Со времени своего возникновения сектантство претерпело значительную эволюцию, менялся и классовый состав религиозных общин, и существенные моменты вероучения. Первоначально сектантская идеология в России была тесно связана с социальными требованиями крестьянских масс.

Типичным примером в этом отношении может служить одна из ранних русских сект — хлысты. Возникла секта среди оброчных крестьян в конце XVII в. Ее характерной чертой был аскетизм, имевший ярко выраженную классовую основу — осуждение мира эксплуатации. Хлысты отказывались от «мирского» наслаждения, которое в их глазах было непременным атрибутом жизни крепостников. Наиболее уродливую и противоестественную форму этот аскетизм получает среди последователей скопчества, развившегося из хлыстовщины.

Противопоставляя свой аскетический образ жизни окружающему «греховному» миру, сектанты организуют общины единоверцев, где стремятся жить в полном соответствии со своим учением. Неумолимые законы общественного развития, однако, неизбежно приводят к расслоению внутри общин, к выделению зажиточной верхушки, которая использует сектантскую организацию для эксплуатации «людей божиих».

Возникновение имущественного неравенства сопровождается перерождением сектантской идеологии. Элементы былого социального протеста все более и более выветриваются, их сменяет лозунг примирения с гнетом, на первый план выдвигается проповедь религиозного самоусовершенствования, как единственного средства переделки мира. Но поскольку социальные причины возникновения сектантства сохраняются, то внутри самих сект происходят расколы, возникают новые секты. Со временем обнаруживалась и их полная неспособность в какой-то мере повлиять на ход общественного развития, избавить крестьян от угнетения и социального зла.

Таков исторический путь дореволюционного сектантства: от простейшей, неосознанной формы демократического протеста до перерождения в организацию буржуазную по своей классовой сути, оправдывающую классовый гнет. К XIX в., например, плебейский аскетизм хлыстов сменяется буржуазной бережливостью, терпит крах мелкобуржуазная утопическая программа сект молокан и духоборов, которые появились в России в середине XVIII в. Имущественное неравенство раздирает изнутри меннонитские общины.

Жизнь, таким образом, выявила полную иллюзорность сектантского пути реформирования общества, уводившего крестьян от открытой политической борьбы, которая только и могла принести народу освобождение. Революционные элементы крестьянства постепенно осознают ошибочность сектантского пути и порывают с религиозными общинами.

Во второй половине XIX в. в России все большее распространение получают секты, первоначально возникшие на Западе. Это баптисты, родственные им евангельские христиане и адвентисты. Ко времени появления на русской почве секты эти уже прошли длительный период развития и сложились в церкви протестантского характера. Они принесли в Россию разработанную в деталях догматику, строгую организацию, опытные кадры миссионеров и обширную литературу. По своей классовой сути они стали проводниками политической позиции либеральной буржуазии, поддерживающей самодержавие против революционных масс.

Со второй половины XIX в. в России стало бурно развиваться пролетарское движение, которое указывало действительный путь разрешения классовых противоречий, воочию выявляло ложность сектантских учений. Религиозное сектантство все более обнаруживало свою реакционность, а его лидеры все более и более враждебно относились к революционному движению, особенно к социал-демократической партии.

Борясь против самодержавия, большевики стремились использовать и поддержать всякое проявление демократического протеста против царизма, вырвать массы из-под влияния либерально-монархических идей, ««продиктовать положительную программу действий» и волнующимся студентам, и недовольным земцам, и возмущенным сектантам, и обиженным народным учителям»1. Рассматривая сектантство в ряде проявлений как выражение демократического протеста против самодержавия, большевики считали необходимым работать среди сектантов. Этому вопросу был посвящен доклад В. Д. Бонч-Бруевича «Раскол и сектантство в России» на II съезде РСДРП, по которому была принята предложенная В. И. Лениным резолюция, обращавшая «внимание всех членов партии на работу среди сектантства, в целях привлечения их к социал-демократии». Речь шла, разумеется, не о каком-либо союзе с религиозными идеями, а о том, чтобы поддержать имеющиеся среди сектантов демократические элементы, помочь им порвать с этими религиозными идеями. При этом большевики строго дифференцированно подходили к различным слоям сектантов, обращая особое внимание на участвующие в движении «массы крестьянской бедноты, стоящей на грани полной пролетаризации»!, и борясь против влияния среди них либерально-буржуазных идей, «умеренных» течений и вредоносных толстовских идей непротивления злу.

Революция 1905 г. как бы подвела итог большому этапу в развитии русского сектантства. Напуганные народной революцией, руководители почти всех русских сект бросились уверять монарха в своих верноподданнических чувствах, отмежевываться от революции. Того же они требовали от всех членов сектантских общин. Достаточно напомнить, что лидеры сект баптистов, евангелистов и меннонитов в самый разгар революции обнародовали политическую программу, в которой заявили: «Мы не желаем Учредительного собрания, ибо вопрос о форме верховной государственной власти решен для нас бесповоротно Всероссийским великим земским собором 13 февраля 1613 года и поправлен носителем власти нашей страны (Николаем II.— Ред.)—17 октября 1905 года». С поддержкой царизма выступил тогда и съезд молокан, и другие секты. К тому времени все по-настоящему революционные и демократические народные движения высвободились из-под религиозно-сектантской оболочки, сектантская форма социального протеста окончательно себя изжила. «Было время в истории,— писал В. И. Ленин в 1913 г.,— когда... борьба демократии и пролетариата шла в форме борьбы одной религиозной идеи против другой.

Но и это время давно прошло.Теперь и в Европе и в России всякая, даже самая утонченная, самая благонамеренная защита или оправдание идеи бога есть оправдание реакции».