Подъем антикрепостнического движения в 1830—1831 гг.

Во время русско-турецкой войны 1828—1829 гг. в рядах действующей армии были случаи заболевания чумой. Опасаясь заноса эпидемии в южные районы России, правительство стало устраивать карантины и вводить предупредительные меры в Одессе, Севастополе и других городах. В 1830—1831 гг. с юго-востока надвинулась новая и более реальная опасность: сначала в Оренбурге и Астрахани, потом по всему волжскому пути и, наконец, во внутренних районах России, не исключая Москвы и Петербурга, стала свирепствовать холера.

Население городов и деревень сделалось одновременно жертвой эпидемических болезней и бессмысленных, крайне стеснительных мероприятий администрации. Населенные пункты, в которых предполагалось появление чумы и холеры, оцеплялись войсками и изолировались от внешнего мира; каждый, заболевавший какой бы то ни было болезнью, увозился в карантин, где попадал в тяжелые условия и подвергался сомнительному лечению часто со стороны малоподготовленных медиков. Местные власти и врачи старались извлечь денежные выгоды из создавшегося положения, беззастенчиво вымогали взятки и умышленно притесняли жителей. Карантинные меры приостанавливали торговлю и промышленность, нанося удар нормальной хозяйственной жизни. Смертность росла не только вследствие эпидемий, но и под влиянием тяжелых условий, которые , создавались карантинными мерами правительства.

В народе распространились слухи, что начальники и лекари намеренно отравляют людей; эпидемии и притеснительные меры администрации послужили толчком, вызвавшим волну массового протеста. В июне 1830 г. вспыхнуло военное восстание в Севастополе, осенью начались так называемые холерные бунты, которые летом следующего года докатились до Петербурга и охватили район новгородских военных поселений. Более проницательные современники понимали, что настоящей причиной начавшегося движения является накопившаяся ненависть против крепостного строя. «Любопытно изучать наш народ в таких кризисах,— писал осенью 1830 г. кн. П. А. Вяземский.— Недоверчивость к правительству, недоверчивость совершенной неволи к воле всемогущей оказывается здесь решительно. Даже и наказания божия почитает она наказаниями власти... Изо всего, изо всех слухов, доходящих до черни, видно, что и в холере находит она более недуг политический, чем естественный...» 1

Невыносимые условия существования, созданные в Севастополе, вызвали взрыв возмущения, которое уже в мае 1830 г. прорывалось в отдельных разрозненных вспышках и грозило вылиться в общий бунт. 27 мая начальство сочло необходимым снять «всеобщее оцепление», сохранив его только для Корабельной слободки, которую считало «главным гнездилищем бунтовщиков», причем жителям предписано было выселиться в лагерь, от чего они категорически отказались. Начальство медлило применять силу, опасаясь возбуждения матросов, а между тем в оцепленной слободке, где жило около 300 матросов флотских и рабочих экипажей, началась подготовка к восстанию. Руководство движением взял на себя квартирмейстер 37-го флотского экипажа Тимофей Иванов, пользовавшийся большим авторитетом среди матросов и населения.

Был разработан план восстания, составлен список лиц командного состава и чиновников, подлежащих истреблению, установлены связи с другими слободками и матросскими казармами, по ночам производились военные занятия, в которых принимали участие и женщины.

Восстание в Севастополе началось, согласно принятому плану, вечером 3 июня по звону набата с соборной колокольни. Первыми выступили матросы рабочих экипажей, к которым примкнули флотские экипажи и жители Артиллерийской слободки и «Хребта» (одного из городских районов). Убив ненавистного военного губернатора Столыпина, толпа бросилась к Корабельной слободке. Оцеплявшие слободку войска не стали стрелять несмотря на приказ командира: сам командир был убит, часть солдат присоединилась к восставшим, остальные были разоружены и отведены во двор Тимофея Иванова. Затем толпа начала обход квартир лиц, намеченных к истреблению. Нс успевшие скрыться были убиты.

В течение нескольких дней город фактически находился в руках восставших. Местные власти совершенно растерялись, командиры сухопутных войск не решались прибегнуть к силе, сомневаясь в их надежности. Но у восставших не было никакой политической программы, и они не знали, что делать дальше. Между тем к Севастополю со всех сторон были стянуты войска, которые с 5 июня начали постепенно вступать в город. К 7 июня восстание было ликвидировано, и началась расправа. Более 1,5 тыс. чел. предали военному суду, среди них 1009 матросов, 128 солдат, 423 жены и вдовы «нижних чинов». 7 человек было расстреляно, остальные подвергнуты наказанию плетьми или шпицрутенами, ссылке в каторжные работы, в арестантские роты или в Сибирь на поселение с конфискацией всего имущества. Всех отставных «нижних чинов» с их семействами было приказано переселить в Керчь, а всех вообще женщин, живущих в слободках, «выслать из Севастополя, куда кто пожелает, слободки же уничтожить совершенно».

Холерные бунты 1830-1831

Из числа холерных бунтов наиболее крупными были возмущения в Тамбове и Петербурге. В Тамбове эпидемия вспыхнула в ноябре 1830 г. и сопровождалась обычными в таких случаях мероприятиями местных властей. Спустя несколько дней собравшаяся в городе возбужденная толпа, не найдя скрывшегося городского голову купца Байкова, захватила губернатора И. С. Миронова; толпа до 5 тыс. человек направилась вместе с ним к больнице, которую разгромила. Отбитый конными жандармами, губернатор на другой день попытался применить военную силу, но местный батальон внутренней стражи, состоявший преимущественно из государственных крестьян пригородных селений, а частью из тамбовских мещан, отказался стрелять в толпу; послышались даже угрозы открыть стрельбу по губернаторским окнам. Толпа осталась стоять перед губернаторским домом против выстроенного батальона до вечера. На следующий день, чтобы выиграть время до прихода войск, вызванных из других городов, архиерей устроил крестный ход и продолжительное общее богослужение, а когда оно кончилось, восставшие оказались окруженными со всех сторон прибывшими войсками. 2 тыс. крестьян, шедших с вилами, косами и топорами на помощь восставшим из большого пригородного села Никольского, были задержаны войсками перед самой заставой.

После подавления восстания свыше 200 человек были преданы военному суду. Среди них было много пригородных крестьян, а также отдельные купцы и мелкие чиновники. Руководитель восстания однодворец (по другим сведениям, тамбовский мещанин) Данила Ильин, говоривший, что «опасна не холера, а начальническое своеволие», а также его младший брат мещанин Евлампий Акимов, были приговорены к наказанию плетьми и 20-летней каторге, восемь человек — к наказанию шпицрутенами; Тамбовский батальон внутренней стражи в полном составе был отправлен на Кавказ.

В Петербурге эпидемия холеры возникла в июне 1831 г. Как и повсюду, здесь тоже начались волнения: в разных местах собирались толпы народа, состоявшие из мещан, дворовых, пригородных крестьян и мелких чиновников, которые останавливали и обыскивали прохожих, казавшихся подозрительными, разбивали холерные кареты, а иногда и больницы, оказывали сопротивление полиции. 22 июня громадная толпа народа собралась на Сенной площади и разгромила находившуюся здесь центральную холерную больницу, причем было убито несколько врачей. Полиция оказалась бессильной и попряталась. Были двинуты гвардейские части с артиллерией, которые заняли прилегающие переулки и со всех сторон окружили Сенную площадь. Безоружная толпа вынуждена была смириться и была разогнана.

И в Петербурге, и в Тамбове, как и во всех других местах, охваченных «холерными бунтами», холера была только поводом, вызвавшим наружу давно назревавшее возмущение и недовольство крепостным режимом, которое объединяло трудящиеся массы города и деревни.

Восстания военных поселян в 1831 году

Летом 1831 г. вспыхнуло восстание в Новгородских военных поселениях. Условия жизни военных поселян Новгородской губернии достаточно ярко были освещены в записке, представленной Николаю I в 1826 г. и составленной, по-видимому, И. И. Дибичем. «Коренные жители из зажиточных крестьян,— говорилось в записке,— сделались убогими; действующие солдаты, из которых многие проливали кровь свою за отечество, суть работники (батраки) хозяев, без жен, без собственности. Они несут все бремя строевой службы и сверх того изнуряются без всякой платы различными работами: роют канавы, возят камни, расчищают поля, делают дороги, помогают хозяину в полевых работах. Рабочие батальоны замучены, и начальники их не стыдятся удерживать у них заработанные кровавым потом деньги для приращения поселенных капиталов».

«Видимая цель поселян,— писал царю командированный в Новгород во время восстания свитский генерал-майор Строганов,— воспользоваться сим неожиданным случаем (эпидемией). чтобы потрясти на долгое время основания столь ненавидимого ими порядка» '. Это сознавали и сами поселяне. «Для дураков яд да холера,— сказал один из влиятельных поселян подполковнику Панаеву,— а нам надобно, чтоб вашего дворянского козьего племени не было»1 2.

Восстание началось в Старой Руссе стихийной вспышкой И июля 1831 г. Инициатива принадлежала работавшему в то время в Руссе 10-му рабочему батальону, который и в дальнейшем ходе восстания в Старорусском уделе играл руководящую роль. Здесь, как и в Севастополе, особенную активность проявили мастеровые — наиболее квалифицированная часть армии и флота. К ним присоединилась и часть горожан. Восставшие убили председателя строительной комиссии генерал-майора Мевеса, ненавистного всему населению полицеймейстера Манджоса и аптекаря Байгнера, арестовали ряд офицеров, чиновников и помещиков и| устроили на городской площади суд. Рабочий батальон разослал по округам военных поселений своих агитаторов, и восстание быстро охватило весь Старорусский район. Повсюду поселяне избивали и арестовывали свое начальство и доставляли его в город на суд рабочего батальона. Попытки применить силу в поселенных округах не увенчались успехом: поселяне оказывали сопротивление, а войска плохо повиновались приказаниям.

16 июля восстание вспыхнуло в Новгородском уделе и стало быстро охватывать один округ за другим; офицеров и чиновников, не успевших скрыться, поселяне убивали или арестовывали, предварительно избив их или подвергнув порке. Делались попытки поднять соседних крестьян против помещиков; два помещичьих имения были разгромлены крестьянами. В округах, оставшихся без офицеров, поселяне создавали свои выборные комитеты и назначали командиров из унтер-офицеров и рядовых.

Из 14 поселенных округов Новгородской губернии восстанием было охвачено 13. Правительство было объято страхом. «Бунт в Новгороде,— писал Николай I командующему резервной армией в Литве генералу П. А. Толстому,— важнее, чем бунт в Литве, ибо последствия могут быть страшные» ’.

19 июля в Новгород выехал гр. А. Ф. Орлов с царским поручением «восстановить порядок»!. Объезжая военные поселения Новгородского удела, Орлов читал поселянам царский указ, обещавший прощение тем, которые «изъявят чистосердечное раскаяние», и вместе с тем выслушивал и записывал жалобы. Одновременно он постепенно выводил из поселений резервные батальоны и артиллерийские роты, которые царь якобы вызывал в Гатчину на высочайший смотр. 25 июля в Новгород приехал сам Николай I; здесь он произвел смотр войскам, в которых прекратились волнения и, не заезжая в Старую Руссу, где продолжало бушевать восстание, поспешно возвратился в Петербург. К концу месяца из Новгорода и Старой Руссы были выведены обманом все ненадежные батальоны, а на их место стали прибывать из Петербурга свежие войска. Начались массовые аресты, свыше 4,5 тыс. поселян были преданы военному суду; из них 3960 человек были признаны виновными и приговорены к наказанию кнутом, шпицрутенами, розгами и пр. Наказывали жестоко: в одном Старорусском уделе было забито насмерть 129 человек. Особенно суровому наказанию были подвергнуты мастеровые 10-го рабочего батальона, который в полном составе был направлен вместо Гатчины в Кронштадт, где и был организован над ним военный суд.

Восстание военных поселян в 1831 г. показало правительству всю опасность военных поселений у ворот столицы. Указом 8 ноября 1831 г.1 военные поселения Новгородской губернии были преобразованы в округа пахотных солдат. Пахотные солдаты вместо поголовной военной службы отбывали рекрутскую повинность на общем основании; среди них расквартировывались воинские части, а сами они оставались в ведении Военного министерства. В 1836 г. были преобразованы в округа пахотных солдат военные поселения в Белоруссии, реформировано управление украинскими поселениями, а позднее, в 50-х годах, все оставшиеся поселенцы и пахотные солдаты были обращены частью в государственных, частью в удельных крестьян.