Примерно так же обстоит дело и с проблемой «аскетического идеала», ортодоксальная интерпретация которого в силу ее слишком очевидной антигумапности перестала устраивать идеологов современного православия.

Суть этой проблемы заключается в следующем.

С точки зрения христианства, идеальным для верующего образцом существования является жизнь аскета — человека, ненавидящего мир с его «земными» заботами и интересами, уединившегося от людей и проводящего все свое время в «умерщвлении плоти», руководствующегося соображением, что «все «земное», как имеющее временное значение, как низшее, должпо искорениться» 1.

Наибольшим приближением к такому идеалу, по утверждению христианских апологетов, является монашество с его обетами целомудрия, нестяжанпя, послушания, смирения «и т. п. Апеллируя к «священному писанию» и приводя примеры из жизни древнехристианских анахоретов, поборники православия всегда пропагандировали аскетический идеал как самый трудный и потому наиболее угодный богу вид «послушания». При этом сам аскетический образ жизни объявлялся идеальным для человека, якобы полнее всего отвечающим его физическим и духовным запросам. «Монашество и аскетизм,— писал, в частности, автор статьи «Аскетизм и монашество (евангельские, биологические и психологические их основания)»,— имеют глубокое основание в самой природе человека... Идея отречения от мира не только не противоречит учению Христову, но даже рекомендуется им как средство для достижения высших степеней духовного совершенства» 2.

Христианское учение об аскетическом идеале в прошлом служило русскому православному духовенству удобным средством оправдания в глазах верующих той нищеты, на какую обрекали народные массы дореволюционной России помещики и капиталисты в союзе с самодержавием. Именпо его противопоставляли церковники социалистическим идеалам.

Хотя в послереволюционное время адепты православия не могли, разумеется, пропагандировать аскетический идеал в его прежнем виде, но и отказываться от него не стали, продолжая считать аскетизм одним из важнейших средств приобщения человека к «небесным ценностям».

Правда, некоторые из богословов высказывались против «крайнего аскетизма», но и то лишь потому, что считали его непосильным для современного духовенства и верующих, а не по каким-то принципиальным соображениям1. В целом же аскетизм продолжал рассматриваться как идеальный образ земного существования христианина; в прпмер ставились «святые», вся «заслуга» которых состояла в том, что они, говоря словами одного из церковных авторов, «почли себя за мертвых, нещадно мучили себя в духовном подвиге» 2 3. Верующим внушалось, что «истинный христианин» — это «умерший для мира»3.

Резко противореча социальной сущности человека и его природе, являясь по сути своей противоестественным требованием, христианский аскетический идеал и в прошлом не очень-то пользовался популярностью среди основной массы верующих, которая воспринимала его чисто абстрактно, не считая нужным доводить свое «смирение» до требуемого церковью полного отказа от радостей жизни, до самоуничижения. «Для большинства современных людей,— сокрушался незадолго до революции один из церковных авторов, — всякое напоминание о христианском смирении, самоуничижении представляется чем-то непонятным и неисполнимым» 4.

Еще мепее привлекателен аскетический идеал для верующих -советских людей, которым социалистический строй помог осознать свое человеческое достоинство и оценить радость жизни в обществе, где человек человеку — друг, товарищ и брат. Социализм предоставил им возможность почувствовать себя хозяевами жизни, и они вовсе не собираются пренебрегать ее радостями — быть «живыми мертвецами», как того требует от них христианское учение об аскетическом идеале. И духовенству пришлось считаться с этим. В последние годы все реже стали появляться статьи и проповеди, пропагандирующие аскетический идеал, призывающие верующих «умерщвлять плоть» и игнорировать радости жизни. А совсем недавно отдельные богословы предприняли попытку доказать, будто аскетический идеал в том его виде, как он трактовался раньше, вообще не имеет никакого отношения к «истинному христианству».

Одной из попыток такого рода является доклад митрополита Никодима (Ротова) «Мир и свобода». В докладе утверждается, будто понимание аскетизма как «полной отрешенности от земных забот, общественных устремлений л интересов», как «унизительной пассивности перед лицом торжествующей социальной неправды» не вытекает из христианского вероучения, а является следствием «тонкой и изощренной фальсификации христианства» *. Между тем всего лишь за несколько лет до этого другой ответственный представитель Московской патриархии, митрополит Варфоломей, утверждал нечто прямо противоположное. Непременной обязанностью христианина, писал он в статье «О пастырском служении по св. апостолу Павлу», является «добрая жизнь», т. е. «смерть для всего земного» 1 2.

Существенно новый подход к проблеме аскетического идеала находим мы и в уже упоминавшейся статье «Домостроительство и плоды воскресения господня». Объявив культивирование аскетизма «преувеличениями», извращающими дух христианства, автор статьи пишет, что церковь не раз восставала против этих преувеличений, «уничижения» земного бытия, самоистязания, излишнего аскетизма; она говорила, что человек должен постепенно очищать душу и тело от зла и разумно пользоваться ими, а не причинять им нарочитых страданий, не умерщвлять в себе земного начала, а вести его к гармоническому существованию с высшим, духовным началом, «не оскорблять создания божьего — земной природы человека» 1.

Выступая сейчас с осуждением «излишнего аскетизма», идеологи современного православия рассчитывают убедить своих слушателей и читателей, будто реакционен не сам аскетический идеал, а лишь его искаженное толкование, якобы чуждое духу христианства; будто при правильной интерпретации этого идеала он приобретает прогрессивное звучание и оказывается созвучным духовным запросам граждан социалистического общества. Они хотят доказать, будто сам христианский аскетический идеал хорош, плохими были лишь формы его пропаганды, в которых упор был сделан на крайностях.

На самом деле христианский аскетический идеал, как бы его в настоящее время церковники ни трактовали, реакционен до сути своей, так как в нем реализуется такой основополагающий принцип христианского вероучения, как идея бренности земного бытия, как обещание «вечного блаженства» тому, «кто возненавидел себя в кратком сем веке ради царства небесного и бесконечной жизни» 2. Независимо от того, как интерпретируется аскетический идеал богословами, все содержание христианского вероучения с неизбежностью подводит верующих к выводу, что именно уход от жизни с ее «греховными соблазнами» — самый верный, самый угодный богу способ достижения «личного спасения». Следовательно, отказ идеологов современного православия от былой абсолютизации аскетического идеала не меняет дела и не лишает христианское учение об аскетизме внутренне присущего ему антигуманистического характера. Таковы первые, пока еще предварительные, результаты реализации идеологами современного православия намеченной ими программы «богословского развития», рассчитанной как на укрепление связей с остальными христианскими церквами, так и на придание христианскому вероучению видимости соответствия духовным запросам граждан социалистического общества.

Анализ этих результатов позволяет сделать следующие выводы.

1.            Богословско-церковные круги Московской патриархии начали преодолевать догматический застой, составляющий одну из характернейших особенностей русского православия. Разработанная ими программа «богословского развития» представляет собой отступление от многовековых традиций и является не чем иным, как программой модернизации тех разделов христианского вероучения, ортодоксальная трактовка которых мешает русской православной церкви приспосабливаться к существованию в новых социальных условиях.

Став на путь обновления ряда важнейших положений христианской догматики, они тем самым косвенно признали отнюдь не абсолютный характер православного вероучения, наглядно показав, что христианство подобно любой идеологии имеет чисто земное происхождение, носит на себе печать исторической обусловленности.

2.            Осуществляемая идеологами современного православия модернизация не вносит коренных изменений в сущность основных положений христианского вероучения. Построенная на таком заведомо ложном основании, как признание существования надприродных сил, христианская догматика и в модернизированном виде остается сводом антинаучных положений, требующим от человека веры в сверхъестественное, сознания своего бессилия, ощущения собственного ничтожества, чувства покорности и смирения, затемняющим сознание верующих, уводящим их в мир религиозной фантастики и тем самым отвлекающим от активного участия в созидательной деятельности по преобразованию природы и совершенствованию общественных отношений.

3.            На модернизацию адептами современного православного христианского вероучения пока что нельзя смотреть как на нечто окончательно определившееся и стабилизировавшееся. В настоящее время о ней можно говорить лишь как о тенденции, которой еще далеко от того, чтобы стать определяющей чертой современного православия.

С таким положением вещей обязана считаться научноатеистическая критика. Свое острие она должна направлять одновременно против ортодоксальной и модернистской интерпретаций христианской догматики.