ИНОСТРАННЫЕ ПИСАТЕЛИ О ТОЛСТОМ

ГЮСТАВ ФЛОБЕР (Франция)

Благодарю, что вы дали мне возможность прочесть роман Толстого («Война и мир». — Ред.). Это перворазрядная вещь! Какой художник и какой психолог! Два первых тома изумите л ь н ы... Мне случалось вскрикивать от восторга во время чтения, а оно продолжительно. Да, это сильно! Очень сильно!

Из письма Г. Флобера к И. С. Тургеневу. Цит. по письму И. С. Тургенева к Л. Н. Толстому, 12/24 января 1880 г.

ЭМИЛЬ ЗОЛЯ (Франция)

Отношусь к Толстому-романисту с величайшим восхищением... Помимо его писательского гения, отмечу его доброту и его ненависть к войне, которую я разделяю.

Сборник «Hommage a Tolstoy», 1901 г.

АНАТОЛЬ ФРАНС (Франция)

Как эпический писатель Толстой — наш общий учитель; он учит нас наблюдать человека и во внешних проявлениях, выражающих его природу, и в скрытых движениях его души...

Толстой даёт нам также пример непревзойдённого интеллектуального благородства, мужества и великодушия. С героическим спокойствием, с суровой добротой он изобличал преступления общества, все законы которого преследуют только одну цель — освящение его несправедливости, его произвола. И в этом Толстой — лучший среди лучших.

Цит. по журналу «Интернациональная литература», 1940 г., № 11—12.

РОМЕН РОЛЛАН (Франция)

Я продолжал суровую критику Толстого, направленную против общества и искусства привилегированных.

Из статьи «На защиту нового мира», 1932 г.

...Никогда ещё подобный голос не звучал в Европе... Нам было слишком мало восхищаться творчеством Толстого: мы жили им, оно было наше. Наше — своей жгучей жизненностью, своей юностью сердца.... Наше — своим грозным обличением обманов цивилизации...

«Жизнь Толстого», 1911 г.

ГИ ДЕ МОПАССАН (Франция)

Вот как надо писать! Это для нас, молодых, откровение, целый новый (мир.

Слова, сказанные после прочтения романа Толстого «Война '* и мир». Цит. по книге П. Боборыкина «Эволюция русского-романа», М, 1902, стр. 3.

БЕРНАРД ШОУ (Англия)

Толстой видит мир, как человек, проникший за кулисы общественной и политической жизни, в то время, как большинство из нас подвержено всем иллюзиям зрителя, сидящего в партере... Всё, что он говорит в осуждение нашего современного общества, более чем справедливо.

Из рецензии на трактат Толстого «Что такое искусство?», 1898 г.

ДЖОН ГОЛСУОРСИ (Англия)

Бывают художники, которые вырабатывают новую, виртуозную технику, то и дело меняют эстетические концепции, но творчество их, как и они сами, насквозь эгоцентрично и представляет ряд неудавшихся экспериментов. Только если писатель целиком захвачен своей темой, все его сомнения относительно художественных средств разрешаются сами собой, и может возникнуть шедевр. Самая характерная черта Толстого-романиста — его абсолютная искренность, его решимость в раскрытии того, что ему в данное время представлялось истинным.

Из предисловия к английскому изданию романа «Анна Каренина», 1928 г.

ТЕОДОР ДРАЙЗЕР (США)

Я снова усиленно занялся чтением... Дороже всех мне был тогда Толстой, как автор повестей «Крейцерова соната» и «Смерть Ивана Ильича»... Я был так восхищён и потрясён жизненностью картин, которые мне в них открылись, что меня внезапно озарила мысль, как бы совсем новая для меня: как чудесно было бы стать писателем. Если бы можно было писать, как Толстой, и заставить весь мир прислушаться!..

30 Л. Н. Толстой (сборник).

Из книги «Заря», 1931 г.

465

СТЕФАН ЦВЕЙГ (Германия)

Его проза стоит среди всех времён и в наши дни извечной, безначальной, непреходящей, как сама природа, не ощущаемая даже как искусство.

«Три певца своей жизни», 1929 г.

ИВАН ВАЗОВ (Болгария)

В его лице Россия поклоняется могущественному гению. Слава графа Толстого растёт в Европе, где высоко оценен его роман «Война и мир».

Из статьи «Вне Болгарии», 1891 г.

АННА ЗЕГЕРС (Германия)

Толстой, как никто другой, внушал молодёжи его эпохи сомнения в прочности существующего порядка.

Из статьи «Земное наследие Толстого», 1942 г.

ТОМАС МАНН (Германия)

Мощь его повествовательного искусства ни с чем не сравнима; каждое соприкосновение с ним... вливает в талант, обладающий восприимчивостью, потоки силы, бодрости, первозданной свежести. Подобно тому, как он сам, Антей, при каждом прикосновении к матери-земле обретал в себе крепость изумительного художника, так и для нас его могуче-безыскусственное творчество — это сама земля, сама природа, появляющаяся в новом обличье; перечитывать его... значит спасаться от соблазнов манерности и болезненной игры, возвращаться к потокам естественности и здоровья, находить их в самом себе.

Из статьи о Толстом, 1928 г.

БОЛЕСЛАВ ПРУС (Польша)

Этот роман принадлежит к самым возвышенным творениям, какие породил человеческий дух, хотя он и написан наперекор ходячим эстетическим теориям.

Из рецензии на роман «Воскресение», 1900 г.

ЮЛИУС ФУЧИК (Чехословакия)

Я вижу счастье в том, чтобы добиться наивысшего совершенства. Но может ли кто-либо достигнуть этого? Наверное, нет! ■Однако я надеюсь обрести счастье хотя бы в стремлении к совершенству. Прихожу к выводу, что прав Толстой: в труде, только в труде заключается подлинное счастье!

Из юношеского сочинения «О счастье».

466

ГО МО-ЖО (Китай)

В заботе Ленина и Сталина ради народа, ради человечества об этом величайшем памятнике культуры (Ясной Поляне. — Ред.), о наследии Толстого проявляется их величие. Это не только служит прекрасным примером для народа данной страны, но и для народов других стран.

Запись в книге отзывов Музея-усадьбы «Ясная Поляна», 1948 г.

ЛУИ АРАГОН (Франция)

В течение некоторого времени всякий, кто ехал во Франции по железной дороге, обязательно встречал людей, читавших «Войну и мир» Толстого. Этот роман, быть может, величайший из всех, какие когда-либо были написаны, — стал предметом страсти французов в 1942—1943 гг. ... Ибо всё происходило так, как будто Толстой не дописал его до конца, и будто Красная Армия, дающая отпор носителям свастики, наконец, вдохнула в этот роман его подлинный смысл, внесла в него тот великий вихрь, который потрясал наши души...

Из статьи в журнале «Europe», № 1, 1951 г.

НАЗЫМ ХИКМЕТ (Турция)

Величие Льва Николаевича Толстого, этого мастера мастеров, этого бессмертного старца, оставшегося навеки юным, я полностью осознал только в бурсской тюрьме. Там я перевёл половину романа «Война и мир». Моя камера переполнилась жизнью и надеждой, пали стены тюрьмы, я ещё больше поверил в созидательную мощь великого русского народа и ещё больше его полюбил.

Из письма в Музей Л. Н. Толстого, 1953 г.

ЛЮДМИЛ СТОЯНОВ (Болгария)

Его значение как обличителя, как художественного истолкователя действительности не уменьшается и остаётся столь же важным и действенным, каким оно было при его жизни.

Из предисловия к болгарскому изданию романа «Воскресение», 1947 г.