«ВИШНЕВЫЙ САД» А. П. ЧЕХОВА В КОНТЕКСТЕ ВРЕМЕНИ

«Вишневый сад»— последнее и, пожалуй, самое сложное и многоплановое произведение Чехова. Среди многочисленных проблем, возникающих при анализе пьесы, одна всегда остается центральной (она поставлена и в учебнике для IX класса средней школы): каков характер взаимосвязи между пьесой Чехова и общественной жизнью того времени, что представляет собой «Вишневый сад»: беспристрастную ли фиксацию событий, предшествовавших первой русской революции, или художественное осмысление Чеховым современной ему действительности, возникшее на основании анализа, наблюдений и размышлений?

При решении этой проблемы особенно важно понять, равен ли драматический конфликт пьесы социально-историческому конфликту жизни.

Следует повнимательнее присмотреться к тому, какие силы и закономерности движут героями пьесы и находят свое воплощение в конфликте.

Если бы Чехов стремился только зафиксировать жизненный момент — момент перехода дворянских имений из рук разорившихся помещиков в руки сметливых дельцов-буржуа, то конфликт пьесы мог быть исчерпан покупкой сада Ермолаем Лопахиным.

Однако писатель не ограничился показом смены социально-исторических формаций и не окончил пьесу третьим актом, в котором Лопахин становится законным владельцем имения. Содержание пьесы оказывается гораздо более широким и многогранным.

Другим, тесно связанным с первым, вопросом при анализе «Вишневого сада» становится вопрос о характере понимания Чеховым исторического движения России и о воплощении динамики времени в его пьесе.

События, развивающиеся в «Вишневом саде», имеют сравнительно небольшую временную протяженность, воплощенную в нескольких важных эпизодах: не более полугода прошло с момента возвращения Раневской из Парижа (в 1-м акте) до того дня, когда обитатели усадьбы навсегда покинули ее (4-й акт). И все-таки тема времени, пожалуй, центральная тема пьесы. Дело в том, что основной конфликт пьесы коренится не столько в сегодняшнем дне обитателей усадьбы, сколько в глубоком прошлом, черпает свои мотивы в далекой, в несколько человеческих поколений, жизни. .

В конкретном сегодняшнем существовании вишневого сада нет ничего такого, что помешало бы спасти это довольно захудалое, хотя и по-своему замечательное имение; сама невозможность для его обитателей принять предложение Лопахина (переделать, почистить, вырубить, превратить в доходное предприятие) связана не с конкретным сегодняшним бытие», а с прошлым, которое неразделимо с вишневым садом.

Тема связи настоящего и прошлого, тема воспоминаний является одной из главных в последней драме Чехова и находится в неразрывном единстве с образом вишневого сада, е проблемой его судьбы, со смыслом центрального конфликта. Воспоминания не всегда выступают как непосредственные рассуждения о прошлом. Это—начало, несущее героям «Вишненого сада», несмотря на различие их характеров, возрастов, положений, облегчение и чувство общности. Память в контексте чеховской пьесы выступает не только как связь времен, но и как связь людей:                Раневская, вернувшаяся в родной дом,

переживает острую радость не только потому, что снова видит родные стены и любимый вишневый сад, но и потому, что в ней оживает теплое чувство к людям, которых она воспринимает как родных (причем в этом случае близость их как бы обеспечивается и усиливается самой принадлежностью этих людей к миру вишневого сада).

Чехов в «Вишневом саде» необычайно тонко воспроизводит не только то, что хранит память его героев, но и сам психологический механизм памяти, ее капризную и вместе с тем отнюдь не случайную избирательность. Лопахин не может забыть, как много лет назад совсем еще молодая Любовь Андреевна, смыв кровь с его разбитого лица, утешила его, крестьянского парнишку: «Не плачь, мужичок, до свадьбы заживет». Для Лопахина обращение «мужичок» — предмет упорных раздумий. Раневская, называя его так ласкательно-уменьшительно, скорее всего не предполагала указать или подчеркнуть сословную дистанцию, отделяющую крестьянского паренька от дочери поме-щика-дворянина.

Но Ермолай Алексеевич и теперь, ворочая десятками и сотнями тысяч, не может забыть того, что он внук крепостного, и это сознание заставляет его особенно остро чувствовать расстояние, отделяющее его от собственных предков (в настоящем Лопахин социально ближе к Раневской и Гаеву, чем к Дуняше и Епиходову), и в то же время постоянно и болезненно ощущать себя выскочкой, для которого культура иного, дворянского сословия остается, как и была, чужой, недоступной.

Тема памяти не становится навязчивой только потому, что Чехов растворяет ее, рассредоточивая между разными героями, окрашивая различными эмоциями, прослаивая другими темами.

Прошлое и настоящее — весьма существенные категории и в содержании, и в поэтике «Вишневого сада». Чехов вводит в свою пьесу очень точную пропорцию субъективного (обусловленного личным опытом персонажей) восприятия времени, и времени как категории объективного, исторического бытия России. Это качество «Вишневого сада» необходимо выявить и при анализе сюжетного движения пьесы, и при рассмотрении характеров г^рев.

0:В «Вишневом саде» постоянно ощущается присутствие двух увз а и м о д о и ол н я ю щ и х и взаимно корректирующих процессов: объективного поступательного хода истории и избирательности, субъективности человеческой памяти. Закономерно, что усадьба, принадлежавшая многим поколениям дворянской семьи, переходит в руки предприимчивого и деятельного буржуа. Чехов делает эту закономерность предметом изображения, и в этом — историческая объективность и правдивость пьесы. Однако глубина постижения Чеховым процессов истории и раскрытия их сложности значительно большая, чем может показаться на первый взгляд.

Время в «Вишневом саде» несет в себе отчетливое историкосоциальное наполнение. Оно проявляется не только в субъективной памяти героев, но и в неотвратимом процессе смены общественных отношений.

Живым знаком усадьбы, в которой выросло не одно поколение Гаевых, становится восьмидесятилетний Фирс — самый прилежный хранитель традиций, само их олицетворение. В достоинстве и истовости, с которой старый слуга вершит свои обязанности,— такой же след былого благоденствия старого дворянского быта, как и в привычке Раневской давать на чай по рублю.

Судьба Фирса и случайна (так, она мотивируется событиями 4-го акта), и закономерна в плане символико-временном: у старика нет будущего, так же как нет его у исторического уклада, который он олицетворяет.

Старый Фирс — в контексте последнего акта — становится образом почти символическим, превращается в некий дух дома, остающийся умирать в обреченных на снос стенах, из которых уже ушла живая жизнь. Фирс существует в настоящем, но живет в прошлом. Он помнит то, чего не помнят и не могут помнить ни Раневская, ни Гаев. Он был свидетелем времени, которое для двадцатисемилетнего Пети Трофимова — история, далекая и, уже потому, что далекая, абстрактная. Для Фирса крепостное право—подлинная живая реальность, отмена его поставила старого слугу перед единственным запомнившимся ему в жизни выбором: «Тогда я не согласился на волю, остался при господах», тогда как даже женитьба в его воспоминаниях — событие, не требовавшее его решения: «Меня женить собирались, а вашего папаши еще на свете не было». Но он ни в 1861 г., ни сорок лет спустя не может понять, чему так радовались окружающие: «И помню, все рады, а чему рады, и сами не знают». Ирония Лопахина («Прежде очень хорошо было. По крайней мере, драли») не доходит до старого слуги. Прошлое для него — шмля обетованная, оно встает в воспоминаниях старика как идеальное, разумное и счастливое, золотое время, когда сад плодоносил ежегодно и был известен секрет Ч^ушки в 1111! и и, за счет которой благоденствовали помещики.

В отличие от воспоминаний Раневской, Гаева, Лопахина ,, даже Ани, память которых как бы отталкивается от настоя» и1еГо, память Фирса агрессивна по отношению к настоящему;: кпвст в нем прошлое, а настоящее воспринимается лишь как кромешный ад по сравнению с прежними счастливыми временами.

Живой ход истории в пьесе получает свое конкретное воплощение в динамике отношений Гаевых и Лопахиных. В пьесе 1!е дается прямого ответа на вопрос, когда и почему усадьба Раневской и Гаева из доходной превратилась в убыточную. Как былое благосостояние сменилось нынешним упадком? Мы хапаем об этом лишь по отдельным, проскальзывающим в некоторых эпизодах штрихам: по словам Гаева о состоянии, проеденном на леденцах, по расточительности Раневской, по ее воспоминаниям о своей многогрешной жизни и т. д. Важны, однако, не столько опущенные автором события и эпизоды, обусловившие, в конечном счете, сегодняшний социальный статус действующих лиц, сколько указание на то, что предки Раневской и Гаева и предки Лопахина находились в антагонистических социальных отношениях. При этом Чехов здесь настойчиво избегает конкретности. Ему важно показать не прямое столкновение дворян Гаевых с их собственным крепостным Лопахиным, а то, что Гаевы, уже потому, что они владеют людьми, неизбежно становятся врагами своей живой собственности — Лопахиных.

В памяти хозяев имения не осталось никаких признаков того, что сорок лет назад их дед и отец владели не только усадьбой, но и живыми душами (так же, как противоестественность этого положения не сохранилась в памяти Фирса, бормочущего о «несчастье» 1861 г.). Однако эта историческая ситуация с силой и страстью осознается Петей Трофимовым, крепостными не владевшим и крепостным не бывшим, и остро переживается Лопахиным именно в тот момент, когда он становится полновластным хозяином вишневого сада.

Купив усадьбу, Лопахин реализовал, возможно, неожиданные для него самого мотивы поведения и проявил такие стороны своей личности, о которых обитатели усадьбы, а может быть, и он сам, до этого не подозревали. Сложность чувств и побуждений, овладевших героем, когда он ощутил (именно ощутил), что с этих пор он не просто богатый купец, а хозяин «имения, прекраснее которого нет ничего на свете», раскрывается в финальном монологе Лопахина. Монолог этот внутренне противоречив.

Герой впервые прямо говорит о социальной несправедливости по отношению к себе и своим предкам («Купил имение, где Дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню») и впервые объединяет себя с ними («Если бы отец мой и дед ... посмотрели... как их Ермолай... купил имение»); и впервые осознает всю неповторимую прелесть вишневого сада. Мотив исторического возмездия, как будто подталкивающий внука крепостных «хватить топором по вишневому саду», сливается С расчетливостью делового человека, привыкшего предвидеть результаты своих действий. Лопахин как бы невольно выполняет историческую миссию. Имение не просто переходит из рук непрактичных обедневших дворян в руки дельца-буржуа, но и становится достоянием потомка угнетенных.

С высокой и мудрой позиции автора в этом проявляется объективное возмездие истории. Однако при всей содержательной определенности и ясности антагонистических противоречий конфликт в «Вишневом саде» проступает отнюдь не остро.

Изображение Чеховым поведения персонажей как бы размывает остроту основного конфликта — потерявшие и обретшие. Смена социальных укладов происходит, словно не затронув характеров и взаимоотношений героев. Но тем, быть может, более драматичны эти не сразу и не резко бросающиеся в глаза перемены, уносящие с собой остроту былых отношений, нравственные ценности, взаимные вины и обиды целой эпохи.

Важным компонентом историко-социального конфликта и выражением чеховского историзма оказывается будущее. Присутствие в последней пьесе Чехова темы будущего придает и теме прошлого особую объемность. С чеховской концепцией будущего Родины, с его пониманием роли прогрессивной интеллигенции связан образ Пети Трофимова в контексте пьесы, героя, который не случайно воспринимается как один из центральных, хотя прямого и непосредственного участия в драматических коллизиях пьесы не принимает.

Трофимов пришел в вишневый сад извне. «Вечный студент», прогрессист и спорщик, в высоких и абстрактных категориях анализирующий жизнь, он всегда возникает рядом с главными героями в моменты их душевного смятения, тогда, когда им нужно найти поддержку, понимание. Смешной, нелепый Петя, рассуждающий часто некстати и невпопад, тем не менее оказывается нравственным авторитетом не только для юной Ани, но и для ее матери, и для Лопахина.

Петя выступает в пьесе как обладатель и пропагандист некоего высшего, непререкаемого знания истины, единственной и однозначной. Эта убежденность явно возвышает его и в глазах обитателей вишневого сада, тайно надеющихся, что именно в ней и скрыто разрешение всех их сомнений и проблем, и в глазах Лопахина, душевно взыскующего этой истины и жаждущего найти в ней осмысление, оправдание своей деятельности. (Заметим, что Гаев на протяжении всей пьесы не вступает даже в диалог с Петей Трофимовым, так как ему этой истины не нужно).

Вместе в тем — и об этом свидетельствует весь ход пьесы — для автора не существует единственной и неопровержимой правы жизни. Петина правда — одна из субъективных правд героев «Вишневого сада». Причем ее особенность состоит в том, что она носит возвышенный и одновременно сугубо умозрительней

характер.

Историко-социальная преемственность, которую мы рассматч рцваем как важный компонент основного конфликта «Вишневого сада», составляет содержание и речи Пети Трофимова во вто- ' ром акте, где главной оказывается мысль об исторической ответственности потомков за дела предков, речи, в которой так прямо и четко звучат обвинения в адрес владельцев крепостных душ и их потомков: «ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники... Владеть живыми душами —ведь это переродило всех вас, живших раньше и живущих теперь, так что ваша мать, вы, дядя, уже не замечаете, что вы живете в долг, на чужой счет, на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней».

Картина, нарисованная Петей, верна, если ее рассматривать применительно к дворянской и пореформенной России. Да, в основе благосостояния дворян-помещиков и даже их довольно далеких потомков (между Аней и крепостниками — минимум два поколения, это знает и сам Петя, недаром счет крепостникам он начинает с деда) лежит труд крепостных. Но адресуется Петя не к крепостникам, сорок лет назад утерявшим свои привилегии, а к дочери присяжного поверенного, у которой за душой нет ломаного гроша: сад давно не только не приносит дохода, по пожирает деньги, которые владельцы усадьбы вынуждены бесконечно занимать. Да и дед Ани вряд ли был отъявленным крепостником, иначе почему Фирс принял и до сих пор воспринимает волю как несчастье,— ведь в старом слуге нет и тени холопства. Откуда у молоденькой Раневской взялось внимание к обиженному крестьянскому парню, каким образом в пустоватой.душе Гаева родилось убеждение, что он, человек 60-х гг., знает и понимает душу народа, и гордость тем, что «мужик его любит»?

В монологе Пети есть диспропорция: он одновременно и прав, и не прав. Прав, потому что им верно высвечена историческая перспектива. В данных же конкретных обстоятельствах, в разговоре с Аней, его обличения плохо сочетаются и с ситуацией (прелестный, романтический вечер в старинной поэтической усадьбе), и с адресатом,— юная девушка глядит на него влюбленными глазами, дает понять, что неравнодушна к нему и готова следовать за ним куда угодно, возможно, и не осознавая До конца его социальной аргументации. В его словах есть правда, правда исторического обобщения, и вместе с тем его речь — метафора.

Петина правда складывается из критики существующего и призыва к будущему, светлому и совершенному. Однако критические речи Пети Трофимова либо справедливы, но умозрительны и не связаны с конкретной ситуацией, либо конкретны, ho ^уместны и поэтому не вполне справедливы. Причем именно он-;выступает основным оратором в серьезных разговорах, которые сам же яростно обличал во 2-м акте.

Петя — демократ, демократ по происхождению, по убеждениям, но его демократизм того же качества, что гуманизм, который принято именовать абстрактным. Социальная программа, стоящая за убеждениями Пети, лишена четких положений и границ. Петя считает себя человеком, противостоящим по сути и владельцам усадьбы, и Лопахину. В нем живет желание подчеркнуть свою независимость от прихоти имущих. Наотрез отказываясь принять деньги Лопахина, он с таким неожиданным пафосом, почти с яростью отстаивает свою полную независимость от всего того, «что так высоко и дорого ценят... все богатые и нищие», что его тирада теряет адресата. Лопахин с его бумажником и конкретным сердечным предложением как бы перестает существовать для него.

Пете Трофимову ясно еще задолго до аукциона, что жизнь вишневого сада кончилась, а есть лишь инерция доживания, агония. Герой способен здраво оценивать масштабные процессы жизни, видеть ее картину в целом, определять социальные функции людей в историческом процессе; пример тому — его полушутливая характеристика Лопахина: «Вот как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который съедает все, что попадается ему на пути, так и ты нужен». Но в конкретных людях, их состояниях, чаяниях, надеждах, переживаниях Петя разбирается плохо. Он страдает психологической глухотой к частным, конкретным целям и мотивам, обусловливающим поведение окружающих его людей.

В Пете Трофимове есть известное сходство с Чацким: и тот, и' другой — носители и пропагандисты передовых взглядов, и тот, и другой ощущают себя участниками сотворения нового века, что придает их позиции характер исторического оптимизма. И тот, и другой чутко улавливают общий ход и направление общественного развития и слабо разбираются в мотивах и причинах действий и состояний других людей. В данном случае речь идет не о сходстве характеров двух героев, а только о чертах историко-типологической общности их в переломные моменты истории. Будущее для Пети Трофимова и Ани — не только неопределенное удаленное и совершенное «завтра», но и в то же время нечто близкое, готовое вот-вот наступить.

Молодая вера семнадцатилетней Ани, которой уже коснулась суровая рука реальности, но жизнелюбие которой не угасло от этого, вера Пети, одновременно умозрительная и эмоционально наполненная, вера, живущая в нем как бы вопреки обстоятельствам, вносят в «Вишневый сад» яркую, открыто звучащую ноту оптимизма.

В чеховской пьесе время как художественная категория приобретает двустороннюю смысловую наполненность: столкнове,uie субъективных, индивидуальных правд, как временН^ преходящих ценностей, приводит к драматическому столкновению между отдельными людьми; вместе с тем объективная правда исторических сдвигов раскрывается в диалектических противоречиях общественных процессов времени.        %

Пьеса выявила существенную грань художественного мира Чехова. Писатель, который на протяжении всего творчества обращался главным образом к современности, в этом произведении выступает как художник-мыслитель, ощущающий философию истории, связь времен, истоки настоящего, коренящиеся в прошлом, и истоки будущего, коренящиеся в настоящем.