Культура как сотворенная человеком природа

Анализ сложившихся в XX в. теоретических направлений, школ и концепций культуры позволяет увидеть различные подходы к ее определению. Одним из них является рассмотрение культуры как второй, сотворенной человеком природы, надстраивающейся и возвышающейся над первой, естественной, первозданной природой. Истоки такого подхода можно обнаружить уже в античности. Но как самостоятельное понятие, обозначающее результаты многообразной деятельности общественного человека, оно оформилось лишь в Новое время в трудах Э. Б. Тайлора и немецкого юриста С. Буфендорфа. Тайлор определял культуру как «сложное целое, которое включает в себя знания, верования, искусство, закон, нравы, обычаи и любые другие способности и привычки, приобретаемые человеком как членом общества»1.

Именно в этот период была обоснована идея внеприродности культуры, ее противопоставления необузданности и неуправляемости стихийных сил природы. Такое понимание культуры совершенно не случайно, а закономерно, поскольку оно органично вливается в формирующуюся систему ценностей буржуазного мировоззрения, культивирующего в своих ранних формах личную инициативу, предприимчивость, разумность и просвещенность человека.

Человек, обретая знания, реализует заложенные в нем творческие возможности, способности, дарования. Осваивая окружающую его природу, он использует ее материал, пространство, ландшафт для создания новой, искусственной природы. Он творит новый мир — мир артефактов, к которым можно отнести и созданные человеком орудия труда, станки, машины, оборудование, и выращенные им растения, которых нет в первозданной природе, и прирученных животных, и построенные города, соединяющие не только природное, но и социальное пространство. Однако понимание культуры как второй природы нередко приводит к тому, что человек рассматривает их не в единстве и гармонии, а в противостоянии, представляя, что культура как бы восполняет, «компенсирует» недостатки природы, ее изначальную неспособность к творчеству, созиданию. А природа, в свою очередь, мстит культуре за вторжение в ее глубинные тайны. Смерчи, ураганы, землетрясения, извержения вулканов, не знающие пощады и в считанные минуты сокрушающие все, что создано мыслью и трудом человека, есть не что иное, как акт возмездия. Очевидно, что подобный взгляд на соотношение природы и культуры не только несостоятелен в теоретическом плане, но чреват самыми негативными последствиями. Он обрекает человека либо на инертность, пассивность, приспособленчество и минимизацию жизненных запросов и потребностей, либо на агрессивное, хищническое, бездушное и безжалостное отношение к природе.

Определяя культуру как вторую, искусственную природу, как результат творческой деятельности человека, необходимо вместе с тем подчеркнуть, что человек сам плоть от плоти природы и что, изменяя и преобразуя природу, он вместе с тем реализует свой собственный как природный, так и духовный потенциал. И вместе с тем, человек — единственное живое существо, которое благодаря своему разуму и воле сумело преодолеть присущую ему, как и всему живому, биологическую предначертанность и предопределенность. Ведомый, как и все живое, инстинктом самосохранения, он, тем не менее, рискнул приблизиться к кратеру огнедышащего вулкана, воспарить над землей, подобно птице, окунуться в глубины океана, чтобы зачарованно следить за стайкой рыбешек, не замечая, а точнее не желая замечать хищного оскала зубов плотоядной акулы и других морских чудовищ. Риск, как известно, благородное дело. Но быть благородным или неблагородным дано лишь человеку. Это уже качество не природы, а культуры, культуры человеческого ума, человеческой воли, культуры чувств.

В отличие от животных, живущих в одном измерении, жизнедеятельность человека развертывается в измерениях не только природного, но и социального, и культурного пространства. И если объективно существующее природное пространство трехмерно, то пространство культуры — многомерно. Известно, что многие животные тоже могут создавать вещи, которым нет аналогов в природе. Здесь можно вспомнить и строительство плотин бобрами, и пчелиные соты, способные поразить воображение архитектора, и плетение паутины пауком. Но еще ни один паук не построил соты, и ни одна пчела не сплела паутину, как бы этому не пытался, допустим, их научить человек. Все потому, что эти, и только эти, и никакие другие операции, предопределены природной организацией животного, заложенной в него раз и навсегда сложившейся биологической программой. А человеку доступны все виды деятельности. Более того, он как существо мятежное, стремится к новизне жизни, к неиспытанным ранее ощущениям, к всплеску чувств, эмоций, вызванных экстраординарной ситуацией, парадоксальностью поразивших его воображение проблем и задач.