Европа перед Отечественной войной 1812 года

Замыслы Наполеона

Английская буржуазия была давним соперником французских капиталистов и на европейских, и на заокеанских колониальных рынках. Наполеон рассчитывал сокрушить экономическое и политическое могущество Англии, полностью подчинив своему контролю все континентальные страны Европы. Достигнуть этого ему мешала Россия. Он сам признавал это, говоря в 1811 г.: «Через пять лет я буду господином мира; остается одна Россия, но я раздавлю ее».

Таким образом, на пороге второго десятилетия XIX в. судьбы народов Европы, включая Англию, во многом зависели от того, выстоит ли Россия перед новыми испытаниями, которыми грозило ей невиданное по масштабам иноземное пашествие. При этом данный вопрос решался в конечном счете не искусством царских дипломатов, не полководческим мастерством царских военачальников, а мужеством, стойкостью и моральной силой самого русского народа.

Когда Наполеон говорил, что раздавит Россию, он имел в виду не только разгром русской армии и капитуляцию царя. Он хотел низвести Россию в ранг второстепенной державы континента, отторгнув от нее ряд территорий и оттеснив ее от берегов незамерзающих морей. Прусскому королю Наполеон обещал Прибалтику, австрийскому императору — юго-западную Украину, польским магнатам — другие украинские, а также белорусские и литовские земли, турецкому султану — Крым и Западную Грузию, иранскому шаху — Восточное Закавказье.

Комментируя эти замыслы Наполеона, русский посол в Париже кн. А. Б. Куракин еще в 1811 г. писал, что война, которую готовит французский император против России, не может иметь другой цели, как «поставить Россию в то положение, в котором она находилась до... царствования Петра Великого, сделать ее азиатской державой, лишить того значения, которое она имеет в Европе». Можно лишь добавить, что в случае покорения России Наполеон мечтал присоединить ее войска к своей армии с тем, чтобы сокрушить могущество Англии и установить мировое господство своей империи.

Характер войны, грозившей России

Осуществление этих агрессивных замыслов неминуемо пресекло бы развитие тех прогрессивных тенденций, какие наметились тогда в социально-экономической и культурной жизни России. Ей угрожало быть отброшенной на сотни километров назад от своих границ и па сотни лет назад во времени. Это была угроза коренным национальным интересам русского народа и других народов, давно связавших с ним свои исторические судьбы.

Наполеоновская агрессия породила в Европе национально-освободительные войны против его тирании. Именно такой войной и была для русского народа война 1812 г.

Конечно, царизм преследовал в этой войне свои собственные и отнюдь не только оборонительные цели. Не без основания Александр I рассчитывал на то, что нападение на Россию ускорит создание новой антифранцузской коалиции и позволит ему возглавить эту коалицию, взять реванш за прежние неудачи и поднять свой пошатнувшийся престиж. Однако правительство царя оказалось неспособным подготовить страну к новой большой войне, к отражению вражеского нашествия.

Борьба за союзников

Царская дипломатия не сумела сорвать замыслы врага относительно политической изоляции России. Наполеону удалось сколотить широкую антирусскую коалицию и вовлечь в нее почти все государства Европейского континента, включая Австрию и Пруссию. Правда, полной изоляции России он так и не добился.

Подобно русскому, шведское дворянство было недовольно навязанной Наполеоном континентальной блокадой. Даже бывший французский маршал Жан Бернадотт, управлявший Швецией при дряхлом короле Карле XIII, понимал это. Поэтому он и противился вовлечению Швеции в антирусскую коалицию. Более того, когда Александр I пообещал ему помочь овладеть принадлежавшей Дании норвежской территорией, Бернадотт согласился заключить тайный договор о союзе и взаимной помощи между Швецией и Россией. В апреле 1812 г. этот договор был подписан.

Просчитался Наполеон и в отношении Турции. Наполеон надеялся, что турецкая конница вторгнется через Молдавию в пределы Украины и отвлечет силы России от западных границ. Но как раз в 1811 г. в результате победы руководимых М. И. Кутузовым русских войск наступил решающий перелом в ходе этой войны. В июне в оборонительном сражении под Рущуком Кутузов в результате широкого применения маневра отбросил противника от крепости, после чего оставил ее и отвел свои войска на левый берег Дуная, чтобы завлечь туда основные силы врага и разгромить их в полевых условиях. Турецкий командующий Ахмет-бей поддался на военную хитрость русского полководца и переправил на левый берег Дуная до 35 тыс. своих бойцов, оставив в лагере у Рущука около 20 тыс. Кутузов с 20 тыс. русских войск блокировал переправившиеся через Дунай турецкие силы у Слободзеи, а 7-тысячный подвижной отряд генерала Маркова тем временем двигался скрытно на правый берег к Рущукскому лагерю турок. Б ночь на 1 октября этот отряд переправился через Дунай и день спустя внезапно напал на турецкий лагерь с тыла. Главные силы врага оказались отрезаны от своих баз и окружены. Неся большие потери от огня русской артиллерии, окруженная группировка полностью утратила боеспособность. Остатки ее (численностью до 12 тыс. человек) 26 ноября сложили оружие. В ноябре была разгромлена 35-тысячная группировка турок, окруженная Кутузовым на левом берегу Дуная, а в декабре генерал Котлярев-ский, совершив с небольшим отрядом беспримерный зимний переход через хребты Малого Кавказа, взял штурмом турецкую крепость Ахалкалаки. Турецкий султан понял, что война проиграна, и прислал к Кутузову в Бухарест уполномоченных для ведения переговоров о мире. Французский посол в Константинополе делал все возможное, чтобы убедить султана не заключать мира. Однако благодаря дипломатическому искусству Кутузова турецкие уполномоченные после долгих проволочек 16 мая 1812 г. согласились подписать мирный договор: по условиям Бухарестского мира к России отходили Бессарабия и участок Черноморского побережья Кавказа с городом Сухуми. Кроме того, прекращение войны с Турцией оказало влияние и на ход продолжавшейся с 1804 г. русско-персидской (иранской) войны. Шах стал склоняться к миру, а в 1813 г. его уполномоченные подписали мирный трактат в Гюлистане, закреплявший присоединение к России Грузии и Северного Азербайджана.

Но главный выигрыш России от Бухарестского мира, конечно, заключался в том, что он снимал Турцию со счетов как противника России в самый критический момент — накануне разрыва с Францией. Недаром, узнав о заключении Бухарестского мира, Наполеон пришел в ярость и обрушился на султана и его министров градом упреков. Его расчеты на то, что шведская армия, пройдя через Финляндию, поставит под удар с тыла русскую столицу, а орды турецкой конницы опустошат хлебные районы Украины, не оправдались. Оба крайних стратегических фланга русского фронта оказались неуязвимы. Курс на полную политическую изоляцию России дал осечку.

Несмотря на это, Россия вынуждена была фактически своими собственными силами противоборствовать могущественной наполеоновской коалиции. Царское правительство не сумело должным образом обеспечить дипломатическую подготовку надвигавшейся войны. Тем, что было достигнуто в этом отношении, Россия была обязана в большей мере инициативе и личному опыту деятелей, подобных Кутузову, чем царским сановникам, возглавлявшим Министерство иностранных дел.

Силы сторон

Не смог царизм с его погрязшим в рутине военным ведомством обеспечить необходимую подготовку к войне и внутри страны. Наполеон сформировал для похода на Россию так называемую Grande Лгтёе — «Большую армию» численностью свыше 600 тыс. солдат и офицеров. Русские же войска, прикрывавшие западную границу, не превышали 240 тыс. бойцов и при этом были неудачно развернуты, неправильно расчленены на три группы, расположенные на расстоянии 100—200 км друг от друга. Вооруженные силы России не обладали достаточными запасами продовольствия и вооружения, не имели единого главнокомандующего, не располагали необходимыми стратегическими резервами. Самое же главное — что русские войска были обречены действовать по заведомо порочному плану, разработанному военным советником царя немецким генералом К. Фулем — одним из кабинетных стратегов. По этому плану основная масса русских войск стягивалась к укрепленному лагерю у города Дриссы, прикрывавшему пути на Москву и Петербург. Если бы эта диспозиция осуществилась, Наполеону нетрудно было бы, пользуясь свободой маневра, окружить главные силы русской армии и уничтожить их в этом районе.

Готовясь к войне с Россией, Наполеон мобилизовал материальные ресурсы всех подвластных стран Европейского континента. В Германии он закупил 200 тыс. лошадей, Пруссия поставила ему 600 тыс. центнеров зерна. Однако было бы неправильно чрезмерно преувеличивать военно-экономическую мощь наполеоновской коалиции. Ни одна из входивших в нее стран, как и Россия, еще не пережила тогда промышленного переворота. Но русская, преимущественно уральская, металлургия в начале XIX в. давала ежегодно свыше 160 тыс. тонн чугуна, французская — лишь половину этого количества, германская — и того меньше, поскольку она тогда только зарождалась: первый металлургический завод немецкого «пушечного короля» Круппа в Эссене был основан в 1811 г. Не случайно артиллерия русской армии обладала накануне 1812 г. большей мощностью (1600 против 1400 орудий); на 1000 штыков в русской армии приходилось 4, а в наполеоновской — всего 2 орудия.

Россия имела огромные запасы зерна, мяса, шерсти. Коневодство нигде в Европе не было так развито, как в России, а это обеспечивало численное превосходство русской конницы, единственного в то время подвижного рода войск. Другое дело, что эффективное использование этих огромных материальных ресурсов в ходе войны тормозилось большой протяженностью территории России, низкой плотностью населения, ужасающим бездорожьем, а главное, крепостным правом и косностью царской администрации. Но и снабжение наполеоновской армии по мере продвижения се на восток также встречало серьезные затруднения.

Следовательно, в отношении общего военно-экономического потенциала Россия не слишком уступала наполеоновской коалиции, а кое в чем и превосходила ее, хотя была слабо подготовлена к войне в смысле организации тыла и снабжения армии.

Правда, вооруженные силы Франции и ее союзников намного превосходили армию, которую могла выставить Россия. Однако нельзя забывать, что «Большая армия» Наполеона наполовину состояла из порабощенных им немцев, австрийцев, голландцев, итальянцев, насильно завербованных испанцев и других народов. Конечно, Наполеон обманывал себя, когда, объявляя о начале войны с Россией, патетически восклицал в своем приказе по армии: «Разве мы уже не аустерлицкие солдаты?!» Он отлично знал, что многие солдаты, которые одержали в 1805 г. победу при Аустерлице, давно уже спят вечным сном на полях Восточной Пруссии и в горах Испании. За исключением ветеранов 10-тысячной старой гвардии, французские дивизии по преимуществу состояли из молодых крестьян, выросших уже после революции. Их трудно было воодушевить призывом к борьбе против дворян-роялистов. Правившая во Франции до революции династия Бурбонов была для них отвлеченным понятием. Этим французским парням, было трудно поверить, что, маршируя за тысячи километров от родины по пыльным военным дорогам, они защищают отчий дом, свой клочок земли, свой маленький виноградник, находящийся где-нибудь на берегах Луары!

Еще в начале кампании 1812 г. государственный секретарь Наполеона гр. П. А. Дарю почтительно доложил ему, что армия не понимает, зачем нужна эта трудная война с Россией. Это было в Витебске в один из теплых дней мягкого белорусского лета. Легко понять, что могли говорить между собой солдаты наполеоновской армии об этой войне позднее, после кровопролитных сражений, дрожа на холодной земле под проливным осенним дождем и укрываясь от порывов северного ветра в руинах сожженных русских городов. Несправедливый, захватнический характер войны должен был с самого начала сказаться на морально-боевых качествах наполеоновской армии, а значит отразиться и на ее тактике. Наполеон уже не мог в такой степени, как раньше, доверять одиночному бойцу, действующему в рассыпном строю. Ему приходилось делать в бою ставку на атаку густыми колоннами, а это лишало его армию маневренности н влекло за собой огромные потери.

Конечно, «Большая армия» Наполеона в 1812 г. представляла собой грозную силу. Ее командный состав обладал солидным опытом в деле вождения войск. Суровый Даву, стремительный Ней, темпераментный Мюрат — маршалы Наполеона — были крупными мастерами военного искусства. Культ «маленького капрала», как продолжали называть Наполеона у бивуачных костров, пока еще сохранял определенное влияние в армии. Управление войсками было хорошо налажено, штаб работал бесперебойно. Тройное численное превосходство над русской армией вселяло в сердца французских военачальников уверенность в победе-

Русская армия, построенная по феодально-сословному принципу, была прежде всего орудием классового господства крепо-стников-помещиков. Феодальную систему комплектования армии, основанную на рекрутских наборах, народ ненавидел. Пропасть между солдатской массой и офицерским составом была огромной.

Но следует иметь в виду, что к рекрутским наборам 1812 г. отношение крестьян было иное. Кутузов писал в ходе войны, что доволен обучением «рекрут, горячим рвением сразиться с неприятелем».

При всех своих недостатках рекрутская повинность обеспечивала национальную однородность солдатского состава русской армии. Британской лорд Тэрконель, побывавший в России, писал, что одним из положительных качеств русской армии является именно то, что она «составлена из единой нации». Действительно, подавляющее большинство солдат были русскими, белорусами, украинцами или другими народами России, знакомыми с русским языком.

Солдатская служба тогда длилась 25 лет, но к 1812 г., благодаря участившимся рекрутским наборам, в русской армии был весьма высок удельный вес молодых солдат, не успевших еще оторваться от народной массы и разделявших характерные для нее чувства и настроения.

Наконец, ведя войну на своей земле, останавливаясь на привалы и дневки в родных деревнях, обороняя родные города, русские солдаты непосредственно общались с мирными жителями и опять-таки подвергались их идейному влиянию, воспринимали патриотический порыв, охвативший с начала иноземного вторжения трудовые слои населения.

Справедливый характер Отечественной войны укреплял моральный дух русской армии. К тому же опыт предшествующих походов, русско-турецкой и русско-иранской войн, вскрыл порочность введенных при Павле I военных уставов и способствовал возрождению передовых принципов обучения и воспитания войск, насаждавшихся ранее Суворовым. Вместо сковывавших движение войск линейных построений военачальники русской армии чаще стали применять глубокие боевые порядки, основанные на сочетании сомкнутых колонн и каре с рассыпным строем стрелков.

Среди русских генералов тогда было немало воспитанников суворовской военной школы: пылкий Петр Багратион, командовавший авангардом суворовской армии в труднейшем швейцарском походе; мужественный Алексей Ермолов, получивший из рук самого Суворова свой первый боевой орден, острослов и вольнодумец, сидевший при Павле I за это в каземате Петропавловской крепости; отважный Николай Раевский; жизнерадостный Дмитрий Дохтуров и, наконец, поседевший в боях и походах, с выбитым турецкой пулей глазом Михаил Илларионович Кутузов, о котором Суворов после штурма Измаила сказал: «Он шел у меня на левом фланге, но был моей правой рукой». Все эти военачальники высоко ценили доблесть русского солдата, знали путь к солдатскому сердцу. Все они культивировали в русской армии наступательную тактику, непоколебимую стойкость, смелый почин, взаимную выручку.

В инструкции для офицеров, изданной весной 1812 г., говорилось: «Храбрый не может быть обойден. Где бы ни появился противник, надо повернуться к нему грудью, идти на него и разбить...» В одном из приказов начальника артиллерии генерала Кутайсова было сказано: «Подтвердите от меня во всех ротах, чтобы они с позиций не снимались, пока неприятель не сядет на пушки... Последний картечный выстрел выпустить в упор».

Таким образом, уступая врагу в численности, в планировании и организации стратегического развертывания, русская армия не уступала ему в вооружении и боевой подготовке; по моральному состоянию она явно превосходила своего противника. При этом в ходе Отечественной войны соотношение сил обеих сторон существенным образом изменилось не в пользу наполеоновской армии. Если французская армия по мере продвижения в глубь России таяла, то русская армия, наоборот, крепла и закалялась в борьбе против оккупантов, пополнялась людской силой и снаряжением. Это обстоятельство и привело в конечном счете к победе русской армии.