У всякой религии, будь она самая примитивная или самая сложная и развитая, есть одна общая сущность и один общий корень: отражение беспомощности, подавленности человека и силами природы и социальными условиями. Но конкретные формы этого отражения различны в разные исторические эпохи, в зависимости и от уровня развития материального производства, и от формы общественных отношений. Разные условия материальной жизни по-разному отражаются и в религии. Отсюда различные формы религии. Они прежде всего неодинаковы в доклассовом, общинно-родовом строе и в классовом обществе. Но и в пределах первобытнообщинного строя религиозные представления и обряды, с ними связанные, чрезвычайно разнообразны. В этом разнообразии сказываются и уровень развития самого общественного строя, и разные стороны материальной действительности: каждая из них отражается на свой лад в религиозных верованиях и обрядах.

Огромный этнографический материал, собранный несколькими поколениями ученых разных стран, то есть описания быта и верований разных современных народов, с полной очевидностью показывает, что религиозное отражение реального мира принимало и принимает, в зависимости от конкретных условий, чрезвычайно разнообразные формы. Но за этим разнообразием можно при внимательном изучении обнаружить много общего, установить вполне определенные закономерности в развитии религии.

Анимизм, фетишизм, магия, олицетворение сил природы, табуация играли и играют важную роль в религиозных верованиях, не только первобытных, но и более поздних.

Вера в колдовство (магия, волшебство, чародейство) составляет одну из характернейших составных частей всякой религии, не исключая и самых развитых. Но в наиболее типичных формах магия выступает на ранних стадиях развития религии; самые разнообразные ее проявления можно наблюдать у современных отсталых народов, и там нередко видны воочию самые корни магических верований.

Известны разные виды магии: лечебная, предохранительная, половая (любовная), вредоносная, военная, промысловая (охотничья, рыболовческая, земледельческая, скотоводческая и др.), метеорологическая (магия погоды) и пр.,— и каждая из них тесно связана с каким-нибудь видом человеческой деятельности, на почве которой данный вид магии и зародился.

Лечебная магия развилась на почве народной медицины, которая известна всем без исключения народам, даже самым отсталым. Австралийские туземцы применяют весьма разнообразные способы врачевания, от перевязок, компрессов, припарок, кровопускания, лубков и пр. вплоть до употребления внутренних лекарств. В качестве лечебных веществ австралийцы употребляют мед, золу, змеиный жир, смолу, растительные соки, мочу, глину, гуано и многое другое. Некоторые из этих народных средств и приемов врачевания одобряются и современной научной медициной. Но применение их часто сопровождалось бесполезными и даже вредными приемами.

Конечно, во многих случаях больной сам вылечиться не мог. Понятно, что люди со страхом и надеждой обращались к помощи наиболее опытных в этом отношении— к знахарям. Такие «специалисты», видимо, очень рано начали выделяться в общинах, вероятно с эпохи верхнего палеолита. Сосредоточивая и монополизируя в своих руках некоторые медицинские знания и приемы, они преднамеренно внушали страх и уважение к себе со стороны окружающих. Деятельность таких знахарей хорошо известна у тех же австралийцев. Они пользуются там не столько приемами собственно народной медицины (доступными всем и каждому), сколько разными шарлатанскими фокусами, чтобы поразить воображение больного, внушить ему страх и доверие к себе. Например, знахарь делает вид, будто вынимает или высасывает из тела больного камешек, якобы служивший причиной болезни (обычно такой камешек сам знахарь заранее держит во рту). Свои действия он сопровождает словами-заклинаниями, обращаясь или к самому больному или к сидящей в нем болезни, чтобы изгнать ее. Так постепенно складывались лечебные заговоры, которым затем стали приписывать самостоятельную лечебную силу. У многих народов знахари — это именно люди, знающие лечебные заговоры, которые они тщательно хранят в тайне. В очень сходных формах известна лечебная магия чуть ли не у всех народов; она нередко входит в число обрядов современных религий. Например, христианское таинство соборования (помазание священным елеем тяжело больного) есть не что иное, как знахарский обряд. В мусульманских странах лечебно-магические функции выполняют нередко муллы, в буддистских— монахи-ламы. Наряду с этим у всех народов Европы, Азии, Америки имеются и знахари, не связанные с господствующей религией.

Предохранительная магия, очень близкая к лечебной, вырастает из тех же корней и не менее широко распространена у всех народов. Сюда относится употребление разных амулетов, ладанок, заклинательные формулы и пр. Предохранительная магия перешла и в современные религии: например, в христианстве наиболее употребительным магическим приемом является знак креста, у мусульманских народов — ладанка с текстом из Корана, у иудеев — ладанка с текстом молитвы и т. д.

Половая, или любовная, магия имеет не менее древнее происхождение. Она восходит к полуинстинктивным приемам ухаживания. Элементарные ее приемы описаны в исследованиях по Австралии и Меланезии: молодой человек прихорашивается, украшается, натирает тело пахучими веществами, жестикулирует, произносит особые слова для привлечения внимания понравившейся ему девушки. Эти приемы иногда производят желаемое действие, иногда нет. Не удивительно, что у отсталых народов даже эти простейшие приемы ухаживания рассматриваются как колдовские, волшебные. Более сложные приемы, уже чисто магические,— колдование над какой-нибудь частью одежды возлюбленной, над остатками ее пищи, над ее волосами и пр. Любовная магия, подобно лечебной, оказалась очень устойчивой. Она сохраняется даже у современных высококультурных народов (любовные заговоры, приемы привораживания и пр.). Отдаленным пережитком ее является и христианское «таинство брака».

Вера во вредоносную магию (порчу, сглаз и пр.) коренится в существовавшей с древнейших времен межплеменной розни. Будучи постоянно настороже перед возможным нападением врага-чужеплеменника, австралиец, папуас, бушмен склонны суеверно приписывать этому врагу-чужеплеменнику таинственную способность наносить опасные раны на расстоянии. Они приписывают всякую смерть (кроме смерти в бою) колдовству врага: враг-де нацелится в него издали волшебной косточкой или заостренной палочкой — и вот он обречен на смерть. У австралийцев вера во вредоносную магию так сильна, что человек, который думает, что его околдовали, теряет самообладание, не ест, не пьет, не спит, впадает в полное уныние и скоро действительно умирает, а это в свою очередь лишь усиливает среди окружающих веру в порчу. Так обстоит дело у очень многих народов. На более поздней ступени развития, по мере нарастания внутренних противоречий в первобытной общине, у веры во вредоносную магию появляется и другой корень: сверхъестественная губительная способность приписывается теперь уже не столько чужеплеменнику, сколько своему же колдуну.

Колдуны обычно сами умышленно поддерживают свою репутацию знатоков «черной магии», извлекая выгоды из своей профессии. Впрочем, после распространения христианства в Европе, особенно в средние века, церковь и государственная власть жестоко преследовали колдунов и колдуний. Обвиняли в колдовстве и ни в чем неповинных, ложно оговоренных людей, особенно женщин, и тысячами сжигали их на кострах. Однако и сама христианская церковь насаждала веру в «колдовскую силу» и нередко пользовалась приемами вредоносной магии: в католических странах священники иногда служили мессу св. Секария, по заказу, с целью кого-то погубить; в православной церкви исполняли обряд ана-фемствования — торжественного провозглашения анафемы (проклятия) врагам церкви, врагам монархии и др.

Военная магия имела сравнительно небольшое значение в истории религии. Элементарная форма военной магии — это военные пляски, устраивавшиеся перед походом, перед боем: воины как бы репетировали сражение, возбуждали в себе дух борьбы, мести, ярости. Сначала это делалось, вероятно, чисто инстинктивно. Но постепенно, особенно по мере выделения в общине особой группы воинов-дружинников, военным пляскам стали приписывать колдовское значение- Сами обряды постепенно усложнялись. Сверхъестественными свойствами стали наделять принадлежности обрядов, боевую раскраску, головные уборы, маски. У некоторых народов военные трофеи — черепа, скальпы врагов и пр.— тоже становились предметом суеверного отношения (отсюда обычаи охоты за черепами в Юго-Восточной Азии, добывания скальпов в Северной Америке и пр.). Употребление военных амулетов и талисманов сохранилось и у культурных народов Европы. А молебны о даровании победы в современных религиях — это та же военная магия, только в более усложненной форме.

Промысловая магия вырастала из чисто производственной деятельности первобытных людей. Нигде так не сказывалось бессилие древнего человека в борьбе с природой, как в добывании пищи. Голод перемежался периодами сытости и изобилия после успешной охоты. Успех промысла, как и неудачи, первобытный охотник приписывал действию таинственных, колдовских сил. Даже его собственные охотничьи приемы казались ему действенными в силу их колдовских свойств. Охотничья маскировка, подманивание зверя и другие такие же вполне рациональные действия постепенно превращались в магические обряды. Таков, например, был знаменитый обряд бизоньей пляски у североамериканских индей-цев-манданов: охотники, наряженные в бизоньи шкуры, старались при помощи пляски, продолжавшейся непрерывно в течение многих суток, привлечь стадо бизонов. Разумные правила осторожности на промысле (не говорить громко, не шуметь, не давать зверю почуять запах человека) постепенно привели к множеству суеверных охотничьих запретов и поверий. С земледелием появились и связанные с ним обряды и поверья: колдовскими способами рассчитывали обеспечить урожай, вызвать дождь в случае засухи. Так как земледелие было в большинстве случаев связано с общинной организацией, то естественно, что обряды аграрной магии составляли обычно дело сельской общины.

По мере усложнения общественной жизни, на почве лечебной магии вырастали культы божеств-целителей, известные во всех религиях, а в христианстве и в исламе— культы святых-целителей. На почве вредоносной магии выросли олицетворенные образы злых духов, демонов, чертей, дьявола, шайтана, от имени которых колдуны и действовали. Так было, по крайней мере, в верованиях народов Европы, особенно после распространения среди них христианства. На почве любовной магии в классовых религиях развились культы божеств любви, брака, чадородия. Образы их сливались с образами земледельческих божеств. Таковы были в древнеегипетской религии богиня Исида, в древневавилонской — Иштар, в древнегреческой— Афродита, Эрот, Гименей и пр. Культ девы Марии в христианстве развился тоже под сильным влиянием этих древних восточных культов богинь любви, материнства и земледелия. Он до сих пор окрашен, особенно у католиков, эротическими чертами.

Таким образом, магические представления и обряды развивались во всех тех областях хозяйственной деятельности человека, где он особенно чувствовал свою зависимость от стихийных сил, где его слабая техника не давала ему уверенности в успехе. Вполне понятно, что по мере общего роста производительных сил, по мере возрастания власти человека над природой сфера религиозно-магических обрядов все более сокращалась. У культурных народов Европы, Азии, Америки многие аграрные и другие хозяйственные магические обряды почти исчезли уже в XIX в.

Некоторые советские ученые склонны рассматривать магию как особую и притом раннюю форму религии. Но из всего только что сказанного следует скорее, что магия не есть нечто единое и целое. Она вовсе не представляет собой какой-то особой стадии или формы религии, но занимает видное место в истории религии, и особенно на ранних ее ступенях. Магические обряды вырастают первоначально из стихийных, практических действий; но в дальнейшем они отрываются от практики и связываются с представлениями о сверхъестественном, то есть становятся частью религии.

Крупную роль в истории религии играл фетишизм. В отличие от магии — веры в сверхъестественные способности самого человека, фетишизмом называется приписывание сверхъестественных свойств каким-либо материальным предметам и почитание их. В первобытной религии фетишизм вырастал на разной почве, в зависимости от конкретных условий. Но при всех различиях в нем отражалось, по существу, одно и то же: суеверный страх человека, подавленного слепыми силами природы, надежда получить сверхъестественную помощь и защиту. «Распаленная вожделением фантазия,— писал Маркс,— создает у фетишиста иллюзию, будто «бесчувственная вещь» может изменить свои естественные свойства для того только, чтобы удовлетворить его прихоть» Впрочем, чаще дело шло не о прихоти, а о насущных потребностях человека, которые плохо удовлетворяла его убогая техника 1 2.

Фетишистские верования чрезвычайно разнообразны и встречаются на всех стадиях развития религии. В самом деле, культ священных предметов — фетишей известен почти во всех религиях, от самых примитивных (например, у австралийцев священные чуринги — дощечки или продолговатые камни с рисунками, к которым относятся с суеверным почтением) и вплоть до самых развитых. Например, в христианстве чудотворные иконы, мощи, священные реликвии не что иное, как фетиши. Наиболее крайних форм достиг фетишизм у народов Западной Африки: там он впервые наблюдался еще в XV в. португальскими моряками.

Еще большую роль, чем магия и фетишизм, играли и играют в истории религии, как известно, представления о невидимых «духовных существах» — о душе, отделенной от тела, о духах, демонах, богах, ангелах, чертях. Некоторые ученые (например, Тэйлор) пытались даже свести всю религию именно к вере в «духовные существа». И хотя это слишком узкий и односторонний взгляд, но представления о нематериальных живых существах распространены чрезвычайно широко. Представления эти называются анимизмом — с легкой руки того же Тэйлора (от лат. «anima» — «дух», «душа»).

Анимистические верования настолько постоянно присутствуют в каждой религии — вера в злых и добрых духов, в чертей и ангелов, в человеческую душу и ее посмертное существование и пр.,— что это отчасти объясняет ошибку сторонников анимистической теории, считающей анимизм начальной формой религии.

Как же возникли анимистические верования?

Буржуазные этнографы-эволюционисты — Тэйлор, Спенсер, Липперт и др. выводили их из «наблюдений» первобытного человека над явлениями сна, сновидений, обморока, болезни, смерти. Эти наблюдения, по их мнению, будто бы и приводили дикаря к выводу о том, что внутри человека сидит невидимый двойник (душа), который может покидать тело временно (сон, болезнь, обморок) или навсегда (смерть); а из идеи души развились-де впоследствии и другие анимистические представления. Современная наука хотя и признает какую-то долю истины во взглядах этнографов-эволюционистов, но отказывается от такого узкого и наивного понимания вопроса.

Факты показывают, что анимистические образы в верованиях разных народов чрезвычайно разнообразны. Они суть олицетворения. Человеческое сознание вообще склонно к олицетворению: человек как бы уподобляет себе окружающие его явления и предметы. Даже в обычной речи мы, сами того не замечая, употребляем выражения, как бы олицетворяющие природу: «солнце село», «ручей бежит», «ветер разогнал тучи», «небо нахмурилось». В народной поэзии, в сказках предметы неживой природы ведут себя, как люди, разговаривают человеческим голосом. Нередко мы встречаем это и в художественной литературе. Хотя поэтическое олицетворение надо, конечно, отличать от религиозного, но между ними есть и много общего.

В суеверном сознании древних людей олицетворяться могло что угодно, и прежде всего явления окружающей природы. «Силы природы,— писал Энгельс,— представляются первобытному человеку чем-то чуждым, таинственным, подавляющим. На известной ступени... он осваивается с ними путем олицетворения. Именно это стремление к олицетворению создало повсюду богов» К Такие олицетворения — особенно грозных, разрушительных сил природы, которых человек боялся,— известны в религиях многих народов. У туземцев Андаманских островов разрушительный юго-западный муссон олицетворялся в образе могучего бога Пулуга. У семангов полуострова Малакки гроза олицетворялась в образе небесного существа Карей. У древних египтян знойный губительный ветер пустыни олицетворялся в образе злого бога Сета. Подобные олицетворения сохранились доныне и у европейских народов. Русские крестьяне верили, что, когда гремит гром, это Илья-пророк по небу катается. Немецкие крестьяне думали, что гроза — это дикий охотник, несущийся по небу со сворой собак. Олицетворяются и земные, более или менее опасные для человека явления природы: в русских народных верованиях — дремучий лес (леший), опасный омут, река (водяной) и пр.

Олицетворялись не одни явления природы, но и явления сна, смерти и пр.— в этом Тэйлор и его сторонники были правы. Однако эти олицетворения не играли сколько-нибудь значительной роли в религии, в том числе и в первобытной. Олицетворялись также болезни — один из опаснейших врагов человека, и эти олицетворения занимали более видное место в религии, хотя и не у всех народов; на ранней ступени развития болезнь представлялась скорее как какая-то материальная вещь, попавшая в тело человека (по аналогии с наконечником копья или стрелы, засевшим в ране), и знахарь должен ее удалить (такие представления отмечены у австралийцев, у калифорнийцев и др.). У более развитых народов болезнь объяснялась нередко как похищение души больного каким-нибудь враждебным духом; такие поверья известны у народов Северной Америки и Северной Азии. У многих народов Европы, Кавказа олицетворялась сама болезнь: в старых русских народных верованиях болезни — это Лихорадки, Трясовицы и т. п., обычно представляющиеся как злые и безобразные женщины. Их называли по именам: Знобуха, Желтуха, Ломуха, Простудна и др.— по симптомам болезни. Народы Кавказа олицетворяли оспу, относясь к ней с суеверным почтением и страхом, принося ей жертвы. В сохранении этих древних поверий повинны в значительной мере и социальные причины: медицинская помощь была до революции недоступна для широких масс трудящихся, особенно для крестьян.

Олицетворялись и явления, связанные со смертью. Но не всяких умерших обычно боялись, а лишь тех, кто внушал к себе страх при жизни, особенно злых колдунов, жестоких и властных начальников, а также тех, кто погиб какой-нибудь особой, необычной, жуткой смертью: таковы самоубийцы, утопленники, убитые. У очень многих народов такие покойники считались сугубо опасными. У русских крестьян они назывались нечистыми, заложными, мертвяками. Этот страх приводил к вере в привидения, в вампиров-упырей, выходцев из могилы, которые бродят по ночам и вредят живым. В религиозных верованиях многих народов эти фантастические образы оживших мертвецов, упырей, привидений занимают видное место.

Более развитая форма олицетворения порождает мифологию. Миф — это не отдельный олицетворенный образ, а целый рассказ, где различные явления неживой природы, а также животные, иногда даже отвлеченные понятия действуют и разговаривают, как люди. Миф зачастую похож на сказку, иногда одно от другого даже трудно отличить. Но миф всегда заключает в себе объяснительный мотив: при помощи мифа древние люди пытались как-то осмыслить окружающие их явления. Мифы бывают очень различные. Так, у австралийцев записаны элементарные мифы о животных и их особенностях. Вот содержание одного из них: лягушка хотела отравить игуану (ящерицу), но та спряталась от нее, прорыв ход в дне реки (миф объясняет, почему игуана роет ходы в землю). Вот другой миф: летучая мышь, заглянув в дупло дерева, наткнулась глазом на сучок (объяснение того, что летучая мышь слепа, то есть не видит днем). В этих примитивных мифах еще нет никакой религии. У более развитых народов известны сложные мифы о происхождении мира и человека, в них фигурируют «культурные герои» (учредители обычаев, создатели культуры), великие духи, боги. Такие мифы, составляющие уже содержание религиозных верований, записаны у островитян Полинезии, у народов Центральной Америки, у древних греков, у древних германцев. Такие мифы вошли и в иудейско-христианскую Библию: рассказы о сотворении богом мира и первых людей, о наказании этих людей и изгнании их из рая, о всемирном потопе. В евангельских повествованиях о жизни, смерти и воскресении Иисуса Христа тоже много элементов мифологии, но уже неузнаваемо измененной; возможно, что и основу евангельского рассказа составляет культовый миф, то есть миф, созданный в обоснование какого-то религиозного ритуала с человеческим жертвоприношением.

Отмеченные элементы религии никогда не существовали в чистом виде. Вопреки взглядам некоторых буржуазных исследователей, никогда не существовало ни особой чистой анимистической, ни фетишистской, ни магической, ни мифологической религии. Все эти виды верований присутствуют, хотя и в разных пропорциях, в каждой религии.

Каковы же были формы первобытной религии в их более конкретном виде и как менялись они в ходе развития первобытнообщинного строя?

Одной из древнейших форм первобытной религии был так называемый тотемизм. Он зародился несомненно уже в эпоху верхнего палеолита и сохранился до наших дней у некоторых народов, особенно у австралийцев. Слово «тотем» взято из алгонкинского языка (племени оджибвеев) Северной Америки. Это слово означает буквально «его род». Тотемизм—одна из самых странных на первый взгляд форм верований. Это вера в то, что группы людей (роды) связаны особым сверхъестественным родством с определенными видами животных или растений, изредка — с иными материальными предметами. Эти животные, растения, вещи и являются тотемами того или иного человеческого рода; род носит имя своего тотема (род Орла, род Лягушки, род Змеи и пр.), верит в свое происхождение от данного животного, члены рода не могут убивать его и употреблять в пищу, однако в определенный момент, раз в год, при исполнении священного обряда, они, напротив, торжественно вкушают мясо своего тотема. Цель подобных обрядов — так называемых «интичиума» — магически заставить данное животное размножаться. Помимо этих магических обрядов устраиваются священные обряды-инсценировки, в которых драматически разыгрываются мифы о тотемических предках.

Как могли появиться подобные загадочные для нас верования? По этому поводу было высказано много разных догадок. О тотемизме выросла целая литература. Советская наука, исходя из общих принципов понимания первобытной религии, пользуясь также и наиболее ценными результатами исследований буржуазных авторов, нашла ответ на вопрос о корнях тотемизма.

Первобытные родовые общины, жившие охотничьим бытом, не знали никаких форм общественных связей, кроме кровнородственных. Люди считали друг друга отцами, старшими братьями, сыновьями, сестрами, женами, мужьями и пр., в зависимости от возраста, пола и родовой принадлежности, и термины эти употреблялись не в индивидуальном смысле, как у нас, а в групповом. Эти привычные для них кровнородственные отношения они переносили на внешнюю природу, от которой они чувствовали себя зависимыми, и особенно на животных, которые служили для них и пищей, и подчас были опасными врагами. Один род считал какую-нибудь ящерицу своим отцом, предком, другой род — дикую собаку, третий— ворону, быть может, потому, что то или иное животное чаще встречалось в местности, где кочевал данный род. Постепенно были введены тотемические запреты, развились обряды размножения и пр. Когда ранний материнско-родовой строй распался, порожденный им тотемизм тоже исчез. В пережиточной форме тотемические верования известны в религиях народов Океании, Америки, Африки, но и там они уже утратили первоначальное значение и переплелись с другими, более поздними формами религии. Однако и в современных религиях сохранились отголоски тотемиче-ских представлений и обрядов. Таков, например, христианский обряд (или таинство) причащения — вкушение тела и крови божества, агнца (Иисуса Христа); вероятно, это была некогда тотемическая трапеза.

К числу древнейших религиозных верований относятся и те, которые связаны со смертью и с умершими. Хотя хоронить своих умерших древние люди начали не из религиозных побуждений, но постепенно и к умершим стали относиться с суеверным страхом или с суеверным почтением, особенно к тем, кто и при жизни внушал к себе почтение или страх: к главарям общин, к выдающимся воинам, к колдунам и колдуньям, к шаманам, позже — к вождям, к королям.

Тела таких умерших стали наделять сверхъестественными свойствами: верили, что мертвец может вставать из могилы, приходить к живым; позже стали представлять себе дело так, что по смерти из тела человека выходит душа, которая становится самостоятельным существом — духом или демоном. Возникла вера и в особый воображаемый мир духов, тот свет, куда души умерших направляются после смерти. Этот загробный мир одни народы представляли себе под землей, другие— под водой, либо на далеком острове, либо на небе. Там души будто бы продолжают вести ту же жизнь, как на земле, особенно если оставшиеся в живых родственники и друзья заботятся о них, «кормят», поминают их. Постепенно, отчасти в связи с такими поверьями, стали усложняться и сами погребальные обряды, особенно при погребении вождей, шаманов, царей и прочих выдающихся в племени людей: с ними клали в могилу пищу, нужные вещи, оружие, позже стали убивать и класть в могилу коней, а также рабов и рабынь, чтобы их господину было хорошо на том свете.

Гораздо позже, когда углубилось классовое расслоение и обострилась классовая борьба, в некоторых религиях стало укрепляться представление о том, что за гробом человека ожидает воздаяние: злые люди, грешники будут там наказаны, попадут в ад, а добрые, покорно терпящие страдания — будут вознаграждены, получат блаженство в раю. Этим учением о загробном воздаянии, об аде и рае, жрецы и священники хотели утешить страдающие и угнетенные народные массы, отвлечь их от борьбы за свои права и запугать всех недовольных, восстающих против социальной несправедливости, против классового гнета. Учение о рае и аде стало одной из важнейших составных частей современных религий: христианства, ислама, иудаизма, буддизма. Так изменились первобытные религиозные представления, связанные с погребальным культом.

Древнейшие формы религии, возникшие в отдаленную эпоху первобытнообщинного строя, сохранялись и в более поздние времена, меняя свой вид, вплетаясь в более сложные верования, проникаясь новым содержанием.

Говоря об элементах первобытной (и всякой) религии, надо сказать собственно о культе. Под культом (от лат. «colere» — «возделывать», «ухаживать», «чтить») разумеются всевозможные религиозные действия: обряды, церемонии. В более узком смысле термин «культ» (или «умилостивительный» культ) обозначает такие обряды, которые направлены на умилостивление высших существ, в отличие от магических обрядов, цель которых— принудительное воздействие на материальную природу. Культ принимает самые различные формы: от простейших жестов адорации (воздевание рук, коленопреклонение и пр.) до сложных многодневных церемониалов с участием многих людей.

Одним из существенных элементов культа является жертвоприношение. Оно имеется налицо во всех религиях и тоже выступает в самых разных формах: от самых простых (например, брызганье в огонь нескольких капель из чаши в жертву огню, прежде чем начать пить) и вплоть до самых сложных, разорительных и жестоких (кровавые, в том числе человеческие, жертвоприношения). По поводу происхождения жертвоприношений выдвигались разные предположения и теории. Церковники и фидеисты видят в них проявление покорности и благоговения человека перед богом. Буржуазные атеисты XVIII в. видели в жертвоприношениях просто вымогательство и обман со стороны жрецов в корыстных целях. Сторонники анимистической теории выводили жертвоприношения из обычая кормить покойников. Английский историк религии Робертсон Смит и его последователи доказывали, что основной смысл жертвоприношения— общая родовая трапеза, скреплявшая единство рода и единение его с божеством. При этом вначале приносили в жертву самого бога в виде животного, которого убивали и съедали.

Все эти теории односторонни. На самом деле в происхождении жертвоприношений играли роль разные мотивы: и стремление задобрить и умилостивить сверхъестественные силы; и оставление покойнику пищи, одежды, оружия из суеверных побуждений; и обрядовое снятие табу (запрета) с первинок, прежде чем начать их потреблять; и стремление магически очиститься от скверны и ряд других. В классовом обществе, когда жрецы стали частью господствующего класса, жертвоприношения в их руках превратились в средство наживы и в орудие запугивания верующих, особенно человеческие жертвоприношения, умерщвление пленных: рабов и др.

По мере усложнения культа и в связи с развитием самой общественной жизни создавались и специальные культовые места. У самых отсталых народов искусственных святилищ еще нет: например, у австралийцев религиозные обряды совершаются вблизи естественных тайников, в местах, освященных мифами; там хранятся священные чуринги, туда запрещено даже приближаться непосвященным. У оседлых, земледельческих народов встречаются уже зачатки святилищ: это мужские дома (как у меланезийцев), места погребения вождей (у полинезийцев), хижины фетишей (в Африке).

В классовом обществе появляются храмы — обычно внушительные здания, часто прекрасной архитектуры, со статуями богов и пр., рассчитанные на то, чтобы поразить воображение верующих. Храмы становятся центрами религиозной, а иногда и экономической и политической жизни: в рабовладельческих и феодальных государствах храмы (точнее — храмовые жрецы) владели огромными богатствами, землями, рабами, крепостными, вели торговые и ростовщические операции, часто оказывали значительное влияние на политику.