Церковнослужители настойчиво уверяют, будто они одни способны раскрыть людям нравственный смысл брака. Да и от верующих часто можно услышать, что религия благотворно влияет на семью, делает ее более прочной, приучает супругов серьезнее относиться к браку. Иногда пожилые люди говорят о молодых семьях: «Забыли бога. То ли дело прежде — жили в страхе господнем».

Перечитав Ветхий завет, каждый, по-видимому, согласится с тем, что в своих семейных делах библейские «праведники» жили по нормам, которые никак не приложимы к современной морали. Многие из них имеют по нескольку жен да еще прикупают себе наложниц. Прославляемый церковнослужителями царь Соломон, например, имел 700 жен и 300 наложниц (III книга Царств, 11; 3). Впрочем, это рекорд. Обычно «праведники» скромнее: у царя Давида — шесть жен и десять наложниц, у Иакова — две жены и две наложницы и т. д. Наивно и несерьезно, разумеется, оценивать поступки библейских героев как «развратные»: одну эпоху нельзя мерить по моральным канонам другой. Но так же нелепо заповедь «не прелюбодействуй» в ее точном ветхозаветном смысле рекомендовать к руководству в современных семейных отношениях.

Ветхий завет пронизывает мысль о женщине как заведомо низшем по сравнению с мужчиной существе. Жен просто-напросто покупают за определенную сумму, словно домашнюю утварь. Отец может продать дочь в рабыни или в наложницы; мужчина имеет исключительное право на развод; если муж подозревает жену в нарушении супружеской верности, он может подвергнуть ее изуверскому испытанию «клятвенной водой очищения» — на этот случай в «священном писании» приводится подробный рецепт. Соответственно ведут себя и «праведники», отмеченные господней благосклонностью. Раз жена — собственность, то ее можно заложить, пустить в оборот. Так поступает Авраам, с выгодой для себя запродавший жену египетскому фараону; своей «половиной» торговал и святой Исаак, выдавая ее за сестру, и т. п.

В чем же дело?

На заре человечества форма семьи значительно отличалась от нынешней. Было, например, время, когда вполне нормальным считалось многомужество и многоженство. И минуло много тысячелетий, прежде чем возникла и закрепилась как «естественная» моногамная семья. Рассказывая о временах, отделенных от нас многими и многими веками, Библия, естественно, расценивает как «нормальные», «нравственные» те формы семьи, которые были обычными в ту пору. А это эпоха, когда среди еврейских племен — о них-то и повествует Библия— постепенно складывается моногамная семья, где все права принадлежат мужу.

Поскольку же муж и жена занимали в семье различное положение, то и норма «не прелюбодействуй» предъявляла неодинаковые требования к поведению мужа и жены. Речь в ней фактически идет о защите прав мужа на собственность, в которую включалась и его жена. Смысл этого требования полнее и яснее раскрывается в последней заповеди Моисея, о которой мы уже говорили: «Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего... ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его... ничего, что у ближнего твоего» (Исход, 20; 17).

Современный читатель обычно воспринимает законы Моисея как нормы морали. Но это не так. Строго говоря, это нормы права, которые регулировали порядок владения собственностью. «Прелюбодеяние» осуждалось прежде всего не как отступление от требований морали, а как нарушение узаконенных юридических норм.

Это важный момент, проливающий свет на истинное содержание библейской заповеди «не прелюбодействуй». Смысл ее не в том, что поведение мужчины, добивающегося любви чужой жены, оценивается как безнравственное, не в том, что такое поведение считается безнравственным по отношению к его собственной жене. Речь идет лишь о защите юридических прав другого мужчины, полномочного собственника своей жены. «Прелюбодеяние», таким образом, рассматривается как посягательство на собственность, принадлежащую другому владельцу, как воровство, например, чужого вола или плуга*.

Отсюда становится понятной и другая сторона этой заповеди. Если женщина уже принадлежит другому мужчине, то на нее посягать нельзя — это прелюбодеяние. Но Библия ничего предосудительного для мужчины не усматривает в том, чтобы он имел столько наложниц, сколько пожелает.

Теперь несколько слов о христианстве. Известно, что в Новом завете сказано: Христос пришел не «нарушить закон», но исполнить его. Но христианство несколько меняет смысл древних заповедей. Для их понимания важно следующее: «Вы слышали, что сказано древним: «Не прелюбодействуй» (Исход, 20; 14)». «А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Матф., 19; 6). Из этого правила делается лишь одно исключение: если другая сторона изменила. Отсюда такая заповедь: «...кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на разведенной, прелюбодействует» (Матф., 19; 9). Подобная мысль в Новом завете повторяется неоднократно. Попробуем разобраться в этих правилах. Для этого посмотрим, как христианство вообще относится к женщине, к браку.

Характерной чертой христианства является аскетизм. Земной мир со всеми его удовольствиями объявляется миром греха, и ему противопоставляется небесное царство, очищенное от земной чувственности. Это определяет и специфический взгляд христианства на женщину, на супружескую жизнь.

Церковь боялась женщины как соперницы; она проклинала чувственность, счастье семейной жизни и счастье материнства, которые стояли на пути к торжеству христианского аскетизма. Высшим идеалом христианство провозгласило праведника, порвавшего с миром и пребывающего в малопродуктивном и изнурительном единоборстве со своими греховными помыслами. «Брак — нечто нечестивое и нечистое, средство сладострастия»,— заявлял Ориген, оскопивший себя в припадке религиозного юродства. Но это удел особо избранных. Что же касается простых смертных, то для них брак признается, но лишь как вынужденное состояние. «А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины. Но во избежание блуда, каждый имей свою жену и каждая имей своего мужа» (I Коринф., 7; 1,2).

В Новом завете, правда, есть одно высказывание, опираясь на которое защитники религии уверяют, будто христианство «возвысило женщину». Здесь сказано: «...нет раба, ни свободного, нет мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал., 3; 28). Речь здесь идет не о действительном равенстве, а о равенстве во грехе, равенстве во спасении. Что же касается действительного равноправия женщины, то оно, как мы увидим, не очень-то волнует церковь.

Как же церковь относилась к браку, к супружеской верности и добродетели? Как на практике выглядела заповедь «не прелюбодействуй»?

Единственно законным считался церковный брак, отдававший женщину во власть мужа. Согласно законам Российской империи жена «обязана повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании, оказывать ему всяческое угождение и привязанность как хозяйка дома». Браки между людьми разной веры запрещались. Зато любой брак, освященный церковью, независимо от того, совершался он по воле или вопреки желанию женщины или мужчины, считался законным, вечным.

Вот и венчали попы испуганных и забитых девушек со сластолюбивыми стариками, именем бога освящая самодурство и тиранию. Брак — горе, брак как роковая обязанность женщины — такой брак процветал с благословения православия.

Но может быть, русская церковь протестовала против унижения женщины, может быть, она стремилась возвысить ее — именно с такими претензиями выступают современные православные проповедники.

В конце XIX века многие передовые люди выступили за признание равноправия женщин. Российские пастыри не остались безучастными к этому требованию. В многочисленных проповедях и изданиях на прямой вопрос, следует ли признать равноправие женщины, церковные деятели отвечали отрицательно. «...Христианство всецело против надменной мысли — вывести женщину к общественной деятельности, умственной и физической, рядом и наравне с мужчиной. Эта надменная мысль, при осуществлении ее, поведет к одному — гибели женщины»,— писал священник Орнатский в работе «О христианском образовании женщины».

Подобная точка зрения была общепринятой среди церковников. «Жена есть дорогое и благопотребное создание богу и человеку». Но равно ли это «создание» мужчине? Нет, отвечают богословы, потому что женщины «мыслить и рассуждать широко, глубоко и всесторонне о предметах серьезных, высших, святых и божественных неспособны». А раз так, то «женщина не создана быть самостоятельным существом, а потому и неспособна занимать должности в обществе и государстве». Епископ Макарий писал: «На положении женщины лежит печать определения божия, изреченного ей после грехопадения прародительницы: «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт., 3; 16). Непреложно это определение. Всякое усилие отменить его будет только напрасным пранием против рожна».

Церковь восхваляла жизнь с нелюбимым и неверным человеком как высшую добродетель, как благость и подвиг, ибо «претерпевший до конца спасется». Тебя тиранят, тебя притесняют, не любят, но ты терпи. «Но и для тебя есть утешение в самом несчастье твоем. Ты лишилась счастья быть любимой, но у тебя осталось право любить — любить первой, любить всегда. Продолжай быть помощницей того, кто оскорбляет тебя. Пей без ропота чашу, подносимую тебе каждый день его жестокою рукой. Молчи, смиряйся... Но, положим, он до конца будет несправедлив, претерпи и ты до конца».

Прибавлял ли такой взгляд на брак счастья людям, делала ли такая его «крепость» радостной жизнь людей? Думается, что каждый на это ответит отрицательно.

Особенно бесправным было положение женщины на Востоке. Коран освящал и закреплял это положение. Жена рассматривалась как собственность мужа. Ислам освящал многоженство, продажу невест, замужество несовершеннолетних, полное отстранение женщины от общественной жизни.

Однако здесь мы снова встречаемся со знакомым нам возражением: «Ладно, в условиях неравноправного положения женщины религиозный взгляд на брак закреплял ее бесправие, был источником горестей и страданий. Но в нашей стране женщина пользуется равноправием. Какие же основания в этих условиях выступать против церковного брака?»

Основой прочного, счастливого брака могут быть лишь крепкие взаимные чувства супругов. Это бесспорно. Но религия, как мы видели, считает, что сущность человека в основе своей греховна, она объявляет земные интересы «плотскими», земные семейные радости — предосудительными. Она оценивает брак не с точки зрения естественных, земных чувств супругов, она подчиняет эти отношения неким мистическим «небесным» принципам.

Брак, супружеская жизнь выступает не как результат чисто человеческих чувств, а как одна из форм проявления верности христианским заветам. А поэтому прочность брака оказывается зависимой не от взаимных отношений между супругами, а от того, насколько они преданы небесным идеалам христианства. Предметом такой любви становятся не реальные человеческие качества, а качества христианизированные, выхолощенные, рассматриваемые лишь в свете любви другого человека к богу. Они известны: чувство смирения, терпения, покорности судьбе, сознание своего «недостоинства», благочестивого невежества.

Иными словами, человек должен любить в другом человеке бога, божественные свойства ближнего. Такой взгляд извращает человеческие чувства, убивает саму природу любви.

Наша мораль выступает за прочную, счастливую семью, требует от каждого советского человека нравственной чистоты, простоты и скромности в общественной и личной жизни, взаимного уважения в семье и заботы о воспитании детей. Советская власть в уголовном порядке сурово карает многоженцев и всякое насилие над честью женщины. Думать, что прочность настоящей семьи зависит от того, обвенчаются ли люди в церкви, по меньшей мере несерьезно.

Нет нужды повторять, как много сделано в нашей стране для обеспечения подлинного равноправия женщины в труде и отдыхе. Это создает условия для расцвета счастливой семьи, скрепленной не «страхом божьим» и повелениями «свыше», а узами взаимного уважения и любви.