Крестьянское движение 1839 года

Бывали также случаи совместных выступлений крестьян различных сословных категорий. Летом 1839 г. в связи с многочисленными пожарами, вызванными повсеместной засухой, возникло широкое движение среди помещичьих, государственных и удельных крестьян 12 губерний, принявшее во многих местах бурные формы. Поводом для волнений были распространившиеся слухи о поджогах, производимых помещиками и чиновниками. «Подобные слухи и внушения,— писал Бенкендорф о движении в Симбирской губернии,— ожесточили крестьян, потерявших доверие к помещикам и земским чиновникам, и были причиною буйства неимоверного. Крестьяне, убежденные в том, что поджигают, кидались, на первого, кто подавал сомнение, били и арестовывали сельских писарей, приказных голов, становых приставов» 1 2. В селе Шигонах Сенгилеевского уезда убили помещика Кроткова и бросили его в огонь; убит был также его камердинер Воробьев. В селе Юрловке Корсунского уезда крестьяне избили приехавшего туда исправника Колю-панова и бросили его в огонь «будто бы за поджигательство по разнесшимся между простого народу ложным мнениям и недоверию в том помещикам и полицейским управлениям». В селе Репьевке того же уезда, как доносил симбирский губернатор, «возмущение началось по слухам, что помещик прислал приказ в контору сжечь деревню». В селе Топорнине Сызранского уезда крестьяне «жестоко избили помещика Топорнина по подозрению в поджоге». В удельной деревне Ахметлее того же уезда крестьяне арестовали по подозрению в поджоге голову Болынесаймаиского приказа и двух писарей, и, продержав их иод караулом двое суток, отправили к становому приставу. Такие же события происходили и в Тамбовской губернии. В выгоревшем селе Рассказове Тамбовского уезда крестьяне «делали заговор бросить в огонь всех помещиков и земских чиновников». «Кому же придет на ум,— говорили тамбовские крестьяне,— разорять нас, кроме господ? На то они и господа, чтобы нам было худо». В Керенском уезде Пензенской губернии, подозревая помещиков в поджогах, крестьяне «одного сковали, другого не впустили в имение». В Казанской губернии крестьяне губернского предводителя дворянства Еремеева «пришли в волнение от слухов, что он намерен выжечь свое имение, не имея права владеть им». В Костромской губернии «по случаю значительных пожаров в казенных и помещичьих лесах носились слухи, что их умышленно подяшгают лесные чиновники для сокрытия производившейся с давнего времени запрещенной порубки».

Объединение крестьян различных разрядов в борьбе с общим врагом — помещиками и чиновниками, широкий размах движения и бурный его характер, толки о поголовном истреблении ненавистных угнетателей — все это выделяло движение, связанное с пожарами 1839 г., из ряда обычных крестьянских волнений и заставляло правительство обратить на него особое внимание. Военно-полевому суду было предано несколько сот человек; все участники движения, признанные виновными, были приговорены к смертной казни, которая затем была заменена шпицрутенами, плетьми и розгами с последующей высылкой в Сибирь на поселение.

Массовые побеги крепостных

Одной из разновидностей классовой борьбы были массовые уходы крестьян из помещичьих имений. В начале 40-х годов по деревням распространились слухи о подготовляемом царском манифесте, по которому все крестьяне, поселившиеся на Кавказе, будут переведены в казаки и наделены землей. В разных местах крестьяне стали сниматься с места и двигаться на юг. Движение охватило 14 губернии. К 1847 г. в Курской, Воронежской и Саратовской губерниях движение разрослось с небывалой до тех пор силой. Помещичьи крестьяне продавали за бесценок свое имущество и целыми селениями двигались на юг; в одной Курской губернии приготовилось к переселению на Кавказ около 20 тыс. крестьян из 46 имений. Этот огромный поток был приостановлен только вмешательством военной силы, которой крестьяне оказывали нередко упорное сопротивление. Задержанные в Воронежской губернии беглецы при помощи местных крестьян рассеяли посланных против них солдат, из били й перевязали бывших при этом полицейских чиновников, требуя от них выдачи «указа о свободе».

В том же 1847 г. тысячи крепостных Витебской губернии распродали свой скот, земледельческие орудия и другое имущество, погрузились с женами и детьми на подводы и двинулись в Петербург я«аловаться царю на недостаток продовольствия и тяжесть повинностей, которыми их обременяют помещики. Крестьяне намеревались просить у царя милости — направить их на постройку Петербургско-Московской железной дороги: прошел слух, что крепостным, которые проработают там три года, будет дарована воля и они будут переселены на свободные земли в Тобольскую губернию. При этом крестьяне оказывали «дерзкое ослушание» помещикам и управляющим, а в некоторых случаях насильственно захватывали разное имущество владельцев. Попытки земской полиции противодействовать крестьянам были безуспешны. Крестьяне соединялись в партии по нескольку сот человек, вооружались ружьями, топорами, косами и оказывали сопротивление воинским отрядам, нередко первыми нападая на солдат и разоружая их.

В течение 30—40-х годов множество крепостных в одиночку, семьями и целыми группами бежали в менее населенные районы, главным образом в Бессарабию, Подонье, Предкавказье и Степную Украину. В середине 30-х годов в одном Измаильском градоначальстве (на территории современной Молдавии) насчитывалось больше 15 тыс. беглецов1. Многие оседали на помещичьих землях в качестве временных арендаторов, заводили самостоятельное хозяйство, но затем вновь попадали в феодальную кабалу и снова покидали насиженные места в поисках свободной жизни.

Крестьянские политические протесты

В массе крестьянство и в это время оставалось на низком уровне политического сознания: крестьяне по-прежнему возлагали свои надежды на царя, от которого ждали освобождения от помещичьего и чиновничьего гнета. Однако на общем фоне крестьянской темноты стали встречаться отдельные лица, задумывавшиеся над политическими вопросами и пытавшиеся пропагандировать свои воззрения в крестьянской массе.

В отчете царю за 1837 г. Бенкендорф сообщал об одном помещичьем крестьянине, который, «слыша жалобы крестьян на помещиков и земские начальства, людей фабричных на фабрикантов, солдат на тягость службы, возымел мысль о составлении некоего посредничества между правительством и народом через избранных из среды народа представителей для улучшения быта простых людей». Проект свой он намеревался представить Николаю 1. По словам отчета, он обдумывал этот проект в течение нескольких лет и «толковал... с разными людьми простого звания, которые его слушали и на которых он... имел в этом отношении и значительное влияние... Частный случай сей, взятый отдельно,— делал отсюда вывод Бенкендорф,— конечно, сам по себе не представляет особой важности, но он невольно ведет к заключению, что и у нас в простом сословии народа могут порождаться мысли об изменениях в образе правительства для ограждения себя от притязаний и несправедливостей начальств своих и помещиков» '. Другой крепостной явился в 1847 г. к Николаю I со стихами собственного сочинения, в которых он предрекал России «события, подобные бывшим во Франции во время революции».

В 1849 г. на петербургский почтамт был доставлен пакет на имя принца Ольденбургского с явным расчетом, что содержимое конверта станет известным самому царю. В пакете оказалась поэма «Вести о России» с подзаголовком: «Набраны из мирской жизни с дел и слов народа с преложением в стихи полуграмотным господским по телу крестьянином, но по душе христианином И.» Автор поэмы, оставшийся неразысканным жандармами, в бесхитростной форме народных виршей страстно обличал жестокий произвол помещиков, продажность царских чиновников, их невежество, грубость нравов. Крепостная Россия представлялась ему обширным садом, по внешности цветущим, а в действительности гниющим и тлеющим на корню. Яркие картины барской жестокости и народной нищеты перемежались в поэме мечтами о близком освобождении от ненавистного рабства. Надежды на благодетельную инициативу царя перебивались мыслями о неизбежности крестьянской революции:

Отдайте на Руси свободу!

Немного время остается.

Не дожидайтесь черна году,

В который гнев на вас польется!

Вдруг грянет гром со всех сторон,

Во мраке молния заблещет,

От звуков потрясется трон,

И царь от страха вострепещет.

И ни единый изверг здесь

Не скроется, не убежит —

Везде увидит зорка месть

И лютой смертью поразит...

Но после страшной непогоды

Должна войти в мир тишина,

И независимость свободы

Народу будет отдана

«Вести о России» — не единственная рукопись, вышедшая из среды грамотных крестьян, знакомых с литературой и горячо протестовавших против царящего неравенства и угнетения: подобные же поэмы и записки время от времени находили агенты III отделения не только в столице, но и в провинции.