Истоки и социокультурный смысл духовности

Вера и безверие — извечные символы человеческой духовности и бездуховности. Их противостояние сопутствует всей жизни человека, его как эмпирическому, так и религиозному опыту. Но что такое духовность, необходимость возрождения которой столь остра для современной культуры? В чем суть ее, и каковы ее истоки? Отвечая на эти вопросы, обратимся к этимологии слова «духовность», происходящего от другого слова — «дух» (греч. рпеита\ лат. spiritus, что буквально означает: дуновение, горячий воздух, ветер, дыхание как носитель жизни). Все эти аспекты присутствуют в таких словосочетаниях, как святой дух, народный дух, дух эпохи, дух времени, дух истории, дух культуры, дух земли, мировой дух и т. д. С точки зрения современных философских и культурологических учений, являющихся своеобразным синтезом исторически складывающихся представлений о духе, можно отметить следующие его проявления.

1.            Индивидуальный дух, выражающий особенности психологического склада личности, определяющий возможности ее самореализации и самоутверждения в природном и социальном мире (дух согласия и умиротворенности, дух протеста, дух борьбы, дух соперничества, дух любви, дух ненависти и т. д.).

2.            Общий, коллективный дух, носителем которого является уже не отдельная личность, а те или иные общности людей: социальная группа, народ, этнос, нация. Коллективный дух выражает наиболее общие, типичные черты народа, нации, этноса, их ментальность, то есть тип мировосприятия, систему ценностных ориентаций. Например, можно говорить о «гордом духе эллина», о непоколебимости спартанского духа, воинствующем духе франков, о мессианском духе иудеев, об исполненном загадок и тайн духе русского народа, вылившегося в сокровенность непостижимой русской идеи.

3.            Объективированный дух, получивший свое наиболее полное воплощение в таких формах культуры, как философия, религия, наука, искусство, техника, общественно-политическое устройство, система нравственных и правовых регулятивов и др.

Немецкий философ Гегель, рассматривая генеалогию духа, его эволюцию, ввел понятие абсолютного духа, выражающее всю полноту и совершенство человеческого знания о мире. В христианстве дух выступает в форме одной из ипостасей Бога (Бог-Отец, Бог-Сын, Бог — Дух Святой). В мистических учениях Дух рассматривается как прообраз Божества, эманация (истечение) его творческой энергии.

Дух, проникая в человека, насыщает его духовностью. Иначе говоря, духовность есть проявление духа в человеческих помыслах, желаниях, чувствах и устремлениях. В этом понимании духовность определяется не только как организующее, но и смыслообразующее начало, выражающее богатство внутреннего мира человека. Духовность как высшее проявление духа выражается в способности личности к духовным озарениям, помогающим человеку не только обрести себя, но и проникнуться высоким смыслом своего подлинно человеческого предназначения. Любовь, совесть, честь, долг, достоинство для человека духовного не некие отвлеченные принципы, а основные нравственные ориентиры, раскрывающие глубинные пласты его жизни. Духовность не дана человеку изначально. Выражая ценностное отношение к миру, она есть результат неустанной работы человека над собой, результат выбора между бытием и обладанием, между истинными и мнимыми ценностями, между нравственным и безнравственным. Таким образом, духовность уже на уровне отдельной личности неотделима от культуры, от ее религиозно-нравственных основ. Именно духовность, как отмечал Н. Бердяев, определяет, будет ли человек свободным или подчинится миру необходимости, станет его рабом. Духовность как способ самоопределения человека являет всю полноту своего смысла в его отношении к другим людям, ибо каждый человек по существу есть не что иное, как зеркальное отражение другого. Именно эта мысль запечатлена в пронзительных строках одного из талантливейших русских поэтов-акмеистов Георгия Иванова.

Друг друга отражают зеркала,

Взаимно умножая отраженья.

Так и духовность каждого из нас, многократно отраженная обликом множества других людей, расширяет свой ареал, преодолевая границы индивидуального бытия, трансформируясь в культуру уже не только отдельной личности, но и общества в целом. Если рассматривать общество как интегрированный результат совместной деятельности и общения множества составляющих его личностей, то соответственно и духовный потенциал общества определяется степенью укорененности духовности в каждом человеке. И вместе с тем духовность общества не сводима к духовности личностей, его составляющих, и не может рассматриваться по аналогии с арифметической суммой слагаемых, выступающих в многообразных формах индивидуальной жизнедеятельности в силу нескольких весьма существенных оснований. И первое из этих оснований состоит в том, что в любом обществе, как отмечал Ортега-и-Гассет, есть «человек» и «люди». А это значит, что духовная атмосфера любого общества определяется, прежде всего, теми его представителями, которые мыслью своей, провозглашаемыми идеями, творчеством своим способны как бы прервать завесу времени и устремиться в будущее. Их имена, как правило, запечатлевает история. Среди них — философы, писатели, поэты, композиторы, живописцы, ученые, политические и общественные деятели, биографические подробности и особенности жизненной судьбы которых становятся интересными потомкам лишь в той степени, в какой исходившая от этих великих личностей аура духовности освятила их вклад в сокровищницу мировой культуры. Допустим, можно с полным основанием утверждать, что Олимп древнегреческой духовности олицетворял Сократ, заложивший основы не только человеческой мудрости, но и человеческой нравственности. Римская духовность подарила Сенеку и Марка Аврелия. Великий Августин открыл человечеству истинный путь к Граду Божьему. Титаны мысли, действия и характера Возрождения в лице Данте Алигьери, Франческо Петрарки восславили красоту и совершенство человека. Просветители отдали дань несказанного и беспредельного восхищения человеческому разуму. Русская культура, чутко откликнувшаяся на страдания народа, представлена целой плеядой таких мыслителей, как Н. Бердяев, П. Флоренский, С. Франк, И. Ильин, Б. Вышеславцев и многие другие. А если включить в этот перечень имена составивших славу и гордость отечественной культуры писателей, поэтов, художников, композиторов, то число их неизмеримо. Имя им — легион. Истинными проводниками духовности в наше время стали Д. С. Лихачев, А. Мень, А. Солженицын и многие другие представители русской культуры. В каждом из этих великих имен, ставших символом своей эпохи и соответствующей ей культуры, воплощена вся полнота духовности, величие которой не способно умалить даже всесильное время, ибо, как писал Вячеслав Иванов:

Но не напрасно Прометея Небесный дар Элладе дан.

В свое не столь уж отдаленное время среди отечественных и зарубежных исследователей Л. Н. Толстого высказывались два диаметрально противоположных мнения относительно природы глубочайших противоречий, присущих творчеству великого русского писателя. Одни из авторов рассматривали творчество Л. Н. Толстого как нечто индивидуальное, вытекающее из особенностей психологического склада личности писателя, его личного жизненного опыта, судьбы, личных интересов и исканий. Другие же, напротив, отвлекаясь от всего, что составило индивидуально-психологический портрет писателя, исходили в своем анализе исключительно из признания социально-исторической обусловленности его творчества, характеризуя его как «зеркало русской революции». Очевидно, что и первая, и вторая оценка в их противопоставлении были ошибочными, прежде всего в силу своей односторонности. Ни одна из них не могла отразить всего величия Л. Н. Толстого и как великого писателя, подарившего миру свои бессмертные произведения, и как мыслителя, отразившего дух своей эпохи, ставшего признанным носителем интересов самых многочисленных и самых многострадальных слоев общества. Да, Толстой был барином, помещиком с многочисленной челядью, крепостным людом, судьбой которых он по праву хозяина распоряжался. В личной жизни, как свидетельствуют его многочисленные биографы, он был далеко не идеален. Неразборчивость в любовных связях, честолюбие, самоуправство в семье, вспышки гнева, неспособность выстроить отношения с женой Софьей Андреевной, ставшей заложницей его несдержанного, капризного, своенравного характера. Это и многое другое вменяется в вину Л. Н. Толстому. При этом сознательно или бессознательно игнорируется тот несомненный факт, что любой человек, ставший исторической личностью, не может быть представлен в виде неких полюсов хорошего и плохого, доброго и злого. Его личность, равно как и его творчество, при всей их сложности, многогранности, противоречивости, едины и неразделимы. С точки зрения истории, не столь уж важны и значимы перипетии личной судьбы писателя, особенности его характера, темперамента, пристрастий, вкусов. Не столь уж существенно в исторических и социокультурных масштабах, что ел и пил Л. Н. Толстой, объявивший себя вегетарианцем, кого любил, с кем дружил, как поступал в конкретных жизненных ситуациях, что складывалось и что не складывалось в его отношениях с женой, детьми, друзьями. Важно другое — необыкновенно чуткая совесть писателя, его духовная эволюция, составившие основу мировоззрения религиозно-нравственные идеалы абсолютной справедливости, любви и вечной правды. Духовное подвижничество Л. Н. Толстого, ставшее смысловым центром его личности и всего его богатейшего художественного, публицистического и эпистолярного наследия, — вот что, прежде всего, представляет неиссякаемый интерес для истории и что определяет духовный облик эпохи, в которой жил и творил великий писатель земли русской.

Можно обратиться и к другому, достаточно яркому и убедительному примеру. История древнего мира — это прежде всего история императорской власти. Цезарь, Нерон, Калигула и среди них — римский император Марк Аврелий. Конечно, в отличие, например, от Калигулы, — это был просвещенный человек, период царствования которого ознаменован расцветом Римской империи, названным ее «золотым веком». И все же Марк Аврелий — император, то есть предначертанной ему судьбой исторической ролью, он был обречен на жестокость, несправедливость, насилие. Многое в его жизни, поступках нельзя оправдать. Но в анналы истории он вошел не столько как император, полководец, завоеватель, а как один из выдающихся римских стоиков, автор удивительных по своей пронзительной доверительности и страстности «Писем к самому себе». Марк Аврелий — один из великих римлян, обогативший духовный облик той далекой эпохи.

Духовность, являющаяся решающей силой в судьбе исторических эпох и народов, животворна и созидательна. Формируясь в лоне культуры, она в свою очередь оказывает на нее огромное влияние, вводя в вектор ее развития духовные чувства, потребности, интересы, убеждения, насыщая ее аурой творчества, обогащая ее ценностные смыслы. Насыщенная духовностью культура устремляется к преумножению истины, добра, любви, красоты, обретающих не только нравственное, но и эстетическое звучание. Духовность — самый чуткий, самый отзывчивый на все хорошее и плохое, происходящее с человечеством и обществом, индикатор культуры. Духовность подобна огню, который может как разгораться ярким пламенем, так и угасать, оставляя после себя безжизненное пепелище. Разрушать гораздо легче, чем созидать. Достаточно было одного Гитлера, чтобы нанести такой непоправимый вред Германии, затмив хотя бы на миг Гете, Гейне, Бетховена и многие другие имена, составившие славу и гордость немецкой нации и немецкой культуры.

Духовность, неотделимая от культуры, обладает высоким нравственным, а потому человекотворческим потенциалом. Культура, оторванная от своих духовных корней, лишенная высоких нравственных идеалов и нравственных ориентиров, обречена на гибель, на деградацию, неизбежную трансформацию ее в свою противоположность, то есть антикультуру, являющуюся своего рода социальным манкуртством (т. е. утратой социальной памяти, забвением исторического и культурного опыта народа). Синонимом антикультуры в современном мире становится массовая культура, ориентированная на потребительскую мораль, на забвение своих корней, на отказ от своей человеческой сути. Массовая культура не только аморальна, но и антиэстетична, ибо вместо искусства предлагает пародию на него. Вместо чарующей мелодии — шумовые эффекты, вместо поэтического слова, способного зажечь сердца людей, словесную мишуру, вместо прекрасного лика Джоконды — размноженную фотографию или дурно сделанную копию, вместо очарования любви — сексуальную разнузданность, а вместо пластики танца — непристойные кривляния и жесты. Массовая культура с ее культом вседозволенности и всеядства — антипод духовности. Дегуманизированное массовое искусство, ориентирующееся на инстинкт толпы, не несет в себе ни нравственного, ни эстетического начала. Оно замыкает человека на собственных чувствах удовольствия, радости, для получения которых не требуется никаких физических, нравственных, интеллектуальных усилий. Разрушая внутренние, глубинные связи между людьми, массовая культура обрекает человека на одиночество. Быть одним из многих — значит по существу быть никем, существом, лишенным души, путником, заблудившимся в лабиринте чужих мыслей, идей, взглядов.

Массовая культура, ориентирующаяся не на качество, а на количество, на массовость как продуктов, так и их восприятия, — плебейская по своей сути. История дала многочисленные примеры аристократичности духа, наиболее ярко и вдохновенно выраженного в античной греко-римской и ренессансной культурах. Эти культуры в своей основе были самодостаточны, в то время как современная массовая культура является по существу культурой «социального заказа», определяющего, какими должны быть искусство, литература, философия, наука и даже религия. Отзываясь на «социальный заказ», созидатели культуры, носители творческого духа: поэты, писатели художники, композиторы, политические и религиозные деятели растрачивают свой духовный потенциал на удовлетворение либо примитивных вкусов масс, либо амбициозных устремлений тех, кто стоит у власти, либо на то и другое вместе взятые. Ибо нередко власть имеет прямую заинтересованность в оглуплении масс, их зомбировании при помощи культуры. Культурная элита, попадая в зависимость от «денежного мешка, от подкупа, от капитала», лишается свободы творчества, свободы самовыражения. И как результат, — не только бесславно истраченный талант, но и сужение ареала духовности, а соответственно утверждение бездуховности.

Опасность массовой культуры, следовательно, не только и не столько в конвейерном характере производства и потребления, сколько в своеобразном зомбировании человека, в его ориентации на конформность чувств, мыслей, поступков. Манипулируя сознанием читателя, зрителя, слушателя, апологеты массовой культуры искажают, фальсифицируют образ реальности, подменяя ее фантастическим, иллюзорным миром, в котором царят нескончаемый праздник, пьянящий воздух свободы, торжества, успеха, бесчисленных удовольствий. Нет необходимости в борьбе, преодолении, в сложных, мучительных раздумьях о смысле жизни, о мере ответственности за судьбы мира и свою собственную судьбу. Именно в этой отрешенности от реального мира, в котором только и возможна жизнь человека как творца, созидателя, способного противостоять любым проявлениям зла и насилия, кроется одна из основных опасностей массовой культуры. Иллюзия, мираж, рассеиваясь, оставляют после себя либо самый оголтелый цинизм, либо опустошенность и разочарование. Общество циников, как и общество людей ослабленных и опустошенных обманувшими их надеждами, нежизнеспособно.

Духовность и культура едины и нерасторжимы как по своей сути, так и по своей созидательной функции. Исчезает духовность, исчезает и культура, становясь ее слабой, бездарной имитацией. И с другой стороны, подмена культуры антикультурой есть смерть духовности, крушение ее ценностных оснований. Поэтому несводимость духовности общества к совокупной духовности отдельных личностей определяется также и тем, что духовность — плод не только эпохи, соотнесенной с ней в социокультурном времени, но и тех, которые канули в лету. Духовные ценности, созданные прошлыми поколениями, составляют духовное наследие, к которому обращается поколение нынешнее. Происходит сложный, нередко противоречивый процесс их ассимиляции, «вписывание» в новую социокультурную среду. Формируется социальноисторическая память, в которой, как в любой памяти, сохраняется далеко не все, что было значимо в прошлом. «Старым песням» дается новая аранжировка, созвучная духу новой исторической и культурной эпохи. Новые поколения, входя в жизнь, заново конструируют духовный облик эпохи, современниками которой они являются, чем-то из прошлого восхищаясь, а что-то безоговорочно отвергая. Но даже отверженные ценности не остаются безучастными к вопросам созидания духовного облика новой культуры. Отсюда нескончаемый диалог культур, представленный не только в их историческом, но и сущностно-содержательном ракурсе. Формы такого диалога, охватывающего самые разнообразные спектры духовности, бесконечно разнообразны — от абсолютного неприятия и отторженности до взаимного стремления найти точки соприкосновения культур, прийти к общему языку в понимании и оценке культурных смыслов.