Пространство и время культуры, их особенности

Смена как общественных систем, так и культур осуществляется в исторической последовательности и охватывается конкретными хронологическими рамками. Вне истории нет ни общества, ни культуры. В отличие от физического и биологического времени, являющихся объективными формами существования материальных систем, историческое время, как время социального бытия людей и создаваемой ими культуры, во многом субъективно. Его субъективность определяется, во-первых, тем, что оно изначально задается и определяется людьми, наполняется человеческим смыслом. Оно может сжиматься до мгновения и растягиваться до вечности. «Я знаю, — писал поэт Роберт Рождественский, — время растяжимо. И все зависит от того, какого рода содержимым наполняем мы его». Пульс исторического времени может то ускоряться, то замедляться. И это ускорение и замедление полностью во власти человека. Субъективность исторического времени проявляется также и в характере его восприятия человеком в непосредственной зависимости не только от его личностных убеждений, но и мировоззренческой ориентации тех социальных групп, к которым он принадлежит. Революции, в мгновение ока сокрушающие сформировавшуюся систему ценностей, не оставляющие камня на камне от сложившегося жизненного уклада народа, вовлекаются в такой ритм времени, для которого не может быть однозначной оценки. Для революционных борцов, ощущающих себя «скаковыми лошадьми азарта» время как бы утрачивает свою реальность. С одной стороны, не угнаться за его бешенным революционным ритмом. А с другой стороны, как неизбывна жажда догнать его и подчинить своим желаниям, своей неудержимой воле! Как не вспомнить стихотворение В. В. Маяковского «Революция» с примечательным подзаголовком «Поэтохроника», где с непередаваемой поэтической достоверностью озвучено субъективное восприятие того далекого революционного времени, его бешенного, неукротимого ритма.

Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде».

Сегодня пересматривается миров основа.

Сегодня до последней пуговицы в одежде

Жизнь переделываем снова.

А несколько позднее в поэме «150 000 000» мотив власти над временем звучит еще более выразительно.

Идем!

Идем, идем!

Не идем, а летим!

Не летим, а молньимся,

Души зефирами вымыв!

Будущее наступило!

Будущее победитель!

Эх, века,

На поклон идите!

Историческое время — это время жизни социума, или социальное время, и время культуры. При всей их близости эти две разновидности исторического времени отнюдь не тождественны. Социальное время необратимо. История не знает сослагательного наклонения, возврата к прошлому нет и не может быть. Каждая историческая эпоха, впитавшая в себя дух своего времени, уникальна и неповторима. Обращаясь к прошлому, к истории, пройденной человечеством, можно извлекать лишь уроки, и от того, насколько мы будем учитывать опыт предшествующих поколений, во многом зависит наша историческая судьба, ее сегодняшний день и ее будущее. «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды», — утверждал великий античный философ Гераклит Эфесский. Река истории от века к веку неудержимо несет свои воды, и горе тому, кто попытается, вопреки мудрому совету философа, вступить в нее дважды. Даже трагедия, однажды состоявшаяся, будучи воспроизведенной другими людьми и в других исторических условиях, оборачивается фарсом. Наполеон Бонапарт, несмотря на его поражение и заточение на острове Святой Елены, тем не менее, в сознании потомков предстает как великая историческая личность. Гитлер же, попытавшийся повторить исторический путь Наполеона, так и остался ничтожным человечком при всех своих имперских притязаниях. И хотя некоторые из современных ученых пытаются искусственно возвеличить Гитлера, для истории его личность слишком мелка и незначительна, чтобы быть интересной.

Но если социальное время, как и биологическое время, определяемое предначертанными жизненными циклами, необратимо, то одной из важнейших характеристик культуры является обратимость времени. Как ни удивительно, время культуры может течь не только от прошлого к настоящему и от него к будущему, но и наоборот: от будущего через настоящее, или даже причудливым образом минуя его, к прошлому. В реальной жизни личное, социальное бытие вообще и бытие времени, в частности, как бы рождается из другого, предшествующего бытия. На обломках римской империи возникло государство воинственного племени франков, сокрушительную мощь которых суждено было познать многим народам. В наше время федеративное государство Югославия, раздираемое междоусобными конфликтами и войнами, перестало существовать, и на его месте сформировались самостоятельные государственные образования, независимые друг от друга, насколько можно быть независимым в современном мире.

Человек, создавая мир социума и формируя себя как существо социальное, использовал природную среду и природные материалы, ассимилируя и изменяя их, приспосабливаясь к ним и одновременно как бы подгоняя их под мерки собственного бытия. Предшествующие поколения людей в процессе своей жизнедеятельности создают материальные и духовные предпосылки для жизни последующих поколений. То есть для развития и совершенствования общества, а соответственно реализации и функционирования социального времени, необходимо определенное, конкретно-историческое Нечто в виде бытия природных вещей и процессов, или конкретно-исторического бытия социума, или того и другого вместе взятого. «Нечто из ничего не возникает» — такова формула социального времени. Время культуры дает иное соотношение бытия и небытия, что наиболее полно проявляется в таких формах культурного творчества, как мифология, религия, искусство. Так, в частности, мифологическое время обозначает собой не просто некую длительность и последовательность событий. Оно таинственно и неукротимо. Власть его распространяется не только на людей, но и на богов. Всемогущий Кронос не знает пощады. Он уничтожает все, что только может встретиться на его пути, не исключая даже собственных детей. Но Кронос, обладающий силой столь же неизмеримой, сколь и таинственной, не только «пожиратель» сущего, но и его творец. Он создает бытие мира, людей, богов, героев, определяет характер их деяний, смысл их жизни, а затем неумолимо обрекает их на исчезновение, на растворение в новом потоке времени. Уже в образе Кроноса явственно «просвечивает» идея круговорота, в процессе которого бытию мифологического образа предшествует его небытие. Само же бытие временно. Нить жизни неизбежно должна оборваться, и вновь наступает беспросветная, всепоглощающая бездна небытия. От древних времен дошел до нас образ времени в виде вращающегося вокруг своей оси колеса, и стало достаточно распространенным словосочетание «колесо истории». Колесо — значит вращение, круговорот жизни и смерти, созидания и уничтожения. В древнеиндийской культуре аналогом такого вращающегося колеса была сансара, олицетворяющая собой бесконечную цепь перевоплощений индивидуальной человеческой души, восходящей из небытия к бытию, а от него обратно к небытию, и так до бесконечности.

Чрезвычайно своеобразно проявляет себя время культуры в религии. В отличие от мифологического времени, бесконечного в своем круговращении, образ времени, сформированный христианским мировоззрением, заключен, соответственно принципам креационизма (от лат. сгеаге — создавать; учение о сотворении мира Богом из ничего) и эсхатологии (от греч. eschatos — последний, конечный и logos — учение; учение о конце мира, о страшном суде и «Аз воздам»), в конкретные т. е. хронологические рамки. Это уже не круг, а линия, соединяющая первый день творения мира Богом и начало апокалипсиса, Страшного суда, где каждому воздастся за все хорошее и плохое, совершенное при жизни. Так впервые время культуры обретает глубокий нравственный смысл. Согласно христианскому вероисповеданию, время культуры отнюдь не индифферентно, оно наполнено аурой добра и зла, вины и покаяния, воли и безволия, сострадания и жестокосердия. Итак, религия как форма культуры дает новое по сравнению с мифологией понимание времени. Прошлое и будущее как бы спрессованы в нечто единое, целостное, нерасторжимое, имеющее две точки отсчета: начало и конец. Мир сотворен Богом из ничего, из небытия, аналогом которого и является хаос. Бог, а затем и вместе с тем привлеченный Богом к сотворчеству человек создал порядок из хаоса, систему из бессистемности, бытие цз небытия.

Еще своеобразнее время культуры проявляется и интерпретируется в искусстве. Великие художники, подарившие миру свои бесценные произведения, выразили в них не только восхищение многокрасочностью, многоцветьем бытия, но и приоткрыли завесу тайны его рождения из небытия. Кисть художника, перо поэта, резец скульптора, смычок скрипача способны творить чудеса, создавая нечто из ничто, конструируя бытие из небытия, и тем самым сообщая историческому времени новый, невиданный ранее смысл. Образ времени предстает уже не в виде линии, связывающей точки сотворения мира Богом и грядущего апокалипсиса как в религии, а в виде чарующего глаз калейдоскопа, дающего многообразие самых удивительных по своей яркости и красочности картин. Многомерность времени в искусстве неразрывно связана с фантазией, творческим воображением человека, которым нет предела, и которые не могут быть заключены ни в какие границы и рамки. Искусство, являясь важнейшим элементом культуры, как бы удваивает мир, создавая не просто отраженное, но качественно новое бытие, у которого в реальном бытии нет никакого аналога. Ибо никакое самое полное, емкое, содержательное понятие прекрасного не способно охватить все бесконечное многообразие прекрасного в искусстве, сотворенного гением и страстью художника. А страх и отчаяние, сопутствующие личным и социальным трагедиям, переплавляются благодаря искусству в чувство великого душевного потрясения, облагораживающего, очищающего человека, возвышающего его над суетностью жизни, над конформизмом мысли и действия.

Мы видим, что социальное время и время культуры не тождественны, как не тождественны между собой общество и культура. И вместе с тем они едины и нерасчленимы. При этом неверно рассматривать культуру только как составную, ценностно-нормативную часть общества. Культура не просто часть общества, а его смысловой центр. Сущность любой общественной системы определяется состоянием ее культуры. «Хлеба и зрелищ» — как заклинание звучало в могущественной Римской империи. И сменявшие друг друга римские императоры не жалели сил для того, чтобы насытить желудки и усладить слух своих сограждан предсмертными стонами умирающих гладиаторов. Финал оказался печальным. Растоптанная и униженная культура Рима явилась главным фактором, определившим падение Римской империи. А разве не кризис культуры, не кризис культурных основ общества стал одной из основных причин распада Советского Союза с его самой многочисленной из всех европейских стран армией, разветвленной сетью органов государственной безопасности, тотальной системой власти и жесткого государственного партийного диктата, пронизывающего все сферы жизни советского общества? Являясь смысловым центром общества, культура именно в обществе, через систему существующих социальных институтов реализует заложенные в ней потенции. Поэтому неслучайно, что осмысление культуры во взаимосвязи всех ее форм и состояний возможно только через призму истории общества. В свою очередь, обращение к культуре дает возможность лучше понять характер социальных связей и взаимодействий, осмыслить динамику социальных процессов. Будучи продуктом истории, культура выражает складывающуюся в процессе исторического развития общества потребность в духовном обновлении, передаче формирующегося из поколения в поколение совокупного духовного опыта. Социальное время и время культуры, сливаясь и поглощая друг друга, образуют единое социокультурное время, в границах которого развертывается как индивидуальное, так и социальное бытие человека, складываются следующие друг за другом эпохи. Но что такое эпоха? Как справедливо подчеркивал классик немецкой разновидности экзистенциализма (философии существования) М. Хайдеггер, эпоха — это не только определенный исторический отрезок социального времени. Ее важнейшим индикаторами являются уровень развития культуры, цивилизованности, степень подлинной, а не иллюзорной свободы и самодостаточности человеческой личности. Эпоха, как и органично включенная в нее культура, проходит стадии возникновения, расцвета и гибели, определяемой складывающимися в ее недрах деструктивными тенденциями, неизбежно приводящими к кризису.

Понятие «осевого времени», введенное в структуру научного исследования немецким ученым Карлом Ясперсом, помогает рассматривать закономерности формирования как общества, так и культуры, определять социокультурный смысл исторического процесса, его истоки и цели. В работах «Истоки истории и ее цель», «Духовная ситуация времени», «Философская вера» К. Ясперс переосмысливает сложившиеся со времени средневековья временные рамки истории, открывающей взору новые горизонты, определяемые как «область беспредельных возможностей». Подобно своим предшественникам О. Шпенглеру, А. Тойнби, Максу и Альфреду Веберам, акцентирующим внимание на непрерывности, универсальности исторического процесса и целостности формирующейся в его границах культуры, Ясперс ставит задачу формирования такой исторической картины, в которой наглядно, зримо прослеживалось бы развертывание общества и культуры в их истоках, смыслах, «в мерцании многозначных символов»'. Ось мирового времени приходится, как отмечает Ясперс, на период между 800 и 200 гг. до н. э. Именно в этот период сложились все основные направления китайской философии, подарившей миру таких великих мыслителей, как Конфуций и Лао-Цзы. На это же время приходится расцвет индийской философии, возникновение Упанишад и жизнь Будды. В Иране возникает зороастрийская религия, пророком которой явился Заратустра, провозгласивший грядущее царство сверхчеловека. Греция дала целую плеяду таких великих имен, как Гомер, Парменид, Гераклит, Платон. В Палестине выступали пророки Илия, Исайя, Иеремия и Второисайя. Глубокий смысл осевого времени Ясперс усматривает в его непреходящем влиянии на все последующие поколения людей. «Тем, что совершилось тогда, что было создано и продумано в то время, человечество живет вплоть до сего дня. В каждом своем порыве люди, вспоминая, обращаются к осевому времени, воспламеняются идеями той эпохи»* 2.

С помощью понятия «осевого времени» философ пытается раскрыть глубинные истоки человеческого бытия, обнаружить общность в формировании великих культур древности. Обращение к этому понятию дает возможность, с точки зрения философа, прикоснуться к величайшей тайне происхождения человека, формирования его исторического сознания, способного к само-рефлексии, к многообразию мнений об истоках не только индивидуального, но и общечеловеческого бытия. «Откуда мы пришли? Кем мы были на заре истории? Какие возможности существовали до истории? Какие решающие события произошли тогда, события, позволившие человеку стать человеком, способным иметь историю? Какие существовали тогда забытые глубины «изначальных открытий», скрытых от нас прозрений? Как возникли языки и мифы, уже сложившиеся к началу исторического времени?»1. Осуществляя посредством «осевого времени» структурирование мировой истории, философ делит человечество на осевые народы и народы, не затронутые осевым временем, определяемые как народы, «не знавшие прорыва». К осевым народам Ясперс относит китайцев, индийцев, иранцев, иудеев и греков. Историческую роль этих народов Ясперс видит прежде всего в том, что они не просто вошли в осевое время, а, продолжая свою историю, как бы вторично родились в нем, совершив глубокий качественный скачок в своем развитии, что позволило им заложить основы духовой сущности человека, его подлинной истории. К древним культурам народов, хотя и живших в осевое время, но не совершивших подобного прорыва, он относит египетскую и вавилонскую культуры, которые, несмотря на всю свою грандиозность, сыграли лишь роль своеобразного этнографического материала для греков и иудеев, заложивших основы западного мира и западной культуры.

Таким образом, понятие осевого времени призвано, с точки зрения К. Ясперса, не только обосновать идею единой мировой истории, но и определить историческую роль отдельных народов в становлении мировой человеческой культуры. В этом отношении позиция Ясперса близка марксистским представлениям о линейности исторического процесса и исторического времени. Но если марксизм, характеризуя социокультурное время, акцентирует внимание на смене общественно-экономических формаций, основой которых являются материальное производство и система материальных, экономических отношений, то для Ясперса первостепенное значение имеют духовные доминанты истории.

Социокультурное время неотделимо от социокультурного пространства, в котором также совершенно условно, исключительно в целях анализа можно выделить социальное пространство и пространство культуры в собственном смысле слова. Социальное пространство, в отличие от физического пространства, выражающего объективно существующую протяженность материальных тел и их положение относительно друг друга, формируется социумом в процессе исторического развития общества. Оно принадлежит истории и выражает собой исторически сложившиеся системы общественных связей и взаимодействий. Будучи вплетенным в пространство биосферы и космоса, оно наполняется глубоким человеческим смыслом. Уже стоянки древних людей свидетельствуют об осмысленной, целенаправленной организации пространственной среды человеком и человеческим сообществом. Реки, озера, леса, участки земли вовлекаются в хозяйственную деятельность человека, обретая, наряду с непосредственным, природным, еще и социальный смысл. Так, например, для жителей Древнего Египта, поклонявшихся Нилу, окаймлявшие его берега воспринимались как особое пространство, в котором божественная благодать и человеческое подвижничество, сливаясь воедино, во многом определяли жизнедеятельность народа. Социальное пространство, сформированное египтянами, характеризовалось особой организованностью и упорядоченностью. Построенные ими города, ирригационные системы, пирамиды, многочисленные храмы отражали особенности хозяйственного уклада египтян, характер умений и навыков, передаваемых из поколения в поколение.

Идея централизованной власти получила воплощение, в частности и при строительстве городов. Так, например, в эпоху царствования египетского фараона Аменхотепа IV, видевшего в себе единоличного посредника между солнцем и людьми, был построен город Ахетанон, ставший столицей Египта. Широкие улицы и зеленые зоны города создавали впечатление не только открытости, но и безграничности пространства, символизирующие многофункциональность городской среды, ее способность не только создать уют и комфорт своим гражданам, но и защитить их от природных катаклизмов: сокрушительных разливов Нила, надвигающейся на город пустыни. Не случайно именно в центре города возвышался храм, где алтарем была стелла с изображением Эхнатона, поклоняющегося Солнцу. Естественно, что в этом городе, кроме Аменхотепа и членов его семьи, жили и другие граждане (население его было довольно многочисленным): чиновники, писцы, ремесленники, то есть, прежде всего, те категории, которые обслуживали фараона и обеспечивали функционирование и жизнедеятельность всех городских служб. Все в этом городе было подчинено фараону, все вращалось вокруг фараона. Поэтому неслучайно, что смерть Аменхотепа унесла с собой в небытие и построенный им город, покинутый его жителями и поглощенный песками. Так, лишь на одном примере, обращенном к глубинам веков, можно показать, как волей человека, совокупным трудом множества людей физическое пространство трансформировалось в социальное пространство городской среды, наделенной конкретным историческим и культурным смыслом, представленным в чрезвычайно своеобразной мифической связи между Солнцем и правителем. Смерть фараона лишает город и окружающее его пространство приписанного ему смысла, и город умирает вместе с фараоном.

Если в Древнем Египте лишь начинают складываться предпосылки городской культуры как одного из важнейших явлений социокультурного пространства, то древние цивилизации Месопотамии, или Двуречья, характеризовались сознательным целенаправленным ее формированием. В этот период большое внимание уделяется не только строительству храмов, дворцов для священнослужителей, правителей, знати, но и многоэтажных домов для простолюдинов. Если центром египетского Ахетанона был храм, то центром городов Месопотамии становились базары, рыночные площади, рассматриваемые не только как место торговли, осуществления разных сделок, направленных на удовлетворение насущных потребностей граждан, но и как собственно культурное пространство, формирующее нормы, традиции, общение людей, закрепляющее в их сознании определенную систему ценностей. Здесь люди обменивались не только товарами и услугами, но и мыслями, идеями. Здесь же раздавались звуки музыки, проводились своего рода карнавальные шествия, устраивались праздники, звучало поэтическое слово. Не страх смерти и не протест против нее, свойственный религии и культуре египтян, а радость и торжество жизни насыщали оптимистическим смыслом социокультурное пространство городов Двуречья. Что особенно характерно в этом отношении, даже храмы, построенные в честь богов, использовались не только для поклонения богам, но и для решения конкретных, земных задач. С их башен нередко жрецы вели астрономические наблюдения, конструировали схемы расположения звезд на небосводе, создавали модели Вселенной.

Но социокультурное пространство — это не только архитектоника городов или сельских поселений, заполненность общественными зданиями, жилищами граждан, храмами и другими строениями, и не только геометрическое пересечение улиц с их архитектурным и скульптурным обрамлением, но и сложившаяся на этой территории система общественных связей и отношений. Пример такому пониманию дает античный полис, определяемый еще со времен Аристотеля как сообщество свободных граждан. Демократические Афины и аристократическая Спарта могут с полным основанием рассматриваться как два основных типа полисной культуры.

Подобное понимание социокультурного пространства характерно и для настоящего времени. Особую значимость в наши дни обретают не только вопросы градостроительства и управления крупными городами-мегаполисами, но, что неизмеримо важнее, создание такой инфраструктуры, которая обеспечивала бы максимальные удобства, душевный покой, чувство личной безопасности и социальной защищенности своих граждан.