Итальянская литература в XX веке

В общеевропейском литературном процессе XX столетия итальянская литература играет заметную роль. Особенно весом вклад передовой литературы и искусства Италии за последние четверть века: итальянский художественный гений представлен в современной мировой культуре такими именами, как писатели Альберто Моравиа и Васко Пратолини, драматург Эдуардо де Филиппо, художник Ренато Гуттузо, скульптор Джакомо Манцу, кинорежиссеры Роберто Росселлини, Лукино Висконти, Федерико Феллини и другие.

Однако на протяжении XX в. место итальянской литературы в общей панораме западноевропейских литератур не раз существенно менялось. Спады и взлеты итальянского литературного процесса находились в теснейшей связи с теми социальными историческими событиями, которые определяли общие судьбы Италии.

Есть основания установить следующую периодизацию итальянской литературы XX в,: от начала 900-х годов до Великой Октябрьской революции и завершения первой мировой войны; 1918—1922 гг.; период «черного двадцатилетия» фашизма (1922—1943 гг.); эпоха Сопротивления и первого послевоенного пятнадцатилетия; 60-е годы XX века.

Пути передовой итальянской литературы в первой половине XX в. были сложными. Еще задолго до первой мировой войны итальянская проза и поэзия начинают испытывать симптомы кризиса. С начала века постепенно затухает традиция социального романа; нарастает влияние западноевропейского декаданса; рождается литература империалистической реакции в лице Габриеле Д’Аннунцио и его подражателей. Итальянские авангардисты, шумно заявившие о себе в конце 900-х годов как об обновителях обветшалых литературных канонов, оказались глашатаями культа машины, грубой силы, милитаристских идей, провозвестниками фашизма.

Война 1914—1918 гг. привела к краху многих гуманистических иллюзий, к разгулу шовинистских тенденций в италь янской культуре. Итальянская творческая интеллигенция вышла из этой эпохи растерянной, утратив веру в прежние моральные и культурные ценности, но не обретя новых перспектив. Поиски духовных истин для буржуазных итальянских писателей ограничивались в те годы узкой психологической и эстетической сферой. Так, имевший успех роман писателя Итало Звево (1861—1928) «Сознание Дзено» (1924) целиком построен на интроспекции, в нем происходит разрыв с изображением реального внешнего мира.

В острейшей социально-политической обстановке, начала 20-х годов в Италии, когда силы революционного рабочего движения боролись против нарастающей угрозы фашизации страны, ведущие итальянские писатели, объединившиеся вокруг влиятельного журнала «Ронда», призывали отстраниться от «злободневности», вернуться к тематике и формам классических образцов литературы XIX в. Поэтому фашизм, придя к власти осенью 1922 г., застал итальянскую литературу идейно беззащитной. Муссолини и его клика не замедлили развернуть преследования левой демократической интеллигенции. Фашистские «чрезвычайные законы» 1926 г. запретили молодую Коммунистическую партию Италии, все оппозиционные ассоциации и печатные органы, поставили антифашистскую мысль и культуру на положение преступных «подрывных элементов».

Двадцать лет господства фашизма губительно повлияли на итальянскую литературу, изолировали ее от больших общественных проблем, что привело к измельчанию и застою. Официальная фашистская идеология с ее реакционной демагогией не могла привлечь к себе сколько-нибудь талантливые творческие силы. Интеллигенция’Италии не желала идти на службу фашизму, но, будучи отторгнута от народной жизни, переживала тяжелый идейно-творческий кризис. Не желая воспевать фашизм, многие писатели уходят в «искусство для искусства». Для так называемой «артистической прозы» тех лет характерно лишь формальное мастерство. В поэзии в конце 20-х годов возникает так называемое течение «гер-метизма». Название говорит само за себя: «герметическая» поэзия замкнута в кругу субъективно-лирических переживаний, зашифрованных в ассоциативные образы. Среди поэтов-«герметиков» были крупные таланты: Эудженио Монтале (род. в 1896 г.), Джузеппе Унгаретти (1883—1970), Умберто Саба (1883—1967). Они создавали стихотворения, полные глубокого лиризма, трагического ощущения жизни, но недоступные восприятию широкого читателя из-за осложненности выразительных средств. Характерны сами названия некоторых поэтических сборников: «Веселье кораблекрушений» Унгаретти, «Раковины каракатиц» Монтале.

Иллюзорным способом преображения «антипоэтической* реальной действительности было направление «магического реализма», возглавлявшееся Массимо Бонтемнелли (1878—■ 1960). «Магический реализм» стремился уничтожить грань между реальным и фантастическим, сочетая фантастику с реалистической деталью.

Вето, наложенное фашизмом на правдивое изображение народной жизни, привело к разрыву итальянской литературы «черного двадцатилетия» с одной из самых плодотворных традиций прозы конца XIX — начала XX в. — с так называемой школой «веризма» (vero — правдивый, истинный). «Веризм» в лице его лучших представителей — Джузеппе Верга, Матильды Серао, Грации Деледд, Луиджи Капуана и др.— реалистически изображал тяжкую жизнь трудового люда Италии. Наиболее крупным последователем «веристской» традиции в итальянской литературе 900-х годов был Луиджи Пиранделло (1867—1936). Однако в его творчестве еще до 1914 г. (сборник рассказов «Новеллы на год», выходившие с 1901 г., роман «Покойный Маттиа Паскаль», 1904 г.) нарастали мрачные, пессимистические настроения, ощущение безысходного одиночества.

Бессмысленность жизни, всего человеческого существования звучит лейтмотивом в романе Пиранделло «Вертится* (1916). В тягостной обстановке фашизма трагичность мироощущения Пиранделло усиливается:                писатель приходит

к концепции непознаваемости жизни, неуловимости всякой истины. Человек не может постичь даже самого себя, потому что его внутренний мир — вместилище противоречивых страстей и побуждений. Этот агностицизм в сочетании с ненавистью писателя к затхлому, ханжескому буржуазному укладу жизни раскрыт с огромной напряженностью в оригинальных пьесах Пиранделло, созданных в период ' 1917— 1929 гг. Слава Пиранделло-драматурга затмила известность Пиранделло-прозаика.

Уже в первой пьесе Пиранделло нового периода (он обратился к театру во время первой мировой войны) с исчерпывающей полнотой отразилось пессимистическое кредо писателя. Название этой драмы — «Это так — если вам так кажется» (1917, переработано в 1925 г.) — может быть поставлено эпиграфом почти ко всем последующим его драмам. Устами одного из героев, играющего роль авторского рупора, Пиранделло показывает, что те взаимоотношения, которые создались между чиновником Понца, его женой и его тещей, не могут быть прояснены реальной логикой. Понца и его теща считают друг друга сумасшедшими: теща считает его жену своей дочерью, которая, по уверению Понца, давно умерла. А молодая женщина как бы не имеет истинного собственного «я», называя себя «той, какою каждый из них меня считает».

В драме Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора» (1921), принесшей ему мировую славу, тема непознаваемости внутреннего мира человека сочетается с темой искусства. В семье, состоящей из шести человек, душевная жизнь каждого из них чужда и непонятна остальным. Каждый носит некую «маску чувств», соответствующую внешним формам жизни. «Каждый из нас напрасно воображает себя неизменно единым, цельным в то время, как в нас тысяча и больше видимостей»,— говорит отец семейства. Семья приходит в театр с просьбой воплотить их драму на сцене: быть может, тогда истина и правдоподобие совпадут, спасая от трагического непонимания. До и искусство оказывается бессильным показать всю многогранность человека и предотвратить мрачную развязку семейной драмы.

Тема разобщения, отчуждения людей от самих себя и от других неразрывно связана в лучших пьесах Пиранделло с изображением жестокой социальной действительности. Иллюзии, которые творит для себя герой Пиранделло, оказываются тщетной попыткой укрыться от фальши буржуазной морали, от реальной нищеты и несправедливости. Так, в пьесе «Обнаженные одеваются» (1922) бедная одинокая девушка Эрсилия, обманутая людьми, запутавшаяся и совершившая некрасивый поступок, в котором она тяжко кается, хочет умереть, оставив после себя легенду чистоты. Однако одежда красивой лжи сорвана с нее любопытными, стремящимися докопаться до «истины». При этом невольно разоблачаются и ее обвинители, также рядящиеся в лоскутья благородных чувств. Но эти, более удачливые люди, сохраняют душевное равновесие, так как каждый из них уже сумел приспособиться к жизни. А Эрсилия, выброшенная на обочину, отверженная, умирает, «так и не сумев одеться».

В трагедии «Генрих IV» (1922) герой, испытавший глубокое нравственное потрясение, прикидывается сумасшедшим, вообразившим себя германским императором Генрихом IV. Он пытается спрятаться под маской средневекового короля, жить его уже несуществующими треволнениями и чувствами. Но и этот иллюзорный выход у него отнят прежними врагами, видящими в его «безумии» отсвет реальных фактов. В пьесе «Жизнь, которую я тебе даю» (1923) мать, потерявшая Сына, бессильна силою своего собственного духа сохранить для себя нетленным образ покойного.

Таким образом, героем Пиранделло по-прежнему остается страдающий, мечущийся человек, глубоко вплетенный в обыденность социального существования. Но для писателя-идеалиста эта исторически определенная реальность превращается в вечную философскую категорию.

В поисках преодоления человеческой отчужденности Пиранделло вновь и вновь возвращается к теме искусства, к театру. Его глубоко волновали сами принципы актерской игры, призванной раскрывать внутреннюю противоречивость человека. Пиранделло создал своеобразную трилогию «театра в театре», первой частью которой была пьеса «Шесть персонажей в поисках автора». В последующих двух пьесах о театре драматург все же находит в театральном действии то средство человеческого общения, которое способно утверждать моральные истины. Так, в пьесе «Каждый по-своему» (1924) театральные персонажи помогли двум подлинным героям жизненной драмы осознать свои чувства, принять для себя тот вывод, который был предложен актерами на подмостках. «Они сделали то, что предвосхитило искусство»,— говорит один из «зрителей» в пьесе.

В одной из самых острых и новаторских своих драм — «Сегодня мы импровизируем» (1929) — Пиранделло возвращается от замкнутых психологических проблем к живой действительности — быту своей родной Сицилии с ее жестокими нравами и предрассудками, обветшалым «кодексом чести». Героиня, молодая женщина Моммина, томится в запертом доме своего мужа, который мучает ее ревностью, упреками в аморальности поведения ее сестер, ставших певицами. Он запрещает петь и самой Моммине; но сила искусства побеждает этот затхлый мир — побеждает ценой жизни Мом-мины. Сюжет пьесы переплетается с общими идеями Пиранделло о це'яях и формах искусства, излагаемых одним из персонажей —: мнимым режиссером-постановщиком. Актеры, которые якобы импровизируют, отрываясь от авторского текста, вводят зрителя в систему актерского мастерства.

Пиранделло кардинально обновил итальянский театр, ввел туда глубокую общечеловеческую проблематику. Лучшие драмы Пиранделло — не философско-абстрактные схемы, а глубокие трагедии страдающих людей.

Фашизм всячески стремился предъявить «права собственности» на Пиранделло, который был единственным писателем Италии 20—30-х годов, завоевавшим мировую славу. Однако внутренний пафос творчества Пиранделло, его тоска по гуманистическим ценностям, затоптанным жестокой жизнью, его вера в очищающую силу искусства — все это принадлежало, разумеется, не фашистской демагогии, а подлинной высокой национальной культуре Италии.

Лишь очень немногие итальянские писатели в период фашистской диктатуры прорывались к социальной теме, которая в этих случаях неизменно влекла за собой обличение фашизма. Именно в эти годы определилась основная проблематика творчества одного из виднейших современных писателей Италии — Альберто Моравиа (род. в 1907 г.). Он начал свой литературный путь романом «Равнодушные» (1929), сразу принесшим его автору известность.

В этом романе мастерство психологического анализа, присущее таланту Моравиа, уже приобрело социальную, антифашистскую окрашенность. «Равнодушные» — это представители привилегированных слоев итальянского общества, аморальные, циничные, безразличные к добру и злу. Главный герой романа Джино с полной апатией наблюдает падение сестры, развращаемой любовником его матери. Джино не испытывает ни негодования, ни стыда (он живет на средства этого человека), ни побуждения к мести или бунту. Показав эту утрату моральных критериев у буржуазной молодежи 20-х го^ов, которую фашистские писаки восхваляли в ту пору, как «поколение новых римлян», Моравиа выступил объективно в качестве разоблачителя того духовного растления, которое нес с собой фашизм.

В 30-е годы Моравиа не затрагивает, однако* в своем творчестве конкретной социально-политической тематики, все более углубляясь в психологию «равнодушных» — буржуа, интеллигентов, чиновников, клеймя их приспособленчество, душевный холод. В эти годы в цикле аллегорических рассказов Моравиа (сборник «Эпидемия», 1944) звучит скепсис, не* верие в социальный прогресс, мотив абсурдности мира. Писатель не в силах вырваться из окружающей душной атмосферы.

Более явственно антифашистские настроения сказались в итальянской литературе конца 30-х годов под влиянием борьбы испанского народа против фашизма и как протест против империалистической акции Италии в Абиссинии. Моравиа создает в это время остро сатирический роман «Маскарад», в котором довольно прозрачно высмеян некий латиноамериканский диктатор. Роман был напечатан во Франции, где в начале 40-х годов жил Моравиа.

Наивысшим достижением итальянской прозы накануне второй мировой войны явилась книга писателя Элио Вит-торини (1908—1966) «Сицилийские беседы», написанная в 1938—1941 гг. В этом оригинальном по жанру произведении антифашистская направленность сочетается с поворотом к народной теме, правда во многом еще условной. «Сицилийские беседы» —повесть о полуреальной-полуаллегорической поездке автора-рассказчика на родину, в Сицилию, куда тот отправляется, смутно надеясь освободиться от чувства «абстрактной яростц», которую вызывает у него повседневная жизнь.            

Встреченные на пути простые люди становятся символическими образами, сопровождающими писателя в его раздумьях. Заброшенная .голодающая сицилийская деревушка превращается в олицетворение родины, поруганной, оскорбленной, таящей подспудный гнев. С впечатляющей силой выписан в книге образ Матери, также заключающий в себе символи ческое обобщение: страдающая крестьянка — живой протест против фашизма, который посылает крестьянских сыновей на гибель в несправедливой захватнической войне в Абиссинии.

Книга написана «эзоповым языком»; писатель прибегает к намекам, недомолвкам, многое оставляет в подтексте, используя стилистический опыт Хемингуэя. Тем не менее для итальянской читающей публики был ясен заключенный в «Сицилийских беседах» протест против фашистской диктатуры, равно подавляющей народную жизнь и духовную жизнь интеллигенции. Глубинной задачей книги было, в первую очередь, решение проблемы интеллигента, попытка найти для нее выход. И хотя ответ дается в «Сицилийских беседах» в условной, символической форме, однако смысл его — в обретении духовного контакта с народом.

В 1937 г. погиб в фашистском застенке после 11-летнего тяжелейшего тюремного заключения основатель И вождь Итальянской коммунистической партии Антонио Грамши. Только после окончания второй мировой войны итальянскому народу и всему миру стали известны «Тюремные тетради» Грамши — созданные им в тюрьме историко-философские и литературно-эстетические исследования. Литературоведческие труды Грамши, собранные в томе «Литература и национальная жизнь», разрабатывают важные для итальянской культуры проблемы марксистской эстетики в их национально-историческом преломлении.

Грамши вводит в свою эстетическую теорию понятие «национально-народного» (nazionale-popolare), понимая под ним культуру, тесно связанную с важнейшими проблемами народной жизни. «Произведение искусства народно тогда, когда его моральное, культурное, психологическое содержание близко морали, культуре и чувствам нации, понятым не- как нечто статичное, а как находящееся в непрерывном развитии»  — писал он. Грамши подчеркивал, что Италии еще предстоит задача создать такую, подлинно народно-национальную литературу и искусство, ибо «итальянская интеллигенция далека от народа и связана с кастовой традицией».

С этих позиций Грамши критиковал итальянскую буржуазную культуру периода фашизма, бичуя ее скепсис, отрыв от народной жизни, разоблачал демагогию фашиствующих писак с их аморализмбм и культом силы как «новой ценности». Он связывал создание передовой итальянской культуры с грядущим мощным народным движением, на основе которого будет ликвидирован разрыв между интеллигенцией и массами.

Значение идей Грамши для развития современной итальянской культуры огромно; их возрастающее воздействие сказывается во всей интеллектуальной жизни страны в послевоенный период.

Истинность идей Грамши подтвердила сама история. Антифашистское Сопротивление, развернувшееся в 1943—1945 гг., завершилось 25 апреля 1945 г. всенародным восстанием против фашистов и гитлеровских оккупантов. Крах режима Муссолини, еоздание широкого народного' фронта Сопротивления помогли лучшим силам итальянской культуры выйти из духовного туника, найти в народе и его борьбе источник вдохновения. В антифашистской борьбе разрушались барьеры между народом и интеллигенцией, которая в подавляющем большинстве евоем приняла участие в Сопротивлении.

В суровых буднях народной жизни, озаренных пламенем антифашистской борьбы, писатели Италии увидели подлинное историческое содержание. Изображение реальной действительности, народной среды, возврат к социальной тематике, освобождение от формалистических канонов «герметизма» — вот те крупнейшие эстетические сдвиги, которые принесла итальянской литературе эпопея Сопротивления. Этот поворот нашел свое художественное воплощение в тех произведениях, которые появлялись в Италии в первые же годы после окончания войны, а затем он углублялся и закреплялся в течение 59-х годов, главным образом в богатой и разнообразной итальянской прозе.

В первое послевоенное десятилетие в литературу Италии влился поток новых, молодых сил. Это поколение ощущало необходимость рассказать прежде всего об опыте Сопротивления, о бесчеловечности фашистов, о жизни партизан. Эти темы заняли ведущее место в послевоенных романах и новеллах, в мемуарной прозе и киносценариях. Таковы «Люди и нелюди» Витторшш (1945), где рассказывается о высокой жертвенности антифашистов, противостоящих «нелюдям», злобным и тупым нацистам. Таковы романы «Аньезе идет на смерть» (1949) Ренаты Вигано, «Фаусто и Анна» (1952) Карло Каесола, повесть «Тропинка паучьих гнезд» (1949) Итало Кальвино, новеллистика Марчелло Вентури и -многие другие. Обращались писатели и к изображению недавнего, прошлого — периоду фашизма, стремясь показать тяжкий удел народа в годы «черного двадцатилетия» и непрекращаншееся Сопротивление («Христос остановился в Эболи» Карло Леви, 1945, «Старые товарищи» Карло Каесола, 1953, «Сперанца» Сильвии-Маджи Бонфанти, 1954, «Земли Сакраменто» Франческо Йовине, 1950, романы Васко Пратолини).

В итальянскую литературу с начала 50-х годов все более властно входят тема сегодняшнего дня, проблемы жизни и труда итальянского простого люда, «вопросы совести», волнующие итальянскую интеллигенцию в послевоенном мире. Жизни бедняков Неаполя посвящены новеллы и повести Доме-дако Реа («Что видел Куммео», 1956), пьесы Эдуардо де Филиппо («Неаполь-миллионер», 1945, «Филумена Мартурано», 1947, «Ложь на длинных ногах», 1948, и др.). О судьбах молодежи пишет К. Кассола в «Послевоенной женитьбе» (1957); причины бедствий крестьянства и городских безработных Сицилии раскрывает Данило Дольчи в документальных репортажах «Бандиты в Партйнико» (1955), «Расследованиё в Палермо» (1956). Очерки К. Леви «Слова-камни» (1955) показывают рост сознания простых людей, которые поднимаются на борьбу за свои права, преодолевая застывшие, обычаи и предрассудки. Острые морально-этические проблемы, встающие перед интеллигенцией в обстановке стабилизации итальянского капитализма, поднимает И. Кальвино в повестях «Строительная спекуляция» (1957) и «Облако смога» (1958).

Несмотря на различие политических взглядов и художественной манеры, всех этих писателей сближает общая эстетическая и гражданственная позиция; стремление реалистически показать итальянскую действительность, оценить настоящее и прошлое своей страны исходя из судеб простого человека, творца истории. Так родилось в итальянской литературе и искусстве на рубеже Сопротивления и первых. послевоенных лет направление неореализма. Неореализм был одновременно и возвратом к реалистической традиции от модернистских течений 20—30-х годов, оказавшихся не в состоянии вынести «нагрузку» Сопротивления; в то же время он был реализмом новых времен, стремящимся показать современного человека и действительность, его формирующую. Неореалистическая литература, кино, изобразительное искусство Италии явились важным этапом в развитии национальной реалистической традиции, большим достижением итальянской культуры, поставившим ее на авангардное место в западноевропейской культуре послевоенных лет.

Хотя итальянский неореализм в литературе отнюдь не был однородным ни по художественной манере, ни по теоретическим установкам, все же «общность происхождения» придала этому литературному многоголосию определенную общую тональность.

Итальянский неореализм 40—50-х годов можно охарактеризовать как направление антифашистское, демократическое, ставящее социальные проблемы в их национальном, итальянском обличье, проникнутое гуманистическим настроением, верой в силу народной солидарности, в высокие душевные качества простого человека. Писатели-неореалисты стремились освободить итальянскую литературу от клерикального обскурантизма, от провинциальности и подражательности, от затемненности поэтического языка. 

Для неореализма характерна автобиографичность. Документально достоверные эпизоды войны, гитлеровской оккупации, партизанской борьбы окрашивались лирической интонацией повествования. История центрального героя в повестях Кальвино и Кассола, Пратолини и Бонфанти во многом воплощала жизненный путь и эволюцию самих авторов в годы Сопротивления. Такой «лирический документ» был отчетливым методологическим приемом неореализма: герой — а вместе с ним и автор—«осознает себя», избирает свой путь в гуще реальных грозных событий, социально-исторических столкновений, а не в узком круге психологических переживаний. «Лирический документ» — своеобразная печать времени в итальянском неореализме, стремившемся перечувствовать, пропустить через себя и те события народной жизни, которые остались за пределами литературы «черного двадцатилетия».

Для неореализма характерно обращение к новому кругу героев. Это — простые люди, которые обрисованы не с грустной жалостью, а с чувством гордости за их силы и возможности. Сначала эти образы были даны лишь во внешнем рисунке, а затем сталич приобретать глубину и многосторонность. Так, героиня романа Ренаты Вигано старая крестьянка Аньезе, пришедшая в партизанский отряд по внезапному порыву, постепенно осознает высокие цели освободительной борьбы и без колебания отдает ей свою жизнь. Таковы «старые товарищи» из повести К. Кассола — коммунисты-подпольщики, не утратившие веры в грядущую победу в самые безотрадные годы фашизма. Герои очерков Леви «Слова-камни», мужественная Сперанца из повести Бонфанти переживают трудное становление характеров в ходе драматических событий, участниками которых они являются. Правда, далеко не всегда герой неореалистического повествования дорастал до масштаба типического характера.

Тесно связана с появлением нового героя и другая характерная черта неореализма — его гуманизм и оптимизм, стремление показать великую силу народной солидарности — тема, пронизывающая многие книги о партизанской войне и о борьбе за лучшее будущее в послевоенной Италии. Этот мотив с большой силой звучит во многих итальянских неореалистических фильмах 50-х годов («Дорога надежды», «Девушки с Испанской площади», «Горький рис», «Два гроша надежды»).

Неореализм влил новую жизнь во все жанры литературы. Воскрес роман как эпическое повествование о событиях и делах людей, а не как «поток сознания». Эдуардо де Филиппо (род. в 1900 г.) в своих комедиях стремилсй соединить традиции итальянского диалектального театра с психологичностью драматургии Пиранделло.

Поэзия постепенно освобождалась от «герметической» усложненности. Поэт Сальваторе Квазимодо (1901—1970), начинавший как «герметик», в период Сопротивления обратился к реальной действительности (сборник «День за днем», 1947, в котором собраны его антифашистские стихотворения периода освободительной борьбы). Квазимодо воспевает подвиг партизан, в его стихах звучит гражданственная тема, он утверждает веру в подлинные живые ценности (сборники «Жизнь — не сон», 1949, «Земля несравненная», 1958). Поэт Пьер-Паоло Пазолини (род. в 1922 г.) черпает в жизни римских рабочих окраин надежду на грядущее освобождение людей труда, всего человечества (поэма «Прах Грамши», 1957).

Новую детскую литературу, проникнутую духом жизненной правды, свободную от клерикальной морали и мещанской сентиментальности, создает поэт и сказочник Джанни Родари (род. в 1920 г.). В поэзии Родари («Книжка веселых стихов», 1951, «Стихи в небе и на земле», 1960, и др.) ощущается близость к итальянскому детскому фольклору. Его сказки «Приключения Чиполлино» (1951), «Путешествие Голубой Стрелы» (1957) и многие другие сочетают в себе задорный юмор, социальную сатиру и веру в лучшее будущее для всех детей мира.

Большим завоеванием неореализма явились простота и ясность языка, широкое использование народной речи как в прозе, так и в поэзии. Именно неореалистические произведения со всеми их достоинствами и недостатками определили лицо итальянской литературы во второй половине 40-х и в 50-е годы XX в.

Одним из наиболее выдающихся представителей неореалистической прозы является писатель Васко Пратолини (род. в 1913 г.).

Пратолини родился во Флоренции, в бедной семье, рано начал трудовую жизнь, учился урывками. Начал Пратолини писать в конце 30-х годов, но при фашизме почти не печатался. Талант писателя, активного участника Сопротивления, раскрылся уже после окончания второй мировой войны.

В основе творчества Пратолини лежал автобиографический материал: жизнь бедняков родного квартала, родного города. В период Сопротивления горизонты писателя расширились: в «семейную хронику», овеянную лиризмом и поэтичностью, вливается тема антифашистской борьбы, песнь дружбы и солидарности приобретает социальный пафос.

Пратолини стремится увидеть судьбы своего поколения в исторической перспективе. В романе «Квартал» (1945) он рисует жизнь и трудные пути юношей и девушек рабочего квартала Флоренции в 30-е годы, в отравленной атмосфере фашизма. Книга проникнута глубокой верой в жизненные силы этой молодежи, в ее будущее, которое, как начинают посте пенно понимать герои книги, им придется «завоевывать на баррикадах», как воздух и солнце.

Лучший роман Пратолини, «Повесть о бедных влюбленных» (1947), принесший ему европейскую известность, рассказывает о судьбах его родной Флоренции в мрачный период открытого фашистского террора в 1925—1926 гг. Автор рисует будни жителей маленькой улочки виа дель Корно, населенной рабочим людом. В их горестях и радостях, чувствах и поступках встает живой и прекрасный облик народа, богатый и многогранный национальный характер, сочетающий в себе человеческое достоинство, мужество и доброту, оптимизм и стойкость. Виа дель Корно становится как бы коллективным героем, в котором есть, разумеется, и теневые стороны, порожденные нищетой и невежеством, но преобладает высокое чувство справедливости и человечности. Именно оно не позволяет виа дель Корно принять фашизм с его идеологией насилия и растленной моралью.

Но есть в романе Пратолини герои более высокого плана, в личной судьбе которых сгущена историческая судьба народа. Это прежде всего кузнец Коррадо по прозвищу Мачисте («силач»), в котором черты народного, национального характера сочетаются с высоким общественным идеалом и волей к борьбе. Мачисте — коммунист, и его преданность великой цели делает его способным на героический поступок. В повседневную жизнь виа дель Корно вторгается «Страшная Ночь»: вооруженные фашисты рыщут по городу, расправляясь с прогрессивными деятелями. Мачисте мчится на мотоцикле из улицы в улицу, предупреждая об опасности. Чернорубашечники убивают мужественного антифашиста. Жизнь и смерть Коррадо — пример для других, для молодежи с виа дель Корно — Уго и Джезуины, Марио и Милены, которые после «Страшной Ночи» поняли, на чьей стороне правда. В убежденности в конечной победе народа, несмотря на временное торжество темных сил,— идейный пафос романа. Эпопея Сопротивления помогла писателю обрести верную перспективу трагических событий прошлого и достичь художественных высот реалистического обобщения.

После нескольких произведений, посвященных народной жизни послевоенной Италии, Пратолини в романе «Метелло» (1955) возвращается к изображению прошлого, стремясь показать в итальянской истории носителей подлинного прогресса. Герой романа — молодой рабочий Метелло, возглавивший всеобщую забастовку строителей во Флоренции в начале XX в. И сама тема произведения, и его центральный персонаж явились для итальянской литературы совершенно новым материалом; новаторской была и сама концепция изображаемого — представить ход истории через борьбу рабочего класса и становление его самосознания. Этот замысел нашел в романе в целом убедительное художественное воплощение. Обаятелен образ молодого рабочего паренька Метелло, который проходит школу жизни и трудовой солидарности на строительных лесах. Забастовка, которую он организует, формирует характер его самого, его жены Эрсидии и многих других. В этом смысле роман Пратолини является романом «воспитания чувств*. Общественное в нем неразрывно связано с личными переживаниями, что вносит во внутренний мир героев богатство, полноту. Все эти художественные удачи на непривычном для итальянской традиции жизненном материале сделали «Ме-телло» определенной вехой литературного, развития 50-х годов. Вокруг романа разгорелись читательские и критические дискуссии.

Но в то же время книга Пратолини раскрыла некоторые существенные «врожденные недостатки» неореализма: его неумение укрупнить события, отойти от хроникальности. Сам Метелло скорее «средний типаж», чем обобщенный типический характер. Его образ менее значителен, чем образ Мачисте, хотя, по замыслу автора, должен был нести на себе большую нагрузку.

«Метелло» Пратолини как бы воплотил собой «потолок» неореализма как метода, который во второй половине 50-х годов проявил явные симптомы кризиса. Изменившаяся общественно-историческая обстановка в Италии, становление в ней господства монополистического капитала требовали от прогрессивных писателей более четких идейных позиций. Общая демократическая настроенность, вера в народную солидарность и силу народных нравственных устоев оказывались недостаточными для понимания новых социальных процессов. Смутность общественно-политических воззрений привела многих писателей-неореалистов к растерянности, неспособности художественно овладеть новой реальностью; в их творчестве зазвучали ноты разочарования; некоторые стали «обогащать» свою палитру модернистскими приемами; кое-кто временно замолчал.

Прогрессивная итальянская критика справедливо указывала, что реалистическое видение мира уже не укладывалось в рамки неореализма, что литература подошла к поискам новых средств отражения усложнившейся действительности.

Шестидесятые годы XX в. показали, что неореализм, безусловно сыгравший огромную роль в литературном развитии Италии, уже не определяет собой основного потока литературы.

Наиболее остро встала в итальянской литературе последнего десятилетия проблема соотношения так называемого «неокапиталистического» общества и человека. Эта диалемма раскрывается в литературе прежде всего изнутри, в показе внутреннего мира личности. Эта тенденция литературы проявляется в перенесении интереса на нравственно-психологический комплекс современного человека. Однако при таком рассмотрении духовных человеческих ценностей итальянский реализм на современном этапе остается подчеркнуто социальным. В этом безусловно сказывается «закваска» Сопротивления и неореалистического опыта.

Так же важна для итальянской литературы 60-х годов проблема моральной ответственности человека перед обществом, перед своей эпохой. Эту этическую нагрузку можно ощутить во всех жанрах современной итальянской литературы — будь то репортаж, философско-аллегОрический роман или публицистическая поэзия. Происходит процесс интеллектуализации итальянского реализма, изыскивающего новые художественные средства для. воплощения этой сложной нравственной и общественной проблематики.

Можно в общих чертах наметить несколько тематических и проблемных узлов итальянской прозы последнего десятилетия.

Углубляется антифашистский, антивоенный роман, призывающий не забывать о бесчеловечности, сделать невозможным возвращение прошлого. Наиболее интересен в этом отношении роман писателя Марчелло Вентури (род. в 1925 г.) «Белый флаг над Кефаллинией» (1963). В нем рассказывается о зверской расправе гитлеровских войск с итальянской дивизией, отказавшейся сдаться в плен в 1943 г., на маленьком островке Ионического архипелага. Воскрешая реальное событие прошлого, писатель подчеркивает неразрывную связь прошлого и настоящего. Та страшная психология «сверхчеловека», якобы имеющего право на насилие и убийство, которая была воспитана идеологией фашизма и нацизма, не должна возродиться.

Целая группа писателей с большой силой сатирического разоблачения показывает другую — более «современную» — форму искажения человеческой психики в тисках «неокапитализма» с его фетишизацией техники и обезличивающих форм управлении людьми. Остро звучит психологический роман Либеро Биджаретти «Конгресс» (1964), показывающий приспособленчество, духовное ренегатство бывшего прогрессивного журналиста, пошедшего на службу в крупную монополию, теряющего убеждения в обмен на обеспеченное существование.

В гротескном романе Гоффредо Паризе «Хозяин» (1964) показано, как крупная фирма превращает молодого служащего в «робота с производственными идеями», преклоняющегося перед блеском процветающего монополистического предприятия.

С особой резкостью встали морально-этические проблемы современности в послевоенном творчестве Альберто Моравиа.

События освободительной борьбы оказали на писателя глубокое воздействие, во многом изменили круг его интересов и тематику в 50-е годы. В сборнике новелл «Римские рассказы» (1953) он обращается к будням простых людей, рисуя их чувства и переживания, злоключения и нехитрые удачи, раскрывая в лаконичной психологической новелле душевный мир народных персонажей — рабочих парней и продавщиц, мелких лавочников, служащих и безработных «вечного города». Однако герои Моравиа, как правило, одиноки, им никто не протянет руку помощи. Мотив народной солидарности, столь характерный для литературы неореализма, отсутствует в «Римских рассказах». '

Данью Сопротивлению, по словам самого автора, явился роман «Чочарка» (1957). В центре книги — простая женщина, пережившая ужасы войны и гитлеровской оккупации. Моравиа показал силу народного характера, осудил войну, искажающую самую натуру человека. Появился в романе и новый для Моравиа герой — интеллигент-антифашист, гибнущий от руки оккупантов. Тем не менее в этом образе проявилось очевидное незнание автором таких людей в жизни: его Микеле — снова одиночка.

Однако уже с середины 50-х годов Моравиа снова возвращается к прежним темам, с большой чуткостью психологического анализа раскрывая новые оттенки морального распада в итальянском буржуа послевоенного образца. В романе «Презрение» (1954) почти памфлетное разоблачение современного буржуазного псевдоискусства «для масс» сочетается с темой отчужденности людей в результате усиливающейся власти денежных отношений. Еще более тревожно звучит эта тема в романе Моравиа «Скука» (1960). Словом «скука» художник Дино определяет свою болезненно ощущаемую оторванность от реальной жизни, что лишает его возможности творить, художественно воспринимать мир. Его богачка-мать воспринимает такую отчужденность как норму: фетишизированные светские отношения подменяют собой естественные человеческие чувства, деньги становятся плотью и кровью. Однако выход из положения герой ищет исключительно в сфере Эротики. Связав в один узел секс и отчуждение, перегрузив роман описанием эротических. сцен, Моравиа ощутимо ослабил социальное и художественное звучание своей книги.

Здесь уместно сказать о том, что в современной итальянской литературе труднее стало встретить положительного героя. Исчезли образы мужественных и стойких людей неореализма, к которым тянулось так много рук, которые побеждали самой своей смертью. Новая социальная действительность еще, по-видимому, недостаточно «освоена» итальянской литературой 60-х годов, которая своим резко критическим отношением к буржуазному порядку не может восполнить эту утрату.

Одним из немногих исключений в этом отношении является роман Васко Пратолини «Постоянство разума» (1963), написанный автором после длительного молчания и нескольких творческих неудач. В «Постоянстве разума» Пратолини стремится соединить несколько линий своего творчества: интерес к молодому герою, взгляд на действительность в историческом ракурсе и показ внутреннего мира человека из народа.

Этот роман является несомненной удачей автора, сумевшего художественно убедительно показать 'духовное становление рабочего парня, идущего от некоего анархического «коммунизма чувства» к осознанию сурового долга перед жизнью, к постоянству разума. Смещая последовательность времени в повествовании, Пратолини перемежает рассказ от первого лица воспоминаниями. Этот прием воссоздает картину жизни Италии послевоенного двадцатилетия в душе подростка. Социальные конфликты входят в его духовный опыт наряду с юношескими увлечениями и разочарованиями. Пратолини показывает, как лучшая часть итальянской рабочей молодежи самой логикой жизни, самими условиями своего существования приходит к идеям борьбы, к идеалам коммунизма. Наряду с юным Бруно, мечущимся и непоследовательным, автор выводит коммуниста «старой гвардии» Миллоски, который без громких фраз, своей жизнью и поступками постепенно убеждает юношу в правоте своего дела.

Непримиримость к «неокапитализму», враждебному народной Жизни и свободному развитию личности, приводит прогрессивную литературу Италии к созданию правдивых, социально насыщенных произведений.