Экономическое состояние России в начале XIX века

Тормозящее влияние крепостничества

«Государство наше не мануфактурное, мы не довольствуемся одними своими изделиями; внутренней торговли у нас нет; будучи земледельческим государством и не сбывая произведений земли нашей, мы совершенно обнищали и не можем нести тяжелых повинностей. Если до сих пор уплачивали их, то какими изнурительными средствами!». Эти горестные строки написаны декабристом П. Г. Каховским в каземате Петропавловской крепости в ожидании смертного приговора. Намеренно сгущая краски, Каховский в страшные для него дни обратился к царю, тщетно пытаясь возбудить и в нем патриотическую тревогу за судьбы России. Как и других декабристов, Каховского волновала мысль о том, будет ли Россия находиться в ряду передовых государств мира, не потеряет ли она свою самостоятельность, бесповоротно отстав от них в своем развитии.

Озабоченность прогрессивных людей того времени подобными вопросами имела свои основания. В конце XVIII и в первых десятилетиях XIX в. государства, в которых уже совершились буржуазные революции, переживали полосу необычайно быстрого экономического и социального прогресса. Впереди шли Англия и Франция. Во Франции развернулся промышленный переворот, в Англии он завершался; к началу второго десятилетия XIX в. в ней уже около половины населения работало в промышленности и торговле. Более отсталые европейские государства все сильнее чувствовали давление на свою экономику со стороны этих двух передовых капиталистических стран. Соперничая друг с другом, Франция и Англия проникали в далекие заморские страны и старались там закрепиться. Дележу подвергались колониальные владения отставших в своем развитии государств: Испании, Португалии, Голландии. Империалистские устремления Англии и Франции давали о себе знать непосредственно у южных границ России, в Иране и Турции. Различие в положении и уровне развития России и передовых стран Европы быстро усиливалось; стремительно нарастала напряженность в международных отношениях.

Присматриваясь к положению дел в своей стране, передовые люди России с сожалением отмечали, насколько мало еще используются ее природные возможности и как много из того, что добывается тяжелым трудом народа, бесполезно расходуется или лежит втуне. Острота постановки вопроса о тормозящем влиянии крепостничества усиливалась тем обстоятельством, что, несмотря на сохранение старых порядков в России, первые десятилетия XIX в. оказались для нее временем заметного хозяйственного подъема. Непосредственно он сказывался в оживлении внешней и внутренней торговли, но за этим стояли более глубокие причины: рост общественного разделения труда, хозяйственная специализация областей, распространение крестьянских неземледельческих промыслов, развитие новых отраслей промышленности, ноявление некоторых важных технических новшеств. Росли торгово-промышленные селения и города, расширялась посевная площадь, несколько усовершенствовались технические приемы земледелия, укреплялись международные торговые связи. Явственно обозначилось разложение крепостнической системы, обострились классовые противоречия. Вместе с тем наглядно выявилась несовместимость крепостнического строя с социально-экономическим прогрессом: по темпам развития Россия, несмотря на свои хозяйственные успехи, быстро отставала от европейских государств, в которых феодальный порядок был уже свергнут.

Хозяйственные районы России в начале XIX века

В начале XIX в. в России большинство населения продолжало жить земледельческим трудом. Промышленность размещалась неравномерно. Крупным промышленным центром был Петербург. Примерно 3Д льноткацких мануфактур в 1814 г. находилось в Московской и четырех прилегающих к ней губерниях. Здесь было и большинство предприятий хлопчатобумажной промышленности, причем 2/3 их находилось только в двух губерниях — Московской и Владимирской, где трудились 3/б всех рабочих двух упомянутых отраслей текстильной промышленности. В деревнях Московской и соседних с ней губерний большое распространение получили мелкие крестьянские промыслы. Во многих промышленных губерниях постоянно не хватало своего хлеба; его завозили туда из других губерний.

Таким образом, в нечерноземных центральных губерниях сильно выявились самые передовые хозяйственные достижения эпохи. Однако вместе с другими давно освоенными районами нечерноземные губернии были оплотом крепостничества: более 7з их населения было помещичьей собственностью.

Относительно меньше крепостных людей было в черноземной полосе России: там помещикам принадлежало немногим более половины всех крестьян, а в Среднем Поволжье — всего около 1/з. Но независимо от удельного веса помещичьих крестьян, в черноземных губерниях крепостничество отличалось более жестокими формами. Там царила барщина — наиболее тяжелая форма эксплуатации, связывающая хозяйственную инициативу. Следует иметь в виду, что большинство государственных крестьян в западных районах фактически находились на положении помещичьих, так как состояли на арендном содержании у частных лиц.

Промышленность Черноземного центра, а также Украины и Белоруссии была менее развита, чем в Центральном промьпп ленном районе. В немалой своей части она находилась в руках помещиков (вотчинные предприятия) и служила дополнительным средством для феодальной эксплуатации крепостных. Особенно были характерны для этой полосы помещичьи винокурни и сукновальни.

Хозяйственное движение ощущалось и в земледельческих районах. Кое-где осваивались оставшиеся пустоши, перелог вытеснялся трехпольем. Несмотря на застойность земледельческой техники, урожайность в центрально-черноземной полосе благодаря хорошей почве была сравнительно высока — сам-3— 4 против сам-2—3 в центрально-нечерноземном районе *. Помещики стремились распродать свои хлебные запасы, тянулись к рынку и крестьяне. Там и тут возникали очаги специализированного торгового земледелия; все более товарным становилось скотоводство.

Рост товарности помещичьего хозяйства имел место и в Прибалтике, что сказывалось в переходе к многополью, в расширении посевов льна и возделывании картофеля. Повсюду в Прибалтике в помещичьих имениях распространялось винокурение. Используя отходы от винокуренного производства, дворяне в Латвии и в Восточной Эстонии извлекали прибыль, откармливая скот, пригоняемый из южных губерний. Помещичье предпринимательство тяжело сказывалось на крестьянах, среди которых разрасталась прослойка батраков. Повсюду явственно обозначился процесс разложения ремесленно-цехового строя. Наряду с помещичьими промышленными заведениями образовывались капиталистические мануфактуры: в Латвии — хлопчатобумажные, шерстяные, сахарные (на привозном сырье), в Эстонии — суконные, стекольные и красильные. В силу повышенной товаризации всего хозяйства в Прибалтике кризис крепостничества начал ощущаться в большей, чем где бы то ни было, степени

В конце XVIII — первой трети XIX в. более 3Д населения России размещалось в давно обжитых центральных и западных районах страны. На южных и восточных окраинах, включая Степную Украину, Нижнее Поволжье, Урал, Сибирь, Европейский север, проживало лишь около Vs части населения. То были окраинные районы, которые продолжали заселять люди из центра страны.

Сама граница между, освоенными ранее территориями и районами внутреннего заселения исторически изменялась. В начале XIX в. она проходила по центрально-земледельческой полосе. Плотность населения в Тамбовской, Воронежской и Симбирской губерниях была вдвое-втрое, а в правобережной части Саратовской губернии вчетверо меньше, чем в Тульской и Курской губерниях. Далее на юго-восток плотность населения быстро уменьшалась. В заволжской части Саратовской губернии (позднее вошедшей во вновь образованную в 1851 г. Самарскую губернию), в Донской области и Астраханской губернии она составляла не более одного человека на 1 квадратную версту.

Слабо заселенные районы отличались и меньшим развитием экономической жизни. Так, в обширной Сибири она в целом отличалась тогда примитивностью. Однако если внимательно проследить тенденции хозяйственного развития Сибири того времени, то сразу бросятся в глаза немалые успехи в освоении ее природных богатств. Русские земледельцы показывали в этом отношении пример коренным обитателям края. В Западной Сиби тт хлебопашество доходило ужо до 61-й параллели. Оно особенно было развито вдоль рек Исетн, Туры, нижнего течения Тобола Сеяли рожь, ячмень, овес. Тобольская губерния снабжала хлебом Пермскую и Оренбургскую губернии. Земледелие распространялось везде, куда проникал русский крестьянин. Несмотря на крепостной строй, новых успехов достигла металлургия Сибири (алтайские заводы).

В Якутии наряду с развитым издавна охотничьим промыслом распространялось скотоводство. Вместе с тем там обострялся земельный вопрос. У якутов утвердилось своеобразное распределение пастбищных и сенокосных земель по «соболинолисьей системе». Землю получали лишь те, кто платил ясак, в соответствии с его размером. Пользуясь этим, богачи брали на себя уплату ясака за бедных, по зато получали в свое владение земли. Лучшие участки фактически закреплялись за ними наследственно. Острота земельных отношений сочеталась с тяжелыми последствиями хищнической торговли и грабительской деятельностью купцов и ростовщиков ’. Мучительно для трудящихся проходил процесс становления феодальных отношений на почве развития скотоводства и хлебопашества в Бурятии. И здесь зажиточные группы, пользуясь своим общением с царскими чиновниками, присваивали себе лучшие земли для хлебопашества и сенокоса.

Б южных и юго-восточных районах хозяйственное развитие проходило интенсивнее, чем за Уралом. Освоение земель на правом берегу Волги в основном уже закончилось, все же и здесь еще завершались процессы заселения. Один из них — освоение больших земель, собственниками которых считались города, такие, как Саратов, Камышин и др. Городские общества фактически теряли свои земли. Они захватывались переселенцами под сады, бахчи и поля для зерновых. В захвате городских земель участвовали представители всех сословий: крестьяне, казаки, купцы, дворяне. В борьбе друг с другом они теряли свои сословные преимущества. Таким образом здесь зарождалось буржуазное землепользование.

Большие успехи были достигнуты в освоении благодатных земель Северного Кавказа. Здесь, как и в Степной Украине, заметны различные тенденции, противоположные по своему социальному характеру и различные по результатам. Активно старались освоить новые земли помещики, которые переводили на них своих крестьян из центральных районов, стремясь основать здесь широкое предпринимательское хозяйство. Примером тому может служить крупный помещик и государственный деятель М. С. Воронцов, действовавший с особым размахом. Несмотря на то, что дворяне располагали большими материальными возможностями, в условиях заселяемого района установить крупное феодальное хозяйство было для них очень затруднительно. Процесс распада феодальных связей в районах интенсивного товарного развития проходил быстрее, чем в центре. Правда, отчетливее это выявилось позднее, уже во второй четверти XIX в. Среди новоселов по численности большим удельным весом обладало казачество, но основная тяжесть освоения природных ресурсов Степного Предкавказья, как и Степной Украины, легла на плечи самовольно или принудительно переселившихся туда русских и украинских крестьян. Следствием заселения Степной Украины и Причерноморья был быстрый рост городов.

Хозяйственная жизнь на землях, вошедших в состав России в начале XIX в.

В первой трети XIX в. к России были присоединены территории, которые в то время лишь начали входить в общую систему российской экономики.

Экономические последствия вхождения в состав России Бессарабии и Закавказья в полной мере начали сказываться лишь в более позднее время.

Бессарабия, особенно в южной части, была к 1812 г. сильно опустошена. В период турецкого владычества большая часть земель здесь оставалась невозделанной. Однако после присоединения к России положение стало быстро меняться. Правда, примерно до середины 20-х годов XIX в. размеры посевных площадей — этот главный показатель хозяйственного преуспевания в земледельческой стране — оставались почти без приращения, но с этого времени началось их быстрое расширение. Этот хозяйственный подъем в значительной мере объяснялся тем, что в Бессарабию сейчас же после вхождения ее в состав России хлынул поток переселенцев. Это были преимущественно украинские, а также русские и белорусские крестьяне. Отчасти они переводились на новые места своими владельцами, но в большинстве бежали от своих помещиков и являлись туда самочинно2. Правительство требовало от местных администраторов ловить и возвращать прежним владельцам таких беглецов, но в Бессарабии, как и вообще в южных губерниях империи, ощущался недостаток рабочей силы, и тамошние помещики охотно принимали беглых. Во внутренних губерниях России, наоборот, ценность крепостных душ в связи с начавшимся разложением барщинной системы понижалась, и многие помещики даже не утруждали себя сыском бежавших от них крестьян.

Немалое хозяйственное значение имело также переселение Бессарабию крестьян из зарубежных балканских стран, находившихся под гнетом султанской Турции: болгар, гагаузов, греков и сербов.

Однако жизнь в бессарабских степях была для трудового ЛГ0Да далеко не легкая. Приходилось заново осваивать целинные и залежные земли, нередки были падежи скота, рыночные связи еще долго оставались не налаженными. В крае господствовали феодальные отношения. Основная масса крестьян — царане — хотя формально пс считались крепостными, фактически находились в полной зависимости от землевладельцев, помещиков и монастырей, которым принадлежало свыше 2/з удобной земли. Особенно тяжела для крестьян была распространившаяся как в Бессарабии, так и на Правобережной Украине система передачи имений в аренду. Арендаторы как временные и условные владельцы крестьян предельно их эксплуатировали, не считаясь с более отдаленными последствиями такого грабежа. И все-таки сюда, на крайний юго-запад Российской империи, шел неиссякаемый поток самовольных переселенцев. Каждый из них знал об исключительном плодородии почвы южных степей, а главное, надеялся найти в еще слабо заселенном крае укрытые от глаз чиновников и дворян «ничейные» свободные земли. Если переселенцу приходилось вступать в связь с местными помещиками, то их отношения, как бы они ни были тяжелы для него, все же строились на договорном, а не на безусловно владельческом основании, как с прежним владельцем.

К концу первой трети XIX в. уже сильно проявлялась товаризация сельского хозяйства. Помещики заводили винокурни, занимались виноделием, коневодством. Как всегда, это было связано с усилением эксплуатации крестьян, которым все труднее становилось вести свое хозяйство. По уставу 1818 г. молдав-1 ские бояре были уравнены в правах с русским дворянством. /

Для Закавказья были характерны более замедленные темпы экономического развития *. Процесс вхождения этого края в Россию растянулся почти на 30 лет (1801—1829 гг.). Даже! после перехода местных владетелей в подданство России, хотя и стихали изнурявшие народ феодальные междоусобицы, но продолжали существовать внутренние таможенные пошлины. Отдаленность Закавказья от внутренних губерний России и плохие пути сообщения мешали развитию рыночных связей и способствовали консервации самых отсталых форм натурального хозяйства. Господствовавшие в крае феодальные отношения местами переплетались с патриархально-общинными и родовыми пережитками.

Местные землевладельцы, как и раньше, не вели крупного хозяйства. Главным способом феодальной эксплуатации зависимых от них крестьян по-прежнему было взимание натурального оброка, частично заменявшегося денежным. Отдавая своему помещику до */з урожая, грузинские и азербайджанские крестьяне несли еще множество личных и имущественных повинностей. Они поставляли господину дворовую прислугу, содержали его коней, пасли его скот, кормили его слуг. Естественно, что при таком обилии повинностей крестьянин не мог успешно развивать свое хозяйство.

С появлением в Закавказье русских войск на плечи местного крестьянства легла вся тяжесть их снабжения продовольствием, транспортом, вспомогательной рабочей силой для сооружения укреплений и военных дорог. После конфискации царскими властями имений многих сепаратистски настроенных грузинских князей и ханов в Закавказье заметно стала расти численность казенных крестьян. Их повинности были несколько легче, чем частновладельческих, поэтому у них оставалось больше излишков для продажи.

По мере обеспечения внешней безопасности и изживания феодальной раздробленности в Закавказье наблюдался усиленный рост населения. В Карабахском ханстве, например, за первые 10 лет после вхождения в состав России (1813—1823 гг.) население возросло в 6 раз (с 3080 до 18 563 семейств). Получив после окончания войн с Турцией и Ираном возможность мирно трудиться, население Грузии, Азербайджана и Армении стало быстро расширять посевы пшеницы, ячменя, риса. Растущий спрос на шелк, марену и хлопок со стороны русского купечества стимулировал развитие в Закавказье шелководства и хлопководства. Издревле развитое в Закавказье ремесленное производство не только увеличивало выпуск продукции, но и начинало перерастать в мелкое товарное производство, охватываемое скупщиками. В связи с оживлением торгово-промышленной жизни сравнительно быстро росли города: Тифлис (ныне Тбилиси), Кутаис (Кутаиси) в Грузии; Баку, Гянджа (Кировабад), Нуха в Азербайджане: Эривань (Ереван) в Армении. Между Баку и Астраханью наладилось торговое мореходство. Проложенная по ущельям Терека и Арагви между Владикавказом (Орджоникидзе) и Тифлисом Военно-Грузинская дорога также использовалась для торговли Закавказья с Россией.

Вхождение в состав России не принесло крестьянам Закавказья освобождения от феодальных повинностей, так как сама Россия была феодальным государством с реакционным царским правительством. Более того, к прежним тяготам присоединился откровенный гнет и произвол царских администраторов. Но тем не менее избавление от иноземных нашествий и феодальных усобиц, равно как и включение в огромный внутренний рынок России, стимулировало движение Закавказья по пути экономического прогресса.

Краткий обзор экономики различных районов России начала XIX в. свидетельствует о сосуществовании в ной различных хозяйственных укладов. В области промышленности ведущим процессом было развитие мануфактуры — одновременно вольнонаемной и подневольной — при широком распространении мелкого товарного производства. В области сельского хозяйства наряду с повышением товарности его заметным явлением становилось все большее обособление крестьянского хозяйства от помещичьего. Типичным для дореформенной России было также отличие хозяйственной жизни заселявшихся окраинных районов от освоенного центра.