Со времени появления на свет идей научного коммунизма и по сей день буржуазия прилагает отчаянные усилия, чтобы изобразить коммунистов как разрушителей морали: отрицая существование бога, проповедуя атеизм, коммунисты будто бы отрицают и мораль.

Проповедники религии твердят, что религия — единственная основа морали. По их уверениям, без веры в бога, без постоянного чувства ответственности перед всевышним теряют смысл все нравственные понятия — совесть, долг, честь, добродетель и т. д. Кто не верит в бога, у того якобы не может быть ничего святого, достаточно авторитетного, с чем он мог бы всерьез считаться, тот лишен нравственной силы, которая побуждала бы его к добру и удерживала бы от зла. Кроме того, только страх перед судом божьим может, говорят они, держать человека в определенных рамках поведения, повседневно контролировать его поступки.

Господствующие классы в течение всей истории эксплуататорского общества рассматривали религию и мораль как нечто неразрывное, друг без друга немыслимое. Идеологи современной буржуазии, как и средневековые «отцы» церкви, употребляют эти два слова как синонимы, уверяя, что быть нравственным — значит непременно верить в бога, а верить в бога — значит быть нравственным. Кто же не верит в бога, тот, по их утверждению, заведомо безнравственный человек.

Каково же действительное взаимоотношение религии и морали? Есть ли в подобных утверждениях хотя бы доля истины?

Мораль — это одна из форм общественного сознания, отражающая исторически сложившиеся нормы поведения людей. Специфическая общественная роль морали заключается в оценке поведения человека, в регулировании его поступков. Если право представляет собой совокупность писаных законов, охраняемых силой принуждения, то мораль — это совокупность неписаных законов и именно исторически сложившихся правил поведения, охраняемых исключительно силой общественного мнения.

Важнейшими категориями нравственности являются добродетель, справедливость, честь, совесть, долг и т. п. В соответствии с этими категориями одни поступки людей рассматриваются как добродетельные, справедливые, честные, другие — как дурные, несправедливые, нечестные. Первые достойны похвалы, поощрения, подражания и оцениваются как нравственные; вторые достойны осуждения и оцениваются как безнравственные. Нравственным всегда считалось и считается все то в поведении человека, что приносит добро и направлено против зла.

Однако это вовсе не значит, что мораль — нечто нады-сторическое, внеклассовое. Несмотря на то что в качестве мерила нравственности выступают одни и те же категории, оценка тех или иных поступков в разные исторические эпохи или даже в одну и ту же эпоху, но разными классами далеко не одинакова, а нередко и прямо противоположна. Все дело в том, что сами эти категории не являются вечными. Нравственно все то, что справедливо, честно, добродетельно. Это — бесспорно. Но что справедливо, а что нет, что благо, а что зло, что честно, а что нечестно — далеко не простой и не бесспорный вопрос.

В наше время, например, вызовет всеобщее возмущение всякий, кто потребует физического уничтожения людей, потерявших способность к труду и не имеющих возможности возмещать затрат, идущих на их содержание. Но ведь в свое время это было нормой, утвердившимся правилом. В первобытном обществе потерявших способность к труду не только убивали, а и нередко поедали. Столь жестокая практика была обусловлена тем, что в силу крайне низкой производительности труда каждый член общества был в состоянии производить не больше, чем требовалось для собственного потребления и в лучшем случае — для прокормления малолетних детей. Каждый нетрудоспособный ложился непосильным бременем на плечи первобытного коллектива. Поэтому уничтожение нетрудоспособных никого не возмущало и уж во всяком случае не считалось преступлением.

Но подобные расхождения в оценке тех или иных действий и поступков относятся не только к людям разных эпох. В одну и ту же историческую эпоху разные классы оценивают далеко не всегда одинаково, что благо и что зло, что честно, а что нет. Рабочие и капиталисты по многим весьма важным вопросам общественной жизни придерживаются не только не одинаковых, а и прямо противоположных взглядов. Например, благо или зло частная собственность на средства производства, справедливо ли разделение общества на имущих и неимущих, целесообразно ли капиталистический строй заменить социалистическим — по всем этим и подобным им вопросам мы напрасно стали бы ожидать единства взглядов между капиталистом и сознательным рабочим.

Рабовладелец считал вполне нормальным, справедливым, что рабы были лишены всех человеческих прав и приравнены к скоту. Крепостнику-помещику казалось кощунственной всякая попытка крепостных крестьян к своему освобождению. Капиталист считает своим бесспорным правом, непререкаемой справедливостью из своей собственности извлекать сверхприбыль, беспощадно эксплуатируя, обкрадывая рабочего и его семью. Всякий сознательный рабочий не может мириться с этим и считает высшим долгом вести против этого священную, непримиримую борьбу. Как видно, нет и не может быть вечных, одинаково приемлемых для всех понятий добродетели, справедли вости, чести, совести, долга и т. д. Люди разных эпох, и тем более представители разных классов, вкладывают в эти понятия разный смысл.

Это значит, что мораль, или нравственность, носит ярко выраженный исторический и классовый характер. В классовом обществе она оправдывает и защищает интересы того или иного класса, ее принципы и поучения выражают отношения людей к своему классу, к своей партии, а также к враждебным классам и партиям. В категориях и понятиях нравственности отражаются те экономические условия, в которых живут люди, общественные классы, и вытекающие из этих условий интересы и устремления.

Но что представляет собой религиозная мораль? Является ли она каким-либо исключением из общего правила? В каком соотношении ее принципы и поучения находятся с интересами и устремлениями тех или иных классов, а значит, с нормами и требованиями их морали?

Религиозная мораль — это те нравственные принципы и нормы поведения, которые следуют из религиозного объяснения мира, из религиозного понимания сущности и смысла человеческой жизни.

При оценке поведения людей религиозная мораль пользуется теми же нравственными категориями, что и мораль светская. Ее особенностью является, однако, то, что эти категории она объявляет сверхъестественными, предписанными свыше, данными из внечеловеческого, божественного начала. Что благо и что зло, что честно, а что нет и т. п.— это, согласно религии, раз и навсегда установлено богом и человеку неподсудно. Поэтому с религиозной точки зрения нравственно все то, что соответствует воле бога, и наоборот, что воле бога не соответствует— безнравственно. Ссылка на волю бога как на единственный критерий нравственности — вот особенность религиозной морали.

В действительности религиозная мораль имеет столь же земное содержание, как и светская. Она вовсе не дана откуда-то свыше, а порождена и поддерживается определенными условиями земной жизни. В религиозном нравоучении в фантастической религиозной форме отражаются те нормы поведения, которые в ходе повседневной жизни сами собой, объективно сложились в данном обществе. Самые обыкновенные земные требования и интересы людей, определенных классов облекаются в форму неземных, божественных предписаний.

Энгельс писал, что всякая религия является фантастическим отражением в головах людей господствующих над ними внешних сил, отражением, в котором земные силы принимают форму неземных. В религиозной морали исторически сложившиеся нормы поведения людей находят в силу определенных общественных условий фантастическое отражение в виде внеисторических, сверхъестественных, якобы от бога данных предписаний. Под видом якобы вечных, от бога данных заповедей и наставлений религии выступают исторические, светские, классовые понятия и нормы морали.

Защитники и проповедники религии всегда твердили и твердят поныне, что религия — общечеловеческое достояние, что единственное назначение и цель религии — направлять людей на путь истинный, не разделяя их на классы или сословия, не различая имущих и неимущих. Перед богом все равны — вот одна из наиболее громких фраз религии.

В действительности религиозная мораль вовсе не безразлична к интересам классов, не стоит в стороне от классовой борьбы. Более того, нравственные поучения религии в классовом обществе ставятся целиком на службу классовым интересам, санкционируют такие нормы поведения, которые укрепляют господство одних классов над другими.

Выдвигая в качестве критерия нравственности волю бога, проповедники религиозной морали оставляют в тени тот факт, что от имени бога говорят люди, и именно те, кто помимо всех прочих привилегий пользуются и привилегией истолковывать волю бога. Воля бога на деле всегда была волей господствующего класса.

Правда, в религиозной нравственности, хотя бы в искаженном виде, отражаются и нужды угнетенных классов, трудящихся. Нельзя забывать, что религия находит себе место прежде всего в сознании тех, кто наиболее порабощен и более всего нуждается в утешении,— в сознании эксплуатируемых масс. В бессилии эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами В. И. Ленин видел главную причину веры в бога в классовом обществе. Поэтому нужды и чаяния трудящихся не могли не найти в религии, в религиозном нравоучении своего отражения.

Однако нравоучения всех современных религий сформировались под определяющим воздействием идеологии господствующих классов, которая на протяжении всей истории классового общества была и остается господствующей идеологией. Нравственные принципы и требования религиозной морали формировались и истолковывались не трудящимися, а идеологами господствующих классов, каковыми были «отцы» и законодатели церкви. В результате требования и нормы религиозной морали оказываются не чем иным, как требованиями и нормами морали господствующих классов, подминающими под себя и извращающими все то, что идет от трудящихся, от народа. Религиозная мораль оказывается всего лишь одной из форм выражения морали господствующих эксплуататорских классов.

Господствующие эксплуататорские классы в силу своего положения в обществе вынуждены пользоваться ширмой, скрывать истинный смысл своей морали. Они не могут открыто признать тот факт, что проповедуемые ими нормы морали преследуют не благо всего человечества и даже не благо большинства, а узкоклассовые, эгоистические интересы меньшинства. Признать это — значит противопоставить себя большинству общества, а это невыгодно и даже опасно для них. Эксплуататорским классам и их идеологам нужна религия, вера в бога для того, чтобы прикрывать свои антинародные интересы, чтобы под видом религии выдавать свою мораль за общечеловеческую, единственно возможную, от бога данную.

Таким образом, за принципами религиозной морали скрываются принципы светской морали, и главным образом морали господствующего класса. Хотя религиозная мораль и ссылается на волю бога, на предписания свыше, ее нравственные законы не содержат в себе ничего неземного, надысторического, внеклассового. В рабовладельческом обществе религиозная мораль служила прикрытием исторического и классового содержания рабовладельческой морали, в феодальном — феодальной, в капиталистическом — буржуазной.

Призывы к добру, справедливости, честности и т. д., которыми переполнены религиозные нравоучения, нисколько не меняют дело, ибо, во-первых, все эти возвышенные понятия, как уже было отмечено, весьма изменчивы, относительны, а во-вторых, религия, находясь на службе у господствующих эксплуататорских классов, вкладывала в эти понятия, как правило, как раз тот смысл, который был угоден эксплуататорам. Всем содержанием своих нравоучений религия состоит на службе общественного строя, основанного на порабощении и эксплуатации трудящихся.

Марксизм-ленинизм разоблачает вымысел о надысто-рическом, внеклассовом содержании морали, в том числе и морали, выступающей от имени бога. Принципы морали устанавливаются на земной основе, и именно на основе условий материальной жизни данного общества, данного класса. Религиозная мораль не является каким-либо исключением. Она порождена определенными историческими условиями и, как всякая идеология, в классовом обществе является классовой.

Что же касается утверждений, будто вера в бога — ничем не заменимая нравственная сила, побуждающая к добру и не позволяющая творить зло, то по этому поводу можно и должно сказать лишь следующее.

Жизнь учит, что самая искренняя вера в бога слишком слабая помеха для недостойного поведения и даже преступлений. Практически даже наиболее набожные люди в своих поступках в первую очередь считаются с людьми, с общественным мнением, а не с богом. В высшей степени прав был французский атеист XVIII в. Поль Гольбах, когда писал: «Самые религиозные люди часто оказывают большее уважение лакею, чем богу. Иной человек, твердо верящий, что бог все видит, все знает и всюду незримо присутствует, позволяет себе наедине такие поступки, на которые он никогда не решился бы в присутствии последнего из смертных» !.

Это и понятно. Человек со всеми своими чувствами, мыслями, желаниями, взглядами — продукт окружающих условий жизни, общественного бытия. Его сознание является отражением всего того, что его окружает, что имеет в его жизни реальное значение. Верующий в бога не хуже неверующего знает, что, сколько бы он ни молился, блага, необходимые для жизни, не упадут с неба. Сама жизнь учит и даже принуждает считаться в первую очередь не с богом, а с окружающими реальными условиями, в том числе с окружающими людьми. Каким бы глубоко верующим человек ни был, но и он, вопреки своим религиозным убеждениям, согласует свои поступки прежде всего с тем, что необходимо для реальной жизни, а потом уже думает о вымышленном царствии небесном. Надежды на царствие небесное способны лишь мешать и действительно мешают человеку в его земных делах, поскольку они отвлекают от этих дел, но они не могут заставить его полностью игнорировать те требования, которые ставит перед ним жизнь, не соблюдать тех правил поведения, которые возникают, устанавливаются на основе этих требований.

Вот почему даже для наиболее религиозного человека суд людской, общественное мнение практически куда более действенны и авторитетны, чем так называемый «суд божий». В практической повседневной жизни верующие не очень-то стесняются бога, и если кто-либо из них решается на преступление или позволяет себе просто неприличный поступок, он оглядывается, нет ли поблизости кого-либо из людей, и меньше всего оглядывается на бога, хотя и верит, что бог все видит и что от него ничего не скроешь.

История человеческого общества свидетельствует, что религия нисколько не мешала и не мешает творить зло, совершать порой самые кошмарные преступления. Более того, бесчисленное множество зла и преступлений совершено с именем бога в душе и обращенной к нему молитвой на устах. В этой связи нельзя не вспомнить хотя бы позорную деятельность католической инквизиции. Сколько человеческих жизней она загубила, сколько людей замучила, сожгла на кострах! Среди уничтоженных ею людей было немало великих ученых своего времени, мужественных борцов за истину, за счастье человечества. Религия не только не предостерегала от этих преступлений, а, напротив, благословляла их «во имя бога».

Да и может ли вера в бога удерживать от преступлений и тем более от недостойных поступков, если, согласно самой же религии, всякий грех можно замолить? Бог, как твердит церковь, бесконечно добр, милостив. Достаточно с усердием помолиться, чтобы освободиться от греха. В средние века католическая церковь узаконила даже торговлю так называемыми индульгенциями — отпущениями грехов. По учению самой же церкви, от грехов, оказывается, можно легко откупиться. Чего же стоят тогда разговоры о том, что вера в бога — это огромная сила, удерживающая от недостойного поведения, от преступлений! Наоборот, раз от греха можно откупиться, раз его можно замолить, то религия как бы ободряет и подталкивает тех, кого тянет на преступление, подсказывая, что с богом всегда можно договориться.

Церковь, к собственной выгоде, придает исключительное значение догмату искупления. Она откровенно проповедует идею, что самым важным в жизни человека является признание своей греховности, раскаяние перед богом, покаянная молитва. Гораздо лучше, праведнее, угоднее богу грешить, но «искренне» раскаиваться, чем не грешить и не раскаиваться. Церковь весьма откровенно отдает предпочтение тем, кто хотя и грешит, но кается, по сравнению с теми, кому и каяться не в чем. В евангелиях есть прямое указание от имени сына божьего Иисуса Христа: «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии».

Обращение к богу — молитва чаще всего посвящена тому, чтобы очиститься от греха или, более того, получить от бога санкцию на преступление. Это ярко отражено в реалистических художественных произведениях. В частности, в романе А. М. Горького «Фома Гордеев» описана такая картина:

«Приехав на пароход во время молебна, Фома стал к сторонке и всю службу наблюдал за купцами.

Они стояли в благоговейном молчании; лица их были благочестиво сосредоточены; молились они истово и усердно, глубоко вздыхая, низко кланяясь, умиленно возводя глаза к небу. А Фома смотрел то на того, то на другого и вспоминал то, что ему было известно о них.

Вот Луп Резников — он начал карьеру содержателем публичного дома и разбогател как-то сразу. Говорят, он удушил одного из своих гостей, богатого сибиряка... Зубов в молодости занимался скупкой крестьянской пряжи. Дважды банкротился... Кононов, лет двадцать назад, судился за поджог, а теперь тоже состоит под следствием за растление малолетней. Вместе с ним — второй уж раз, по такому же обвинению — привлечен к делу и Захар Кириллов Робустов — толстый, низенький купец с круглым лицом и веселыми голубыми глазами... Среди этих людей нет почти ни одного, о котором Фоме не было бы известно чего-нибудь преступного...

«Притворяются»,— восклицал про себя Фома. А стоявший обок с ним горбатый и кривой Павлик Гущин, не так давно пустивший по миру детей своего полоумного брата, проникновенно шептал, глядя единственным глазом в тоскливое небо:

—Го-осподи. Да не яростию твоею обличиши мене, ниже гневом твоим накажеши мене...

И Фома чувствовал, что человек этот взывает к богу с непоколебимой, глубочайшей верой в милость его...

Все это врезалось в память Фомы, возбуждая в нем недоумение пред людьми, которые, умея твердо верить в милость бога, были так жестки к человеку».

Нарисованная великим художником картина до предела убедительна и правдива. Благочестивая набожность сама по себе не помеха для того, чтобы вести бесчестную, безнравственную жизнь. Если верующий человек является честным, ведет достойный образ жизни, то это вовсе не значит, что он является таковым благодаря своим религиозным взглядам. Нет, он является таковым по тем же причинам, что и всякий честный неверующий человек. Вера в бога ничего не прибавляет к его честности, хотя, может быть, он сам и не сознает этого и относит свои достойные поступки на счет своих религиозных взглядов.

Там, где у власти стоят эксплуататоры и где церкви принадлежит господствующее положение, самые кошмарные преступления сопровождались и сопровождаются, как правило, молебнами и молитвами. И это имело место не только в прошлом, а имеет место и сейчас. В этом отношении особенно показательна деятельность современных поджигателей войны.

Что может быть более преступным и, казалось бы, более греховным, чем убийство миллионов людей? Можно было бы ожидать, что тот человек, который верит в бога, должен отдать все силы, а если нужно, и жизнь, чтобы предотвратить такое всемирное бедствие, как современная война. А между тем кого мы видим среди поджигателей войны? Чаще всего глубоко набожных людей. Таким был, например, Гитлер. Он не ел мяса, так как считал, что убивать животных — грех. Но он же убийца миллионов людей, в том числе стариков, женщин, детей! Идя на это преступление, он не побоялся бога, в которого верил твердо и непоколебимо.

Известно, что и в наше время в буржуазных странах немало набожных людей, правоверных христиан, сопровождающих ссылками на бога и христианские нравственные принципы свои многочисленные призывы к войне против социалистических стран, к усилению гонки вооружений, к закабалению других народов. Казалось бы, все христиане должны звать людей к миролюбию, к разоружению, к борьбе против империалистической системы эксплуатации и истребления человека человеком. На деле поджигатели войны, часто ссылаясь на христианские принципы, вместе с тем прилагают все усилия к обострению международной напряженности, стремятся продлить состояние «холодной войны», чтобы при случае развязать новую войну, которая причинила бы невиданные разрушения целым странам, превратила бы в развалины крупнейшие центры мирового производства и мировой культуры, принесла бы гибель и страдания сотням миллионов людей.

Спрашивается, чего же стоит в таком случае чувство ответственности перед богом? Если вера в бога не может остановить даже перед таким преступлением, как массовое истребление человеческих жизней, то как же можно говорить о ней как об основе морали?! Страх божий, как видно, слишком слабая помеха в том, чтобы удерживать кого бы то ни было от зол и преступлений. Если поджигатели войны все же не решаются развязать войну, го это объясняется отнюдь не тем, что они боятся бога, а тем, что они боятся гнева народов. Они беспокоятся в данном случае не за свои дела в будущем загробном мире, хотя многие из них верят в существование этого мира, а за свою судьбу в земной жизни.

Такова цена веры в бога и чувства ответственности перед ним как основы морали.

Но ведь и это еще не все. Мало того, что религия, вера в бога слишком ненадежная преграда перед аморальными и даже преступными поступками, она всеми своими нравоучениями оправдывает и защищает самую отвратительную, существующую веками несправедливость— порабощение и эксплуатацию трудящихся, проповедует такие нормы поведения, которые поддерживают эксплуататорский строй и идут на деле не на благо, а во зло подавляющему большинству человечества — трудящимся. Значит, религия не только не основа морали, а и более того, она безнравственна.