Движущие силы и характер освободительной борьбы народов России в дореформенный период

Усиление национального гнета вызывало стихийное возмущение народов окраин Российской империи, поднимавшихся на освободительную борьбу против царизма. Не все освободительные движения народов дореформенной России были в строгом смысле слова национальными движениями. Как известно, национальные движения связаны с формированием наций, с борьбой местной буржуазии за национальный рынок, с эпохой поднимающегося капитализма. Однако в первой половине XIX в. процесс национальной консолидации происходил далеко не у всех народов России. Там, где капиталистический уклад не созрел, не было еще необходимых объективных предпосылок для формирования наций. Поэтому на Кавказе, например, процесс национальной консолидации народов развернулся в основном позднее, в пореформенный период. К середине XIX в. он лишь наметился у народов Закавказья. Не было в то время реальной почвы для возникновения национальных движений и в Поволжье, и в Приуралье, и в Сибири.

Даже на западных окраинах империи, где освободительные движения уже тогда приобрели национальную окраску, их не всегда была способна возглавить национальная буржуазия. Вследствие ее слабости и политической инертности руководящую роль брали на себя передовые элементы местного дворянства (шляхты), что находило свое отражение и в политической программе подобных движений. Примером тому являются национально-освободительные восстания в Польше.

Следствием экспансии царизма было повсеместное усиление феодальной эксплуатации трудящихся. Царизм сам выступал в качестве крупного земельного собственника, поощрял земельные захваты русских помещиков и покровительствовал служившим ему местным землевладельцам. Кроме того, царская администрация широко использовала военно-феодальные методы управления покоренными народами. Поэтому освободительная борьба народов окраин была и антифеодальной, а главной движущей силой ее было крестьянство. Это сближало массы трудящихся нерусского происхождения с русским крестьянством, которое также выступало с антифеодальными требованиями.

Там, где царизм насаждал колониальный режим, антифеодальные по своей социальной сущности движения принимали антиколониальный оттенок. К ним нередко примыкали местные феодальные элементы и духовенство. Они старались использовать стихийный протест народных масс против национального угнетения для восстановления своих политических привилегий, утраченных в результате перехода в подданство России. В этом случае движение приобретало общенародную форму, но классовые, антифеодальные тенденции его приглушались. Руководство борьбой народных масс против царских колонизаторов порой захватывали представители светской или духовной знати. Вместо идеи социального освобождения они выдвигали идею религиозной нетерпимости или национальной исключительности.

Впрочем, совпадение интересов различных классов бывало лишь временным, ибо участие в общенародном антиколониальном движении отнюдь не устраняло глубокой противоречивости этих интересов в отношении коренных вопросов социальной жизни. Обычно дело кончалось тем, что либо крестьянские массы отходили от движения, руководимого феодальными лидерами, либо последние, испугавшись размаха массовых выступлений, спешили примириться с царизмом.

Общей закономерностью было усиление антифеодальных тенденций в борьбе против колониального гнета по мере превращения местной знати в социальную опору царизма.

В. И. Ленин подчеркивал: «...марксист вполне признает историческую законность национальных движений. Но, чтобы это признание не превратилось в апологию национализма, надо, чтобы оно ограничивалось строжайше только тем, что есть прогрессивного в этих движениях...» 1

Прогрессивность же всякого антиколониального движения тем значительнее, чем сильнее проявляется в нем стремление масс к коренным социальным преобразованиям, к социальному освобождению трудящихся. Для дореформенного периода истории России мерилом прогрессивности любого антиколониального движения была его антифеодальная направленность. Чем ярче она была выражена, тем более прогрессивным было данное движение.

Частично ограничивая возможности развития феодализма вширь, освободительная борьба народов окраин империи ослабляла господствовавшую в России крепостническую систему и тем самым усиливала эффективность революционных выступлений русского народа.

Еще в начале XIX в. в памфлете, написанном в форме обращения к императору, один из представителей русской сановной знати отмечал «непослушание народов Урала» и других народов.

«От севера до юга,— заключал он,— во всех губерниях, все классы... объяты чувством негодования и близки к отчаянию и мятежу».

Александр I надеялся предотвратить этот «мятеж» демагогическими приемами, характерными для «политики кнута и пряника»: расстрелы восставших крестьян на окраинах империи он сочетал с широковещательными заявлениями о сохранении «самобытности» и обещаниями соблюдать в неприкосновенности предоставленное некоторым окраинам автономное устройство. Николай I более рассчитывал на грубую военно-полицейскую силу. Услышав однажды, как его сын и наследник, будущий император Александр II, отвечая урок, говорил о том, что народы России, различные по языку и нравам, составляют под эгидой монарха одно целое, царь спросил: «А чем все это держится?» Сын дал заученный ответ: «Самодержавием и законами...» Николай тут же поправил его: «Законами — нет! Только самодержавием и вот чем, вот чем, вот чем!»— и при этом трижды взмахнул крепко сжатым кулаком. Однако кулак монарха не мог остановить роста освободительных идей ни в центре, ни на окраинах империи.

Освободительная борьба народов России нарастала в дореформенный период с каждым десятилетием. В самых различных районах, удаленных друг от друга на тысячи верст, массы людей, говоривших на разных, совершенно непохожих языках, поднимались против общего врага — царизма.