Участие России в новой антифранцузской коалиции. 18 век.

На исходе XVIII в. буржуазная Франция предпринимает широкое наступление на Европейском континенте и в бассейне Средиземного моря. Победы молодого генерала Наполеона Бонапарта над австрийцами принесли Франции господство в Северной и Центральной Италии.

Созданные Францией Цизальпинская и Лигурийская республики стали такими же ее сателлитами, как Батавская (Голландская) и Гельветическая (Швейцарская) республики.

Екатерина II при всей своей ненависти к революционной Франции не приняла участия в войнах первой коалиции против Французской республики и ограничилась рядом враждебных дипломатических и торговых мероприятий. Подавив национальное движение в Польше, она решила, что пришло, наконец, время выступить против Франции с оружием в руках. Однако ее воинственные планы не осуществились — вступивший в 1796 г. на русский престол Павел I предпочел не начинать войну. Причиной «миролюбия» Павла были отнюдь не симпатии к Французской республике — она внушала этому самодержцу еще больший страх, чем его покойной матери. Основное заключалось в том, что стали сказываться внутренние трудности феодально-крепостнической империи.

Ряд царских сановников, среди них канцлер кн. А. А. Безбородко, племянник его, посол в Константинополе В. П. Кочубей, вице-канцлер кн. А. Б. Куракин, гр. П. В. Завадовский, стояли за, то, чтобы Россия не вмешивалась в войну. Мир, по их мнению, был необходим: война могла бы лишь еще более обострить расстройство внутреннего управления и финансов Особое значение в этом отношении имела позиция Безбородко. Сын небогатого украинского шляхтича, начавший свою карьеру простым чиновником в канцелярии П. А. Румянцева и завершивший ее на посту канцлера Российской империи, Безбородко надеялся, что никогда не изменявшее ему умение развязывать запутанные узлы дипломатических конфликтов и на этот раз сослужит службу. «Авось либо бог даст мне под конец министерства еще миром отвратить бурю, которая теперь была бы гораздо посильнее» 1 2,— писал он.

В 1797 г. в основном под влиянием Безбородко Павел I начал секретные переговоры с Директорией о восстановлении дипломатических и торговых отношений. Но прошло немного времени, и переговоры были прерваны. Основной причиной были новые агрессивные действия Франции. Главный удар Директории был направлен на Восточное Средиземноморье. Французская буржуазия стремилась к созданию колониальной империи на Ближнем Востоке, к превращению Средиземного моря во французское озеро. Первым шагом к тому было овладение Ионическими островами и полосой западнобалканского побережья Ионического моря. Далее последовала прямая атака на принадлежавшие Османской империи Египет и Сирию. В мае 1798 г. французский флот вышел из Тулона, направляясь к африканским берегам. На пути к Египту французы заняли остров Мальту. Затем армия под командованием генерала Бонапарта высадилась близ Александрии, заняла Каир и двинулась в Сирию. С захватом Ионических островов Франция получила возможность создать плацдарм в непосредственном соседстве с Османской империей, что позволяло ей усилить политическое давление на Порту. Запугивая ее «русской угрозой», французские дипломаты старались вовлечь Турцию в союз против России. При этом они сулили султану Крым и часть Грузии.

Наблюдая за наступлением Франции в Восточном Средиземноморье, руководители внешней политики России с тревогой твердили, что Турция, «обольщенная или устрашенная французами», может начать войну против России, что вместе с Ионическими островами Франция получила «вящшую удобность распоряжать турками и их подкреплять». Так оценивал результаты французских происков в Турции канцлер Безбородко Однако последствия агрессии Франции в Восточном Средиземноморье не исчерпывались тем, что у нее было теперь больше возможностей спровоцировать Турцию на войну против России. Обладание Мальтой, Ионическими островами, Египтом в честолюбивых планах Бонапарта было лишь первым шагом к созданию грандиозной Восточной империи. Следующим шагом Бонапарта при благоприятных условиях мог стать захват Константинополя, черноморских проливов и Балканского полуострова. В подобном случае царизму закрывался путь на Балканы, и создавалась, кроме того, непосредственная опасность для Северного Причерноморья. Министр иностранных дел Французской республики Талейран в 1798 г. прямо указывал на желательность разрушения Херсона и Севастополя1 2. Когда французский флот направился в Восточное Средиземноморье, в Петербурге ожидали высадки турецких и французских войск в Крыму.

Усиление Франции в Европе грозило нарушить также равновесие сил в Германской империи. Русская «инфлюенция» (влияние) в Германии была поколеблена.

Опасения русской дипломатии вызывала и политика Франции в польском вопросе, ее попытки использовать шляхетскую эмиграцию, которую она поддерживала. Генерал Домбровский формировал в Италии польские легионы, включенные затем в армию Бонапарта.

Наконец, в глазах царских сановников сохраняла силу и угроза распространения революции в Европе. Царизм видел то революционизирующее влияние, которое оказывала буржуазная идеология. «Война образа мыслей и правил республиканских..., мне кажется, для Европы опаснее, нежели их (французов.— Ред.) оружие... Следственно, из развратности повсеместной те же последствия произойдут, что и у них, и внушения их о том будут приняты с готовностию и согласием» ',— писал генерал-фельдмаршал кн. Н. В. Репнин.

Царские сановники боялись также проникновения революционной угрозы в Россию. Канцлер Безбородко считал, что если осевшие в Молдавии польские эмигранты поднимут восстание под лозунгами Французской революции, оно может перекинуться и на русские губернии1 2. Русский посланник в Лондоне гр. С. Р. Воронцов надеялся на силу. «Я уповаю, чтов.и.в. ...не дозволит, чтобы неистовые и святотатственные французские правила вкрались между народом и что правнук Петра Великого удержит непоколебимо счастие своего государства, основанное его прародителем» 3,— писал он царю под впечатлением подъема демократического движения в Англии. Большая часть русской правящей верхушки, например, А. Р. и С. Р. Воронцовы, Н. П. Панин, А. К. Разумовский (посол в Вене), считали примирение с Францией невозможным. Переговоры Павла с Директорией казались представителям этой группировки величайшей ошибкой. «Потеря каждого дня на совещание — новый триумф для якобинцев»4,— говорил Панин. Этот высокомерный аристократ задыхался от ярости и унижения, когда ему по воле Павла пришлось вести в Берлине переговоры с представителем Директории (который в его глазах был не лучше якобинцев), и гордился тем, что ему удалось сорвать их. В конце 1798 г. вопрос о присоединении России к новой антифранцузской коалиции, которую вместе с ней сколачивала в то время британская дипломатия, был уже фактически решен.

Стремление крупной французской буржуазии к преобладанию в Европе и колониальному господству задевало интересы русского царизма в Германии, на Балканах и Ближнем Востоке, а в дальнейшем могло создать угрозу югу России.

Французская буржуазия после переворота 9 термидора 1794 г. уже не была борцом за передовые революционные идеи. Директория, правившая Францией, всего менее заботилась об освобождении народов Европы от феодальных уз. Французские полководцы теперь вели войну не ради спасения революционного отечества, а ради выгод крупной буржуазии, наживавшейся на грабеже населения «дочерних республик», на эксплуатации завоеванных стран, экономическое развитие которых она искусственно тормозила. При всем том объективно французские завоевания в тот период расшатывали феодально-абсолютистские порядки. Приближение французских войск не раз давало толчок антифеодальным выступлениям.

Присоединившись к новой коалиции, царизм выступил как защитник старого абсолютистско-феодального порядка в Европе, надеясь, что его укрепление поможет борьбе против растущих антифеодальных сил внутри самой России.