Исторические типы взаимодействия природы и культуры

Свое предназначение, например, древние греки усматривали прежде всего в том, чтобы жить в полном согласии с природой, в гармонии с ней. Известный русский философ А. Ф. Лосев выделяет три основных периода в истории представлений человека о природе: «период чисто мифологический, период перехода к эстетическому пониманию природы и период свободно-эстетического ее понимания».

Обращаясь к бессмертным строкам «Илиады» и «Одиссеи» великого Гомера, философ наглядно показывает, какую сложную эволюцию претерпевает взгляд человека на природу. Если в «Илиаде» природа рассматривается только как прообраз человеческой жизни, то в «Одиссее» природа выступает уже объектом подлинно эстетического созерцания, с присущей ему способностью к созданию поэтических образов, с их условностью и субъективностью. В «Илиаде», как показывает Лосев, можно встретить множество сравнений при описании различных состояний, эпизодов человеческой жизни, связанных с явлениями природы (с ветром, бурей, грозой, огнем, с деревьями, различными животными).

Как на вершинах горы истребитель огонь пожирает Лес беспредельно великий и заревом блещет далеко,

Так в проходимых войсках от чудесно сверкающей меди, Блещущий свет доходил по эфиру до самого неба.

Приведем еще один пример удивительно образного, поистине «роскошного» сравнения.

Так же, как быстрые волны о берег морской многозвучный Бьются одна за другой, гонимые ветром-Зефиром,

В море сначала они вырастают, потом наскочивши На берег, с громом ужасным дробятся, и выше утесов Скачут горбатые волны и пеной соленой плюются,

Так непрерывно одна за другой фаланги ахейцев Двигались в бой на троянцев.

Яркие сравнения, которые использует Гомер в «Илиаде», при всей их наглядности, убедительности являют собой образец простой констатации природных явлений: грозы, молнии, огня, разбушевавшейся морской стихии. Здесь нет еще душевного трепета, нет поэтической напряженности чувств, нет той субъективности, которые присущи эстетическому вйдению природы. Это и есть чисто мифологический период, характеризующийся слитностью человека и природы, индифферентностью по отношению к ней. Это период, как его характеризует А. Ф. Лосев, «вполне непосредственного, вполне прямого, несимволического отношения к природе»1. Однако в той же «Илиаде» обнаруживаются и такие строки, которые свидетельствуют о постепенном переходе к эстетическому периоду восприятия человеком природы.

Словно как на небе звезды вокруг

Ясного месяца яро светятся, видные в то время, как воздух безветрен;

Видным становится вдруг и кружатся все массы высокие,

Скалы, долины, воздушный простор наверху необъятен.

На небе видны все звезды. И сердцем пастух веселится.

Так беспристрастность уступает место личностной, субъективной заинтересованности человека в ясном небе, в холмах и долинах, в небесном своде, усыпанном множеством звезд, в необъятности воздушного простора. Человек начинает не только созерцать, но и чувствовать природу, наделять ее собственным, человеческим смыслом, говорить с ней на особом языке символов. А это уже язык не столько мифологический, сколько поэтический. И хотя «Илиада» и «Одиссея» представляют собой преимущественно жанр эпической поэзии (от греческого epos, что значит слово, повествование), в которой личностное отношение автора к предмету повествования в значительной степени нивелировано, тем не менее, законы жанра, особенно в «Одиссее» зачастую сознательно преодолеваются.

Достаточно в качестве примера привести такие строки:

Между зеленых ветвей длиннокрылые птицы гнездятся.

Копчики, совы, морские вороны с разинутым клювом,

Пищу они добывают себе на морском побережье,

Возле пещеры самой виноградные многие лозы,

Пышно росли и на ветках тяжелые гроздья висели.

Светлую воду четыре источника рядом струили,

Близко один от другого туда и сюда разбегаясь.

Всюду на мягких лужайках цвели сельдерей и фиалки,

Если б на острове этом и бог появился бессмертный,

Он изумился бы, глядя, и был бы восторгом охвачен.

Здесь уже не простое описание природы, а упоение ее красотой, перед которой никому, даже бессмертному богу не устоять.

Культура древних цивилизаций благодаря человеку, его поэтическому дару вовлекает природу в свою орбиту, наделяя ее множеством новых смыслов (познавательных, нравственных, эстетических). Вместе с тем необходимо отметить, что возникновение поэтического, личностного отношения к природе отнюдь не умаляет значимости мифологического отношения.

Величайшим достижением античной и, прежде всего, греческой культуры является философия, в центре внимания которой с самого начала ее возникновения были вопросы соотношения природы и человека. Демокрит, Сократ, Платон, Аристотель, Ксенофонт, Эпикур — такова славная плеяда тех, кто не уставал размышлять о месте человека в мире, об окружающей человека природе, являющейся для него родным домом. По-разному виделся этот природный дом античным мыслителям. Так, например, философ элейской школы Парменид в своей поэме «О природе» ввел для его обозначения понятие бытия, охватывающее бытие человека и бытие мира, в котором человек живет. Сконструированная Парменидом теоретическая, умопостигаемая модель бытия вместе с тем наполнена глубоким эстетическим смыслом: она удивительно прекрасна и совершенна.

Есть же последний предел, и все бытие отовсюду Замкнуто, массе равно вполне совершенного шара С правильным центром внутри. С точки зрения родоначальника античной классики Платона, таким «родным домом» для человека является наша прекрасная планета Земля, по форме своей подобная мячу. И все изменения, в ней и на ней происходящие, философ пытался объяснить, исходя из своей умозрительной теории, согласно которой наряду с бытием конкретных, чувственно-воспринимаемых вещей и процессов существует бытие «идей», представляющих собой мир вечных и неизменных, умопостигаемых сущностей. В соответствии с этой теорией причину превращения некогда плодородных почв в безжизненную землю, а гор, покрытых лесами, в беспорядочное нагромождение оголенных скал Платон видит не в антропогенном воздействии человека на природу, а в естественном и неизбежном перерождении самих вещей, являющихся слабыми копиями идей, вечных и неизменных в своем совершенстве.

Природный мир понимается греками как великий, необъятный и безграничный Космос (от греч. kosmos — вселенная). Такое название миру было дано впервые Пифагором, обратившим внимание на царящие в нем порядок и закономерность. Человек многими античными философами рассматривался как частица этого великого Космоса, как мыслящий микрокосм. Поэтому не случайно, наряду с понятием Космоса возникает понятие логоса, что означало: мысль, разум, закономерность. Разум, как считал великий философ Аристотель, должен следовать таким же законам строгости, упорядоченности, непротиворечивости, которые присущи великому Космосу, или Ойкумене (Вселенной), по терминологии Аристотеля. Один из первых профессиональных учителей философии и ораторского искусства Антифонт в сочинении «Истина» вслед за элеатами утверждал единство и нерасчлененность мира, в котором «все есть все». Власть природы над человеком он считал безграничной, а саму природу ставил выше государства и государственной власти. «Тот, кто нарушает законы, если это остается тайным от остальных участников соглашения, свободен от позора и наказания. Если его противозаконный поступок открывается, то его настигает позор и кара. Но если кто-нибудь попытается нарушить что-нибудь из коренящихся в самой природе требований, то если это и останется скрытым от всех людей, бедствие от этого для него самого будет не меньшим и нисколько не большим, чем в том случае, если это все увидят».

Древний грек — дитя природы. Он не мыслит вне ее своей жизни. Но это особое дитя, с чрезвычайно развитым чувством собственного достоинства, задумывающееся над своим исключительным местом и предназначением в природе. Он приручает диких животных, сеет хлеб, сажает деревья, строит ирригационные сооружения. Постигая тайны природы, он учится использовать ее богатства для удовлетворения своих насущных нужд и потребностей. Но только ли в этом состоит великое предназначение человека? Что вносит в природу деятельность человека? Всегда ли она является благом для природы? Отвечая на эти вопросы, Цицерон приходит к выводу о том, что только благодаря человеку природа не дичает и не утрачивает своего благородного влияния на культуру. Греки берегли природу, и римляне видели в этом достойный образец для подражания. Строя сложнейшие отводные сооружения для городских стоков, они проявляли неустанную заботу об их очистке. Большое внимание греки и римляне уделяли также природоохранным мероприятиям, предотвращающим оскудение земли вследствие эрозии почвы. Природа рассматривалась как колыбель культуры. А культура, произрастая из недр природы, вовлекала ее в свою орбиту, наделяя природу истинно человеческим смыслом, ибо неужели, вопрошал Цицерон, мир создан для деревьев, травы или зверей? Ведь и деревья, и травы, и звери живут жизнью, определенной для них из века в век. Они изначально подчинены раз и навсегда установленному порядку вещей. Человек — единственный из всех живых существ, который имеет смысл в себе самом, которому удалось преодолеть жесткую пред-начертанность и необходимость естественных, природных связей и закономерностей и обрести свободу. И тогда ответ на заданный Цицероном вопрос напрашивается сам собой. Ни для деревьев, ни для травы и ни для зверей создан этот мир. Он создан, прежде всего, для человека, способного понять, что такое травы, деревья, звери, какое место они занимают в природе, чем угрожает их исчезновение с лица земли. Но самое главное, мир создан для человека, поскольку только он способен почувствовать и оценить его величие и красоту.

Если для античной культуры ведущей была идея антропоморфизма, выражающаяся в одухотворенности природы и наделении ее человеческими качествами, то для культуры средневековья, также ориентирующейся на единение человека и природы, главенствующей идеей стала идея ее обожествления. Природа с точки зрения средневекового человека — телеологична. Она воплощение божественной мудрости. Творец, создавая природу в строго иерархической последовательности (от безжизненных минералов, растений, животных до высшего и наиболее совершенного ее проявления — человека, наделенного разумом), вложил в нее частицу самого себя, придав всему в мире свой собственный смысл.

Средневековый философ Фома Аквинский, считая Бога первопричиной и первоисточником всего существующего в мире, выделял четыре уровня бытийственности: 1) низший, включающий неорганическую природу; 2) растения; 3) животных; 4) дух, или ум, разумную душу, то есть человека. Все эти четыре уровня в неразрывной своей связи составляют вечный и необъятный космос, определяющий порядок природы.

Чрезвычайно своеобразное видение взаимодействия природы и культуры существовало у средневекового мыслителя, основателя католического ордена нищенствующих монахов-францискан-цев Франциска Ассизского. Будучи видным религиозным деятелем, Франциск Ассизский, тем не менее, не принял содержащуюся в Библии идею господства человека над природой. Такое господство он считал не Божественной заповедью, а признаком дьявольского искушения человека, его непомерных, ничем не оправданных амбиций, греховных желаний и стремлений вознестись на вершины счастья и благополучия за счет других живых «существ». Основная идея Франциска Ассизского — идея «равенства всех тварей» перед лицом Бога. Соответственно высшими добродетелями человека, на воспитание которых должны быть направлены усилия общества, государства, всех, кто так или иначе причастен к решению задач формирования человеческой культуры, являются смирение и терпение.

Эпоха Возрождения — это качественно новая ступень во взглядах на взаимодействие природы и культуры Идее Бога придается иное, соответствующее духу этой эпохи смысловое содержание. Богом объявляется сама природа, а человек — венцом ее творения. «Универсальный» человек Возрождения чтит природу, бережно относится к ней, восхищается ее красотой. Но еще в большей степени он восхищается красотой, пластичностью живого человеческого тела. Не случайно многие великие художники Возрождения, создавая свои бессмертные полотна, столь тщательно, поистине с анатомической достоверностью и, вместе с тем, любовно вырисовывали самые мельчайшие детали лица, изгиб губ, наклон головы, разрез глаз. На некоторых картинах великих мастеров кисти этой эпохи очень выразительно написаны лица, фигуры людей, природа же, их окружающая, дана лишь абрисно, общим планом. Дело в том, что природа многими художниками Возрождения рассматривалась лишь как фон для прекрасного человека. Поэтому некоторые из них доверяли изображение природы своим ученикам и подмастерьям, имена которых во многих случаях оставались неизвестными.

В эпоху Просвещения восхищение природой стало дополняться стремлением проникнуть в ее тайны, познать ее законы с тем, чтобы соотнести с ними законы человеческой жизнедеятельности. Ведь, как известно, в этот период значительно обострилось противостояние природы и культуры. Человек овладевал новыми знаниями, умениями, навыками, расширял сферы влияния на природу. Созданная и создаваемая им материальная культура давала новые рычаги власти над природой. Одних эта власть восхищала, других настораживала. Великий французский просветитель Жан Жак Руссо, провозгласивший в своем романе «Эмиль, или О воспитании» призыв «назад к природе», усматривал в культуре и цивилизации великое зло, угрожающее естественности мира и изначальной непорочности человека. Но голос Руссо и других просветителей, стремящихся смягчить, нивелировать пагубное воздействие культуры и цивилизации на природу, остался, по существу, гласом вопиющего в пустыне. Ибо уже успел набрать необратимую скорость научно-технический процесс, победное шествие которого невозможно было приостановить. Человек перестал смотреть на природу как на прекрасный храм. Он увидел в ней мастерскую. Его все в меньшей и меньшей степени волновала красота природы, ибо он все чаще задумывался над тем, как быстрее получить прибыль от использования ее богатств. Распахивая целинные земли, человек разрушал сложившийся природный ландшафт и уничтожал произраставшие в этих местах растения и обитавших там животных. Хищнически вырубая леса, он оставлял безобразные пеньки, служащие пристанищем для болезнетворных организмов. Осушая болота, он тем самым нарушал естественные источники питания рек, некогда полноводных, но постепенно высыхающих и превращающихся в жалкие ручейки с грязной, непригодной для употребления водой. Человеческий разум, поверивший в собственную непогрешимость и собственное могущество, не знал пощады в своем отношении к природе. Так происходило отчуждение человека от природы, неотъемлемой частью которой он сам и является. Апофеозом этого процесса стало начало XX столетия.

И вновь особенно страстно зазвучали гуманистические призывы к бережному отношению к природе, к недопустимости хищнического истребления ее богатств. Среди тех, кто поднял свой голос в защиту природы был и известный немецкий философ и культуролог Альберт Швейцер. В своих работах «Распад и возрождение культуры», «Культура и этика», «Христианство и мировые религии» Швейцер, как и его далекий предшественник — средневековый мыслитель Франциск Ассизский, провозглашал равенство перед богом всех тварей, живущих на земле. Разрабатывая основы своей философии благоговения перед жизнью, он писал: «Как только человек стал мыслящим, он почувствовал потребность относиться с благоговением к каждому живому существу и уважать его как собственную жизнь. В своей жизни он как бы переживает чужую жизнь. Сохранять жизнь, двигать ее вперед, довести развивающуюся жизнь до высшей ступени — значит для него делать добро; уничтожать жизнь, лишать жизни, подавлять развивающуюся жизнь — значит для него делать зло. Это необходимый, абсолютный, основной принцип морали. Главной ошибкой всех до сих пор видов этики было мнение, что заниматься нужно отношением человека к человеку. В действительности же речь идет о том, как человек относится к миру и ко всему живому, что его окружает. Он станет этичным лишь тогда, когда жизнь, как таковая, жизнь растений и животных будет для него так же священна, как жизнь человека, и когда он посвятит себя жизни, находящийся в бедствии»1.

Так, по существу впервые столь остро, со всей силой человеческой страстности был обозначен нравственный аспект проблемы взаимодействия природы и культуры, проблемы, приобретающей особую актуальность на современном этапе развития человеческой цивилизации, жертвами которой, по утверждению Швейцера, в одинаковой степени становятся и природа, и культура. А вместе с ними летит в пропасть зла, насилия, разрушения сам человек. Отсюда призыв к нравственному возрождению человека, к осознанию действительного, а не иллюзорного смысла своей жизни, своего великого, поистине мессианского предназначения — нести ответственность за все существующие и все возможные формы жизни, которым еще предстоит только состояться. Прогноз Швейцера неутешителен: и природа, и культура находятся в состоянии агонии. Катастрофа неизбежна. Однако, будучи гуманистом, он не теряет веры в животворные силы человеческой духовности, способной вызволить человека из тьмы заблуждений и дать ему силы для возрождения культуры вообще и культуры природопользования, в частности. Для Швейцера как для ученого, мучительно размышлявшего о судьбах человеческой культуры, незыблемой является пока еще достаточно зыбкая вера в наступление «нового Ренессанса», которому предстоит стать более величественным и грандиозным по сравнению с тем, что уже состоялся в истории.

Из российских ученых проблема взаимодействия человека и природы наиболее глубоко представлена в трудах выдающегося мыслителя В. С. Соловьева. Он усматривал основную опасность для культуры в усиливающемся отчуждении человека от природы, являющейся не только средой обитания и хозяйственной деятельности человека, но и объектом его эстетического созерцания. Соловьев подчеркивал, что отношение человека к природе должно строиться на нравственной основе, на восприятии мира как органичного и разумного целого. Образцы такого отношения философ находит у потомственных крестьян, для которых земля, почва, не только объект приложения труда и основа их материального благополучия, но и источник радости, праздничного веселья. Соловьев не призывает возвратиться к архаичным, давно канувшим в лету, исчерпавшим себя формам жизни людей. Он хорошо понимает необходимость освоения и распахивания новых земель, рубки лесов. Но при этом подчеркивает, что вся хозяйственная деятельность человека должна быть направлена не на оскудение, а на сохранение и преумножение природных богатств при непременном учете эстетических свойств среды, красоты вновь создаваемых пейзажей. Святая обязанность человека, как считал В. Соловьев, состоит в следовании одной из важнейших библейских заповедей — возделывать землю, то есть служить ей, заботиться о ней, оберегать ее, улучшать и культивировать ее, сохраняя ее природную, первозданную красоту. Вне такой неустанной заботы о природе, без любви к ней сама жизнь человека неизбежно утрачивает свой высокий нравственный смысл.