ПОЛНЫЙ ТЕКСТ СТАТЬИ

Искажение ревизионистами революционной сути марксизма с самого начала было тесно связано с пересмотром фундаментальных положений научного атеизма, принципиальных марксистских оценок религии, ее сущности и социально-политической функции. В. И. Ленин в книге «Государство и революция» указывал, что «будущий историк германской социал-демократии, прослеживая корни ее позорного краха в 1914 году, найдет немало интересного материала по этому вопросу» *. Он писал, что по мере того как социал-демократическая партия «загнивала, становясь все более оппортунистической», она «чаще и чаще скатывалась к филистерскому кривотолкованию знаменитой формулы: «объявление религии частным делом». Именно: эта формула истолковывалась так, будто и для партии революционного пролетариата вопрос о религии есть частное дело!!».

Уже в тот период четко наметились две противоположные линии в отношении религии и церкви: первая— революционная, марксистская линия; вторая — оппортунистическая, принесшая впоследствии огромный урон не только германской социал-демократической партии, но и всему международному рабочему движению.

Для начального этапа ревизии марксизма характерным было стремление размыть марксистскую критику религии, которое сочеталось с отказом от мировоз-зренчески-методологической основы марксизма — от диалектического и исторического материализма. Ревизионисты допускали вневероисповедное состояние и одновременно отрекались от задач партийной борьбы с религиозной идеологией. В области политики это выливалось1 в стремление подчинить рабочее движение интересам буржуазии, которая нуждалась в помощи церкви для укрепления своего господства. Взятая на вооружение ревизионистами идеалистическая теория «этического социализма» призвана была лишить рабочее движение конкретно-исторической цели. «Движение — все, цель — ничто» — такой лозунг выдвинули ревизионисты, превращая социализм в неопределенный, далекий от реальности нравственный идеал. Это открывало простор для сближения социализма с религией, переходящего порой до полного стирания границ между ними.

Правооппортунистические лидеры предали забвению атеистическое наследие К. Маркса и Ф. Энгельса. Показательной в этом отношении стала дискуссия в Социал-демократической партии Германии в 1913 г. по поводу движения за выход из церкви, которое приняло в то время в Германии массовый характер. В ходе обсуждения этого вопроса ревизионист П. Гере требовал сохранить нейтралитет по отношению к этому движению и запретить своим членам вести от имени партии антирелигиозную и антицерковную пропаганду. Однако решительный отпор взглядам П. Гере не был дан. Более того, в работах Э. Бернштейна, К. Каутского, Э. Вандервельде, П. Кампфмейера, О. Бауэра, М. Адлера и других ревизионистов по вопросам религии и отношения к ней социал-демократии умалчивалась марксистская оценка религии. В то же время в них пропагандировались взгляды на религию, заимствованные из буржуазных источников, маскирующих ее действительную сущность. Австрийский социал-демократический деятель М. Адлер, отстаивая тождество общественного бытия и сознания, отрицая разделение философии на материалистическое и идеалистическое направления, горячо пытался «спасти» К. Маркса и Ф. Энгельса от упрека в материализме и этим самым открывал простор дальнейшим фальсификациям отношения марксизма к идеализму и религии. Другой социал-демократ Ф. Адлер, позднее ставший лидером Социалистического рабочего Интернационала, вел откровенную линию на сближение с религией, протаскивая через махизм, по словам В. И. Ленина, «в учителя рабочих прямых философских реакционеров и проповедников фидеизма»3-Французский теоретик социал-демократии Л. Блюм писал, что социализм есть почти религия, так как он якобы применяет к решению социальных проблем религиозные представления.

Религия представлялась ревизионистам важным фактором социального прогресса. Они искажали социальную роль христианства, проповедовали воззрения о высоком назначении религии, которая, дескать, не ослабляет, а укрепляет рабочее движение, усиливает революционный дух рабочего класса. К. Каутский в книге «Социал-демократия и католическая церковь» прямо писал: «Пролетарское стремление к уничтожению классовых различий вполне соединимо с христианским учением Евангелия»4. Лидер бельгийских социалистов Э. Вандервельде также пытался доказать, что социализм несовместим лишь с католическим клерикализмом, что же касается религиозного мировоззрения социалистов, то оно не мешает быть христианином в делах небесных и социалистом в делах земных.

Религиозная аргументация широко использовалась для обоснования ревизионистской концепции социализма. Декларированный нейтралитет в отношении религии был всего лишь прикрытием истинных целей ревизионистов, в чем, например, откровенно признался Э. Бернштейн: «Я вынужден был подчиниться партийной дисциплине, которая требовала от социалиста выхода из церкви. Теперь я бы ни в коем случае не мог так поступить» 5. Это признание выражало не только позицию Э. Бернштейна, но и кредо всего оппортунизма в вопросах религии. Игнорирование принципиальных положений марксистской концепции религии явилось первым шагом правого крыла социал-демократии к полному разрыву с атеизмом.

Крах II Интернационала, явившийся результатом его оппортунистического перерождения, положил начало решительному повороту правых социал-демократов к буржуазному социал-шовинизму и реформизму, который сопровождался не менее решительным поворотом к прислужничеству фидеизму, к открытому союзу с церковью и клерикалами. Порвав идейно и организационно с революционным направлением в социал-демократических рабочих партиях, реформисты стали на путь прямой апологии религии. Прежняя формулировка о религии как о частном деле в 20-х годах хотя и фигурировала в программах социал-демократических партий, но уже со значительными оговорками.

Например, программа Социалистической партии Австрии, принятая в Линце в 1926 году, гласит: «Социал-демократия рассматривает религию как частное дело каждого. Следовательно, социал-демократия борется не против религиозных убеждений и чувств отдельных людей, а борется с церковью и религиозными обществами, которые используют свою власть над верующими для того, чтобы противодействовать освободительной борьбе рабочего класса и тем самым поддержать господство буржуазии»6. Оговорка эта по сути была жалким отражением имеющих место традиционных антиклерикальных настроений рядовых членов партии, которые не могли не учитываться руководителями партии. Однако позитивный взгляд на религию фактически уже был сформулирован. Он послужил основанием для постепенного отказа лидеров социал-демократии и от антиклерикализма.

Сближение идейных и политических позиций реформизма с религией и церковью особенно ' ярко проявилось после окончания второй мировой войны, когда, по справедливому замечанию С. И. Попова, лидеры и теоретики социал-демократии пытались придать своим оппортунистическим догмам «ореол святости», что было своеобразной идейной реакцией на итоги войны, на образование мировой системы социализма 7.

Новые лидеры социал-демократических партий предприняли попытку путем идеологического обновления преодолеть банкротство, которое претерпела их идеология и политика за полстолетия перед лицом роста авторитета международного коммунистического движения — самого влиятельного движения современности. Это обновление они видели прежде всего в пополнении своего идеологического багажа не только новейшими буржуазными концепциями, но и христианскими идеями, различными теологическими построениями. Одновременно они стремились укрепить политический союз с христианскими буржуазными партиями и клерикалами, которые после разгрома фашизма стали играть важную роль на политической арене ряда капиталистических стран Европы.

Показательными в этом отношении являются программные документы Социалистического Интернационала, а также большинства входящих в него партий, принятые в 50-х — в начале 60-х годов. Они ознаменовали новый этап идейно-политической эволюции правой социал-демократии. В этих документах отражен окончательный разрыв с марксизмом, которым вплоть до второй мировой войны еще прикрывался социал-реформизм. В них официально провозглашен отказ от научного социализма, не фигурирует больше и мнимо нейтральная формула «религия — частное дело», а содержится прямое признание религии одним из источников правосоциалистической идеологии, выражена готовность сотрудничать с церковью, клерикалами.

На I конгрессе Социалистического Интернационала, состоявшемся летом 1951 г. во Франкфурте-на-Майне, была принята декларация, которая провозгласила «демократический социализм»- социально-политической доктриной социал-демократических партий. В ней был закреплен не только фактический, но и формальный отказ от марксизма. Здесь же утверждалось, что «для социалистов безразлично, черпают ли они свои убеждения в результатах марксистского или какого-либо иного социального анализа или же в религиозных и гуманных принципах» 8. Такое заявление вовсе не свидетельствовало о нейтралитете в отношении марксизма. Наоборот, все свои стрелы реформисты неизменно направляли и направляют против марксистского учения, в то время как религии делается одна уступка за другой. В специальном заявлении о социализме и религии, принятом на конференции Социалистического Интернационала в 1953 г. в Нидерландах, провозглашается значительная роль религии в создании цивилизаций и этических систем в мире. Особые заслуги признаны за христианством, которое якобы явилось одним из духовных и этических источников социалистической мысли в Европе.

Эти идеи заполнили также программы большинства партий Социалистического Интернационала. Программа австрийских социалистов (1958 г.) подчеркивает, что социализм и христианство как религия любви к ближнему вполне совместимы. Голландская партия труда заявила о том, что религиозные убеждения имеют огромное значение. Программа западногерманских социал-демократов (1959 г.) требует преодолеть «религиозную неосведомленность» партии и выражает готовность к сотрудничеству с церковью на правах свободного партнерства. Такая готовность подкрепляется включением в программу ряда элементов социального учения католицизма. В одном из разделов программы указывается, что «демократический социализм» уходит своими корнями в христианскую этику.

Как бы извиняясь за прошлые антиклерикальные выступления, журнал западногерманской социал-демократической партии «Нойе-Гезельшафт» помещает следующий комментарий: «Столетия истории отношений между католической церковью и социал-демократией— это история взаимного непонимания и взаимных ошибок. Впервые за последние годы обе стороны поняли ошибочность мировоззренческих наслоений и увидели, что может быть общий гуманистический базис для их взаимной работы»9.

В отношении к религии особенно рельефно проявилась соглашательская, капитулянтская природа социал-реформизма. Направляя свою энергию на борьбу с марксизмом, с научным мировоззрением, идеологи социал-реформизма не прочь использовать известный прием отождествления марксизма с религией. Так, например, французский социалист Ж. Моннеро в книге «Социология коммунизма» называет марксизм «исламом XX века», а диалектический материализм «логической ересью». В книге германского правосоциалистического теоретика К. Шмидта, вышедшей в Мюнхене в 1964 г. под названием «Политическая мысль», марксизм представляется как утопия, имеющая сходство с апокалиптической картиной старохристианской эсхатологии, мировая революция и бесклассовое общество сравниваются с тысячелетним «царством божьим», а учение К. Маркса идентифицируется с учением Августина.

Подобные утверждения призваны наряду с дискредитацией научного коммунизма оправдать заигрывание с религией, использование ее для обоснования концепции «демократического социализма». Стремлеin и ем завоевать симпатии клерикальных кругов вызвано постоянное напоминание о гармонии целей социал-демократических партий и церкви, утверждение, будто именно религия заключает в себе все основные этические достижения человечества, будто христианская и социалистическая идеологии увенчаны «единым всеобъемлющим гуманизмом». По словам итальянского социалиста Дж. Сарагата, идеалы христианства могут быть приняты в качестве твердой основы, на которой можно воздвигнуть гражданское общество 10. Не скрывая свое лакейство перед поповщиной, некоторые реформисты даже предлагают переименовать социал-демократическую партию в христианскую.

Вместе с тем нельзя не учитывать то обстоятельство, что отношение к союзу $ религией и церковью в различных социал-демократических партиях не совпадает. Среди членов партии сохраняются антиклерикальные настроения, часть из них разделяет марксистско-ленинскую оценку религии. Однако попытки реформистов оказывать влияние на формирование мировоззрения трудящихся с помощью религии сохраняются, приобретая более утонченные формы.

От объявления религии частным делом к полной идеологической капитуляции перед религией, сопровождающейся дальнейшим интегрированием в политическую систему капиталистического общества,— таков закономерный итог перерождения правой социал-демократии п.

Исторический опыт подтвердил правильность той последовательной бескомпромиссной линии в мировоззренческих вопросах, которую с самого начала проводили основоположники научного коммунизма, которую продолжил В. И. Ленин, большевики, отразившие все атаки на революционное учение марксизма и решительно отвергнувшие малейшие попытки исказить, пересмотреть научные атеистические принципы.

Внутри международного коммунистического движения линию уступок религии не раз пытался возродить правый ревизионизм.

Ревизионизм особенно оживлялся в периоды крутых поворотов истории, когда обострялась классовая борьба, когда перед коммунистическими и рабочими партиями вставали новые проблемы и задачи развития общества. Это имело место как в период перерастания капитализма в свою высшую стадию — империализм, так и после победы Великой Октябрьской социалистической революции. В послевоенный период под предлогом «новых» ответов на возникшие проблемы вновь появились деятели, ратующие за пересмотр марксистско-ленинского учения. Новый этап ревизии марксизма-ленинизма отличался неприкрытым стремлением подорвать единство коммунистического и рабочего движения, поставить на карту судьбу начавшей формироваться мировой социалистической системы. Подрывная роль ревизионизма дополнилась усилением борьбы против реального социализма, выступлением его в качестве идейного проводника контрреволюции.

Свой главный удар ревизионисты направили прежде всего на теоретический фундамент марксизма-ленинизма, его диалектико-материалистические принципы, тесно связанные с теорией социалистической революции и революционной практикой. Логикой отступления от материалистической философии была продиктована также нацеленность нападок на научный атеизм.

Сохраняя преемственность и схожесть с ревизионизмом конца XIX — начала XX века, отрицавшим ценности материалистических и атеистических традиций философской мысли, современные ревизионисты атаковали’ научный атеизм с двух сторон. С одной стороны, они пытались представить марксизм в виде мистико-спекулятивного учения, являющегося якобы продуктом «чистого разума», умозрительной деятельности. При этом зачастую ему приписывались черты утопизма, эсхатологические идеи, пророческие мотивы, библейские традиции. С другой стороны, отбрасывая принципиальные положения научного атеизма как якобы устаревшие, не отвечающие духу времени, ревизионисты давали одностороннюю трактовку сущности, содержания научного атеизма, искажали марксистско-ленинскую критику религии. С мистификацией марксизма-ленинизма, с попытками придать ему утопический характер или некую религиозную окраску мы встречаемся в 50-х годах в работах ренегата Э. Блоха (ФРГ), Л. Колаковского (Польша), А. Лефев-ра (Франция) и других.

В 1954 году вышла в свет книга Э. Блоха под названием «Принцип надежды». В ней автор под видом борьбы с «догматическим марксизмом» излагает концепцию «антропологической марксистской философии». Рассматривая человека в отрыве от совокупных природных и общественных связей, он объявляет подлинной сущностью человека надежду. Марксистская философия в «подлинном» прочтении Э. Блоха является не чем иным, как диалектико-материалистически осознанной надеждой 13. Надежда как самостоятельная, определяющая человеческую жизнь сила представляется двигателем мира и даже своеобразным первым толчком этого движения. «Включением» в марксизм категории надежды он оправдывает причисление его к разновидности утопии, считая, что именно утопия или «неуничтожимая мечта о будущем» способна привести к практическому изменению общественных отношений.

Способность человеческого сознания мыслить несуществующее Э. Блох считает подлинно человеческим способом осознания мира. В этой связи он высказывает мысль о плодотворности соединения марксизма с религией, в частности с христианством, для чего предлагает создать религию надежды. По мнению Э. Блоха, христианство в истории потеряло действительную ценность эсхатологии, ожидание царства божьего деградировало в потустороннюю надежду. И он предлагает повернуть религию к первоначальной надежде, в которой бог не «над» людьми, а перед нилли.

Мистификацией марксизма-ленинизма занимались также А. Лефевр и Л. Колаковский. С целью принизить значение материализма они подвергли нападкам понятие материи и связанную с ним теорию отражения, теорию познания. А. Лефевр объявил понятие материи плодом сознания, неким «икс», Л. Колаковский квалифицировал его как метафизический пережиток в духе платоновской «идеи» только с отрицательным знаком.