Россия и третья антифранцузская коалиция

Мирный договор, заключенный Англией и Францией в 1802 г. в Амьене, ни в какой степени не разрешил их противоречий, а потому был недолговечным. В мае 1803 г. война между ними вспыхнула снова. Наступления Бонапарта в Италии и Германии затрагивали непосредственные интересы царской России в Центральной и Южной Европе. Особенно обострилось соперничество Франции и России за влияние в Германии. По Парижской конвенции 1801 г. Россия и Франция должны были совместно решить вопрос о вознаграждении германских владетелей, потерявших в результате побед Бонапарта свои земли на левом берегу Рейна. Бонапарт сумел, однако, взять дело в свои руки и отодвинуть Россию на второй план. Южногерманские государства — Бавария, Вюртемберг, Баден, ранее находившиеся под влиянием и покровительством Петербурга, постепенно все больше втягивались в орбиту наполеоновской политики. Летом 1803 г. французские войска оккупировали Ганновер и некоторые пункты в районе Гамбурга. Возникла угроза для русской торговли. Россия потребовала от Бонапарта соблюдения нейтралитета Северной Германии и начала переговоры с Пруссией о совместных действиях.

В то же время французская дипломатия поставила себе целью восстановить утраченное ею политическое влияние на Ближнем Востоке и взорвать русско-турецкий союз. В июне 1803 г. французы опять заняли неаполитанские порты Отранто и Бриндизи, которые они очистили было по настоянию России, и сконцентрировали там крупные военные силы. Это создало чрезвычайно острое положение в Восточном Средиземноморье. Только сравнительно узкий пролив отделял Отрантский полуостров от Ионических островов и адриатического побережья Балканского полуострова. Франция могла сейчас совершить вторжение на Ионические острова, в Албанию или Морею.

Ионические острова теперь приобрели особое значение для русской политики. В 1802 г. на острова были направлены русские войска, подавившие развернувшееся на них демократическое движение. Однако царизм старался добиться компромисса с буржуазной верхушкой ионического общества путем частичных уступок. В конце 1803 г. Ионической республике была дана новая конституция, оставлявшая без изменения социальную основу, но несколько расширявшая политические права ионических буржуазных верхов.

Французские агенты на Ионических островах и во всей Греции старались восстановить греков против России, изображая Наполеона будущим освободителем греческого народа от турецкого ига. В ноябре 1802 г. на острове Занте неожиданно появился полковник Себастиани, эмиссар Наполеона, совершавший в то время своего рода «агитационную поездку» по Ближпему Востоку. Он обратился к жителям с обещаниями помощи и покровительства Франции. Не забыл Наполеон и Албанию — с враждебным России янинским пашой Али-Тепелена он поддерживал тайные связи.

С 1804 г. Россия начала усиленную переброску войск на Ионические острова. Русские военные транспорты с разрешения Турции неоднократно проходили через проливы. Турецкое правительство более чем когда-либо цеплялось за союз с Россией— лишь от нее одной оно могло ожидать помощи в случае французского вторжения.

В мае 1804 г. Наполеон был провозглашен «императором французов». В этом его соперники усмотрели желание подчеркнуть значение Франции как первенствующей державы континента. Еще в марте 1804 г., нарушив суверенные права Баденского курфюрста, наполеоновские отряды вторглись на его территорию и захватили проживавшего там французского эмигранта герцога Энгиенского. Привезенный затем в Париж, он был расстрелян по обвинению в заговоре против Наполеона. Это дало Александру I предлог выступить в качестве защитника суверенитета германских монархов. После того, как Франция наотрез отказалась удовлетворить требования России о соблюдении нейтралитета Северной Германии и Неаполя, в сентябре 1804 г. дипломатические отношения были порваны.

Наполеон был злейшим врагом национальной свободы. Войны Французской империи были захватническими, завоевательными, приводившими к порабощению занятых французскими войсками и зависящих от Франции стран, к утрате ими национальной самостоятельности. Французская буржуазия забыла то время, когда она вела революционные справедливые войны. «Национальная война,— говорит В. И. Ленин,— может превратиться в империалистскую и обратно. Пример: войны великой французской революции начались как национальные и были таковыми. Эти войны были революционны: защита великой революции против коалиции контрреволюционных монархий. А когда Наполеон создал французскую империю с порабощением целого ряда давно сложившихся, крупных, жизнеспособных, национальных государств Европы, тогда из национальных французских войн получились империалистские, породившие в свою очередь национально-освободительные войны против империализма Наполеона» '.

Разрыв с Францией был не только внешнеполитическим актом — до известной степени он был продиктован и внутриполитическими соображениями. Антифранцузски настроенная часть дворянства роптала — Парижская конвенция расценивалась ею как признак слабости со стороны царя, явный перевес Франции в Германской империи — как удар по международному престижу России.

Хотя возглавлявший ведомство иностранных дел канцлер гр. А. Р. Воронцов по-прежнему был убежден, что войны и территориальные присоединения русскому дворянству не нужны, он по мере нарастания французской агрессии в Европе все более склонялся к возобновлению союза с Англией. «Поправление внутреннего состояния государства... важнее, конечно, для нас всяких новых приобретений,— писал канцлер в 1803 г.,— но все же при этом есть случаи неминуемые. Спасая соседа от пожара, и свой собственный дом охраняется»

Рьяным противником Франции был С. Р. Воронцов, русский посол в Лондоне. На брата своего канцлера А. Р. Воронцова он имел немалое влияние, настраивая его против Франции и склоняя к союзу с Англией.

С течением времени все большую роль в российском Министерстве иностранных дел стал играть кн. А. А. Чарторыйский, занимавший пост товарища министра. После смерти в начале 1805 г. А. Р. Воронцова назначения министра иностранных дел не последовало, и Чарторыйский фактически стал руководителем внешней политики России. Принадлежа к богатейшей и влиятельнейшей аристократической польской фамилии, претендовавшей одно время на королевский престол, Чарторыйский — защитник интересов польского магнатства — оставался чуждым России. Целью его было восстановление Польского королевства под эгидой русского монарха. Он полагал, что война России с Францией будет способствовать осуществлению этих планов. Однако каковы бы ни были личные цели Чарторыйского в качестве руководителя Министерства иностранных дел, он осуществлял не их, а внешнеполитическую линию той русской дворянской группировки, которая его выдвинула. Члены Негласного комитета разделяли мнение Чарторыйского о неизбежности войны против Франции в союзе с Англией, подобно ему, были враждебны Пруссии, как и он, стояли за активную политику на Балканах и в Восточном Средиземноморье и энергично его поддерживали. Чарторыйский был тесно связан и с обоими Воронцовыми. При всем том в придворных кругах Чарторыйский был крайне непопулярен из-за польского своего происхождения и холодной пренебрежительной манеры обращения с представителями коренной русской знати, которую усвоил этот молчаливый и надменный ставленник нового императора.

Многие влиятельные сановники — противники участия в англо-французском соперничестве — держались прежнего мнения. Среди них был враждебно настроенный по отношению к Англии гр. Ф. В. Ростопчин, который считал, что братья Воронцовы в интересах Англии втягивают Россию в не нужную ей войну. Министр народного просвещения П. В. Завадовский полагал, что захваты Наполеона в Германии не могут служить достаточной причиной для войны с Францией. «Необыкновенно будет токмо, ежели мы за грабежи германские станем опустошать наши карманы»1,— говорил он. Примерно так же рассуждали член Непременного совета кн. А. Б. Куракин и министр коммерции гр. Н. П. Румянцев.

К основному аргументу этих сановников — обременительности войны с Францией для государственных финансов и помещичьего хозяйства — присоединился еще один: Франция более не была в их глазах носительницей «революционной заразы». Уже совершенный Наполеоном 18 брюмера 1799 г. переворот русская правящая верхушка приняла как торжество монархического начала. «Безразлично, кто будет царствовать во Франции, лишь бы правление было монархическое»1,—говорил Павел I. Дальнейшие действия Бонапарта — пожизненное консульство, соглашение с папой римским (конкордат), признание католичества государственной религией, провозглашение империи— встретили полное одобрение консервативно настроенных русских дворян. Очень характерной в этом отношении была позиция Н. М. Карамзина. По его словам, Наполеон, «умертвив чудовище революции, заслужил вечную благодарность Франции и даже Европы». Как писал Карамзин, «Франция, несмотря на имя и некоторые республиканские формы своего правления, есть теперь в самом деле не что иное, как истинная монархия».

Образование третьей коалиции

Расхождения в среде правящей верхушки по важнейшим вопросам мира и войны осложняли те условия, при которых Россия вступала в новую схватку с Францией.

Взяв курс на войну, Александр I стал искать союзников. Первым из них, разумеется, была Англия, давно уже старавшаяся втянуть Россию в войну с Францией и с 1802 г. не раз предлагавшая заключить союзный договор. Англию и Россию сближали прежде всего общие интересы в Средиземноморье. Россия опасалась вторжения французских войск на Ионические острова, в Грецию и Албанию. Для Англии стремление Наполеона превратить Средиземное море во французское озеро означало серьезнейшую угрозу ее морскому господству.

Однако до установления подлинного взаимодействия России и Англии в Восточном Средиземноморье было очень далеко: английские дипломатические и военные агенты делали все, что могли, чтобы завязать связи на Ионических островах, в Северной Греции и особенно в Албании, которую англичане хотели сделать своим опорным пунктом. В качестве проводника своего влияния они старались привлечь янинского пашу Али-Тепе-лена. У Англии искали поддержки и реакционные ионические нобили, недовольные деятельностью русских представителей на этих островах. Англия в свою очередь подозревала, что Россия втайне строит планы господства на Балканах и овладения проливами. В условиях соперничества Англии и России на БлижнеМ Востоке заключение англо-русского союза было делом нелегким, хотя обе стороны и желали этого. Для тайных переговоров в Лондон был послан Н. Н. Новосильцов, участник Негласного комитета, тесно связанный с А. А. Чарторыйским. Полным успехом миссия Новосильцова не увенчалась — расхождения России и Англии преодолеть не удалось. В ответ на осторожные намеки Новосильцова руководитель британской внешней политики

В.            Питт-младший дал понять, что Англия не пойдет на серьезные изменения положения, сложившегося на Ближнем Востоке. Питт был непоколебим в своей ненависти к Франции, но считал, что продвижение России на Балканах и в Средиземноморье — слишком дорогая плата за союз с ней. Однако никто лучше Питта не умел скрывать холодный своекорыстный расчет под личиной простодушного чистосердечия — недаром, став премьером в 23 года, он свыше 20 лет возглавлял британское правительство. Новосильцов остался в уверенности, что нашел с Питтом общий язык.

11 апреля 1805 г. в Петербурге была подписана англо-русская союзная конвенция. Россия приняла обязательство выставить армию в 115 тыс. человек (позднее численность ее была увеличена до 180 тыс.), Англия — выплатить участникам коалиции субсидии в размере 1250 тыс. фунтов стерлингов за каждые 100 тыс. человек и, кроме того, участвовать не только в морских, но и в сухопутных военных действиях. В секретных статьях конвенции шла речь о послевоенном переустройстве Европы (возвращение Франции в старые границы, восстановление независимости оккупированных ею государств, территориальные вознаграждения для Пруссии и Австрии).

Образование коалиции в последний момент едва не сорвалось из-за спора между Россией и Англией относительно Мальты. Россия настаивала на выводе с острова английских войск, Англия отказывалась это сделать. Помог делу сам Наполеон, присоединивший в июне 1805 г. к Франции созданную ранее да Италии Лигурийскую республику. Этот новый насильственный акт отодвинул на второй план разногласия союзников. 28 июля англо-русская конвенция была ратифицирована за исключением статьи о Мальте. С присоединением к этой конвенции Австрии и заключением секретных соглашений со Швецией и Неаполитанским королевством создание новой, третьей по счету, антифранцузокой коалиции осенью 1805 г. было завершено.

Одновременно, чтобы теснее привязать к себе Турцию, Россия согласилась на сделанные турецким правительством еще в 1803 г. предложения о досрочном возобновлении союзного русско-турецкого договора. 23 сентября 1805 г. между Россией и Турцией был заключен новый договор о союзе и взаимопомощи.

В этом договоре особое значение имели те статьи, в которых шла речь о режиме черноморских проливов. Турция дала согласие на то, чтобы проливы во время войны были открыты для русского военного флота, а Черное море закрыто для военных судов нечерноморских держав.

Кампания 1805 года

В созданную осенью 1805 г. третью коалицию вошли Россия, Англия, Австрия, Швеция и Неаполитанское королевство. Пруссия к ней не присоединилась, и это было серьезной неудачей союзников. В период третьей коалиции Пруссия металась между двумя лагерями.

По стратегическому плану, выработанному Россией и Австрией и согласованному с Англией, соединенные силы русской и австрийской армий должны были вторгнуться во Францию со стороны Баварии. Однако австрийцы, не дожидаясь подхода русских войск, первыми вошли в пределы Баварии, заняли Мюнхен и расположились лагерем в Ульме.

Наполеон, державший значительные силы в Булонском лагере на берегу Ламанша и угрожавший оттуда Англии, узнав о наступлении австрийцев, повернул свои войска против них. С необычайной быстротой его армия двинулась навстречу неприятелю, совершенно ее не ожидавшему. Австрийская армия в Ульме была окружена и 20 октября капитулировала. Русские войска под командованием М. И. Кутузова находились в тот момент у Браунау (Бавария). Кутузов, правильно оценив обстановку, счел опасным вступать в сражение с Наполеоном и решил отойти на правый берег Дуная.

Сдерживая в арьергардных боях преследовавшего его противника, русский полководец вывел свою армию из-под удара и через месяц в результате искусно проведенного 400-километ-рового марш-маневра соединился с силами союзников у Ольмю-ца (Оломоуц).

Тем временем союзники продолжали нажим на Пруссию, требуя пропуска русских войск через ее территорию. В свою очередь Наполеон добивался от прусского короля того же для французских войск и злоключения военного союза. Пруссия, оказавшаяся между двух огней, цеплялась за свой нейтралитет. Как не раз уже бывало, Наполеон сам толкнул в лагерь коалиции колебавшуюся державу: еще в октябре французские войска, направляясь в Ульму, без разрешения прошли через прусские земли. Это оказалось чрезмерным даже для не очень обидчивого Фридриха Вильгельма III, и он, в необычайном для него приступе отваги, дал согласие пропустить русские войска. В ноябре Россия и Пруссия заключили в Потсдаме конвенцию о совместных действиях против Франции. Пруссия обязалась начать военные действия, если Наполеон отвергнет ее посредничество.

Однако эта дипломатическая победа была достигнута слишком поздно. Несмотря на возражения Кутузова, предлагавшего дождаться подхода подкреплений, оба императора — австрийский и русский — решили дать Наполеону генеральное сражение. Кутузов фактически был отстранен от командования армией. Сражение, происшедшее 2 декабря 1805 г. под Аустерлицем (ныне Славков), было проиграно союзниками с большими потерями.

Русские войска стойко сопротивлялись, но все мужество солдат и офицеров не могло спасти безнадежного положения, сложившегося в результате кабинетной венской стратегии (диспозиция сражения была составлена генерал-квартирмейстером союзной армии австрийцем Вейротером), грубых просчетов австрийского командования и неопытности Александра I, неудачно пытавшегося играть роль полководца.

Неудачей закончилась и объединенная русско-английская экспедиция в Неаполь, предпринятая с целью изгнания французских войск из Италии. Русские и английские войска совершили высадку вблизи Неаполя, но поражение под Аустерлицем лишило их возможности начать наступление. Русские войска вернулись на Корфу, откуда они прибыли. Неаполитанское королевство было оккупировано французами.

Третья коалиция распалась. Австрия 26 декабря заключила в Пресбурге (Братислава) мирный договор с Францией. Пруссия поспешила переметнуться на сторону Наполеона.

Военные события всколыхнули русское общественное мнение. Война 1805—1807 гг. не имела для России народного, освободительного характера. Но передовые русские люди сочувствовали попавшим под пяту Наполеона народам и понимали, что Россия не может остаться в стороне от европейских событий, что рано или поздно Наполеон нападет и на Россию. «Нарушительницей всеобщего покоя» называл Францию А. И. Тургенев,, проживавший в 1803—1804 гг. в Германии и собственными глазами видевший, «...до какого уничижения доведепа германская нация»1. «О, проклятый Бонапарте! Ты один был причиною пролития рек крови человеческой»1 2,— вторил ему брат Н. И. Тургенев, ненавидевший войну и Наполеона как ее зачинщика.

Поражение под Аустерлицем вызвало недовольство внешней политикой царского правительства. Противники войны с Францией порицали Александра I за то, что он довел дело до сражения, в котором у русской армии не было шансов на победу: нужно было еще до Аустерлица заключить мир с Наполеоном, говорили они3. После Аустерлица они обрушились с градом упреков на представлявших «партию войны» «молодых друзей», особенно на Чарторыйского. Сторонники нейтралитета и невмешательства в европейские дела оживились; императору «не следовало бы путаться не в свое дело» 4,— заявляли они. В дворянских кругах росла тревога. «Все рушится, все падает и задавит лишь Россию»5,— причитал желчный Ростопчин.

Офицерство роптало. Неудачный ход войны задевал его самолюбие. Участились добровольные отставки — старые служак и суворовских времен уходили из армии, от «капральства» императора и великого князя, жалуясь, «что они могли видеть, к чему привели их все эти мелочи, вроде застегнутых пуговиц, перетянутых талий и автоматических движений на парадах» '.

Аустерлиц дал толчок критике царизма со стороны русских передовых людей того времени.