради» самый что ни на есть земной. «С того момента,— писал Ф. Энгельс,— как развилась частная собственность на движимость у всех обществ, построенных на началах этой собственности, должна была быть общей нравственная заповедь — «не укради». Она возникла в силу развития рабовладельческого государства, без всякого внушения со стороны бога. Запрещение воровства мы находим в законодательствах многих рабовладельческих государств. Так, в законах Хаммурапи, написанных за 800 лет до появления заповедей Моисея, например, говорится: «Если кто украдет вола, или овцу, или осла, свинью, или судно, то взыскать с них в 30 раз... Если вор не имеет чем заплатить, то он должен быть предан смертной казни». Интересно отметить, что ряд статей этого законодательства почти дословно повторяется в заповедях Моисея.

Спрашивается, может ли эта норма, защищавшая своекорыстные интересы рабовладельцев, служить нормой поведения современного человека? Защищает ли эта заповедь общественную собственность от воровства? Думается, что ответ может быть только отрицательный.

Важнейшая моральная норма социалистического общества— нетерпимое отношение ко всем, кто думает просуществовать за счет труда других. В этих условиях осуждение воровства необходимо, но только его недостаточно. Нормой поведения советского гражданина должна стать забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния.

Верующий может сказать: «Я беру эту заповедь не в ее библейском смысле. Я поддерживаю ее потому, что она осуждает воровство, и я согласен с таким к нему отношением». Ему можно ответить: «Но при чем здесь религия? Для того, чтобы осуждать воровство, нет никакой необходимости верить во все рассказы о боге, о чудесах, знамениях и т. п.»