Гуманистический идеал культуры Возрождения и Нового времени

Великая историческая, поистине непреходящая заслуга Возрождения состоит в том, что оно открыло в человеке самого себя, свою естественную и непреложную принадлежность к роду человеческому. Если античность слагала гимны в честь героев, средневековье возводило на пьедестал коленопреклоненного почитания мученическую жертвенность святых, апостолов, то воз-рожденченский идеал — идеал свободного, невыразимо прекрастого в удивительной гармонии своего физического и нравственного совершенствования человека.

\Данте Алигьери, Франческо Петрарка, Лоренцо Валла, Пико Дфша Мирандола — великие гуманисты, сумевшие увидеть в человеке олицетворение всего самого прекрасного и совершенного, что есть в мире. Если греки считали, что человеку доступна лишь любовь к мудрости, а не сама мудрость, владеть которой — исключительная привилегия богов, то для гуманистов итальянского Возрождения мудрость — не только божеский, но и человеческий дар. Если средневековая культура увидела в человеке образ и подобие Бога, то культура Возрождения акцентировала внимание на самодостаточности человека, на его способности быть образом и подобием не только Бога, но и самого себя. Ибо зеркало человеческой души столь ясно и незапятнанно, что, всматриваясь в него, человек может как замереть от восторга, так и опечалиться от увиденного им. А опечалившись, самому определить, что необходимо предпринять, чтобы возвысить себя и проникнуться к себе уважением и доверием. Бог — творец мира, а человек — венец этого творения. Именно в человеке воплощается вся полнота и совершенство божественного замысла. И этот замысел не только не исключает, но и предусматривает бесконечное многообразие граней человеческого творчества. И об этом строки знаменитого трактата Пико Делла Мирандолы «О достоинстве».

Я ставлю тебя в центре мира...

Чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все,

Что есть в мире,

Я не сделал тебя ни небесным, ни земным,

Ни смертным, ни бессмертным,

Чтобы ты сам, свободный и славный Мастер,

Сформировал себя в образе, который ты предпочитаешь...

О высшее и восхитительное счастье человека,

Которому дано владеть тем, чем пожелает, и быть тем, чем хочет.

Достоинство — высшая ценность человеческого бытия, считал Пико Делла Мирандола. И никому не дано право попирать его. Достоинство, по утверждению Пико Делла Мирандолы, — родная сестра свободы человека, заложенных в нем природой творческих потенций, реализуя которые человек становится Мастером, равным самому Богу. Достоинство поднимает человека над обыденностью бытия, вводит его в новый мир нравственных добродетелей, возвышенных чувств, интеллектуальных устремлений. Оно учит человека с уважением относиться не только к другим людям, но и к самому себе, остро ощущая самоценность своего единственного, неповторимого «Я». Достоинство утверждает непреложность равенства всех людей перед Богом и перед друг другим. И, что самое главное, равенство это не в смерти, а в самой жиэфи, яркой, цветущей, насыщенной красотой и гармонией. Нет в этой жизнеутверждающей идее равенства и аскетической ориентации на бедность (если все не могут быть в одинаковой степени богаты, то пусть будут все равны в бедности своей). Это, как показал исторический опыт, идеология нищих духом или черствых сердцем, или, что чаще всего случается, того и другого — вместе взятых. Для Пико Делла Мирандолы понятие равенства, как и понятие достоинства, обретало высокий нравственный смысл, знаменуя собой естественное, равное право всех людей, независимо от их социального положения, политических, религиозных и иных взглядов на счастье, на стремление к совершенству, на гармоническое развитие всех физических и духовных сил и способностей.

Гуманистический идеал Возрождения ярок, жизнеутверждающ, пронизан пафосом любви и наслаждения. «Комедия» Данте Алигьери, по праву названная Боккаччо «Божественной», «Книга песен» Франческо Петрарки, трагедия «Сказание об Орфее» Анджело Полициано воспевают любовь не только к Богу, но и к женщине. Земная, чувственная любовь становится показателем богатства внутреннего мира человека, его способности к сильным чувствам, сообщающим жизни особую полноту и насыщенность. Жизнеутверждающие мотивы звучат и в творчестве великого гуманиста Возрождения Лоренцо Валлы, который в своем трактате «О наслаждении» возвел стремление человека к наслаждению в ранг одной из наиболее значимых добродетелей. При этом понятие наслаждения включает в себя не только чувственные желания и влечения, но и многообразие форм высшего, духовного наслаждения божественной благодатью, неизмеримой красотой и великолепием мира, благородством человеческих чувств и помыслов.

Синтез христианской этики и ренессансного гуманизма, вылившийся в теорию «христианского гуманизма», наиболее полно был представлен в творчестве выдающегося философа и культуролога Эразма Роттердамского. Не приемля идею первородного греха, наложившего печать ущербности на весь человеческий род, Эразм Роттердамский, напротив, исходит в своем учении из признания изначальной красоты, благости, одухотворенности человека. Будучи творением Бога, человек, с точки зрения Эразма Роттердамсю)го, так же прекрасен, как прекрасен мир, его окружающий. Всеобъемлющая любовь Бога к людям, его великая, несоизмеримая с разумом жертва — образец самой высокой гуманности. Христос, сын Божий, смиренно принявший Голгофу, — богочеловек, в нерасторжимом единстве божественного и человеческого. Божественное — великая непостижимая тайна. Природа Божества скрыта от разума. Но человеческая сущность Христа, его великий подвиг, его'Сердце, безраздельно отданное людям, должны быть близки и повдтны им. Христос учит человека любить Бога и любить людей! как возлюбил их Господь. Поэтому основными добродетелями, с точки зрения Эразма Роттердамского, по праву ставшего настоящим «властителем дум» гуманистически мыслящих слоев общества, являются любовь и милосердие. Идея христианского гуманизма, провозглашенная Эразмом Роттердамским, основана на признании духовной независимости человека от природных и социальных катаклизмов, что выводит человека из мира жесткой, непреодолимой необходимости в царство свободы, любви, справедливости. Человек в такой интерпретации — бесконечная и безусловная ценность. Трудно также переоценить значимость гуманистически ориентированных социальных идей, развиваемых ренессансной культурой. «Утопия» Томаса Мора и «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы воссоздали образ идеального государства с его отношением к человеку как высшей ценности, которую нужно всемерно оберегать и лелеять. Человек заслужил право на достойную, счастливую жизнь. Поэтому все усилия общества и государства должны быть направлены на сохранение гармонии и порядка не только в отдельно взятом государстве, но и в мире в целом. Идея союза государств и народов, провозглашенная Мором и Кампанеллой, значительно обогатила содержание ренессансного гуманизма, придав ему глобальный, общечеловеческий характер.

Гуманистический идеал Возрождения, обращенный к человеку, нашел глубокий отклик и в искусстве, создавшем настоящий, не виданный ранее культ красоты. Образы, созданные на полотнах великих живописцев Боттичелли, Микеланджело, Рафаэля, необычайно ярки и выразительны. Их пленительность в удивительной гармонии красоты физической и духовной, гармонии, которую не в силах разрушить даже самая трагическая ситуация. Таков, например, образ «Святого Себастьяна», созданный великим венецианским живописцем Антонелло де Мессино. Даже перед лицом неотвратимой, жестокой и мучительной смерти не гаснет очарование юноши. Так же прекрасно его лицо, стрль же выразителен его взгляд, столь же изящны контуры юного тела. А вслед за живописью и поэзия восславила красоту человека и, прежде всего, женскую красоту, многократно воспетую в божественных сонетах Петрарки, Ронсара, Камоэнса и многих других поэтов этой необычайно яркой эпохи. Отношение к женщине — чуткий барометр человеческой культуры, ее нравственного потенциала, ее гуманистических устремлений и принципов. И эпоха Возрождения — яркий и наиболее наглядный и выразительный пример тому.

Гуманистические традиции Возрождения получили дальнейшее развитие в культурологических концепциях Нового времени, акцентировавших внимание на характеристике человеческих потребностей, личностной и социальной мотивации человеческих поступков, системе ценностных ориентаций личности и общества. Рассмотрение гуманизма как высшего блага, составляющего цель гармонического развития и совершенствования человека, присуще культуре Нового времени, от Г. Э. Лессинга, И. Г. Гердера, В. Гумбольдта до И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля. Особый интерес в этом отношении представляет исследование гуманистической сущности культуры, представленной в книге известного немецкого просветителя Иоганна Готфрида Гердера «Идеи к философии истории человечества». Рассматривая человека как высшее и последнее звено в единой цепи земных созданий, Гердер вводит его в спектр культурного развития, подчеркивая тем самым, что сущность человека, его одухотворенность, умения, навыки, знания, которыми он руководствуется, — непосредственный плод культуры. История культуры и история человеческого рода должны рассматриваться в единой цепи развития, в их неразрывной связи. Формируясь культурой, человек одновременно является ее творцом. Но для культуры важен и значим как каждый отдельный человек, так и совокупное человечество в его межчеловеческой солидарности. Провозглашая несомненное равенство всех народов перед лицом культуры, Гердер утверждает, что нет народов, лишенных культуры. Речь может идти лишь о различной степени культурного развития. Общечеловеческое содержание культуры, вместе с тем, отнюдь не умаляет самоценности как отдельной личности, так и целых народов, каждый из которых вносит свой собственный посильный вклад в сокровищницу культурного развития. Содержрнием культурного прогресса и его целью является гуманность, состоящая в способности человека к самосовершенствованию и самовоспитанию, а в общечеловеческом масштабе — к воспитаний» чувства солидарности, стремления к взаимопомощи и совершенствованию отношений между людьми. В этом общечеловеческом единении особенно рельефно выделяется ценность каждого человека как личности, неповторимой индивидуальности. И здесь особого внимания заслуживает чрезвычайно своеобразная, исполненная высокой гуманности мысль Гердера о том, что даже если бы на земле за всю историю родился один-единственный человек, то и в нем были бы реализованы смысл и цель человеческого существования.

Самоопределение и самореализация личности стала предметом исследования и «Критики практического разума» И. Канта, категорический императив которого сформулирован в полном соответствии с гуманистическими традициями нравственности. Как известно, еще Конфуций (VII-VI вв. до н. э.) учил: «...Не делай другим того, чего не желаешь себе». Один из христианских догматов гласит: «Поступай по отношению к другому так, как ты хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе», и в несколько иной интерпретации: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Для Канта синонимом действенной любви является закон долга, неуклонное следование которому — один из важнейших критериев нравственности. Гуманистический характер категорического императива, как и всей этики Канта, проявляется в постулировании свободы воли, определяющей способность человека соотносить свои поступки с велениями долга и совести, обретающих силу «морального закона во мне». «Есть что-то необычайное, — писал Кант, — в безгранично высокой оценке чистого, свободного от всякой выгоды морального закона в том виде, в каком практический разум представляет его нам для соблюдения; глас его повергает в трепет даже самого дерзкого отступника»’. История культуры рассматривается Кантом как история свободы, выступающей средством нравственного совершенствования человека. Высшая цель и смысл культуры, по Канту, состоит в достижении морального единения людей на основе воспитания нравственных добродетелей. Абсолютное совершенство, покоящееся на полном согласии воли с моральным законом, как считает Кант, недостижимо ни в какой момент жизни человека, ибо само это согласие есть святость. А она возможна только в прогрессе. Таким образом, для Канта нравственный идеал есть лишь несбыточная мечта, к второй устремляется человеческая душа. И стремление это отнюдь не бесплодно. Напротив, именно благодаря такой прекрасной и такой далекой мечте перед человеком открывается не просто широкий, но поистине необъятный спектр возможностей для совершенствования, для самоопределения и самореализации личности, заложенных в ней природой и культурой творческих способностей. Единство человека и культуры, как считал Кант, осуществляется посредством красоты, определяемой как своеобразный символ нравственности. Такое понимание прекрасного, наделенное самым широким социокультурным смыслом, оказалось чрезвычайно близким И. В. Гете, Ф. Шиллеру, В. Гумбольдту, Ф. Шлейер-махеру и другим представителям немецкого романтизма, для которых искусство, созидающее и преумножающее красоту, — фокус всей культуры. А эстетическая идея, концентрирующая в себе красоту мира и красоту человека, провозглашенная художником, с точки зрения Гете и Гумбольдта, выражает тот или иной не только собственно эстетический, но и нравственный идеал. Для Гете этот идеал сформирован в таких, исполненных страстью, звучащих, словно набат, строках:

Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день за них идет на бой!

Таким образом, начиная с Канта, открывшего по существу путь романтическому мировосприятию, гуманизм значительно расширил и углубил свое содержание, включив в него не только непосредственно нравственные, но и эстетические аспекты, связав нерасторжимыми узами доброе и прекрасное в их противопоставлении злому и безобразному. Ибо если, говоря словами Ф. Шиллера, а несколько позднее и Ф. М. Достоевского: «красота спасет мир», а соответственно и человека в мире, то безобразное, уродливое, низменное ввергнет мир, а соответственно и человека, в тартарары, в бездну, из которой нет возврата. Но там, где гибнет человек или даже возникает малейшая угроза его жизни или его свободе, исчезает сама почва для гуманизма. А соответственно и все рассуждения о сути его утрачивают какой-либо реальный смысл, ибо гуманизм, как считал Шиллер, есть «учение, согласно которому наши истины... представляют собой продукты человеческого творчества. Все наши вопросы, исходят из человеческих мотивов, во всех наших ответах таится человеческое удовлетворение, все наши формулы содержат в себе нить человеческих интересов»'. Человек, с точки зрения Шиллера, — истинное сосредоточие мира. От него, словно лучи от солнца, исходят все вопросы, и он же, а не кто-либо другой, призван давать на них ответы. Следовательно, к чему бы мы ни обратились, во всем заложен человеческий смысл, составляющий содержательный центр культуры.