Расширение границ Российской империи в 19 веке

К началу XIX столетия, помимо территорий, издревле заселенных русскими, в состав Российской империи тогда уже входили Эстония и Латвия, Литва и Белоруссия, большая часть Украины, степная полоса и горные области Северного Кавказа (Ка-барда, Осетия), западная часть Казахстана и все необъятное пространство Сибири, вся заполярная зона Крайнего Севера.

В течение первой половины XIX столетия к России отошли Финляндия, населенная молдаванами и украинцами Бессарабия, некоторые польские земли по реке Висле и ее притокам, почти все Закавказье (без Аджарии и Батума), вся территория Казахстана по Сыр-Дарьинской военной линии. Несколько позднее, в 1864 г., было завершено завоевание горных районов Северного Кавказа. За счет этих приобретений территория Российской империи увеличилась примерно на Vs часть и достигла почти 18 млн. квадратных верст. При этом общая численность населения страны превысила к середине XIX в. 70 млн. человек.

Конечно, не все приобретенные за это время территории имели равное стратегическое и экономическое значение. Однако нельзя оставить без внимания то, что за счет присоединения Финляндии, Кавказа и Приамурья удлинилась береговая линия империи и расширились возможности ее морских сообщений с другими странами. Поставщиком сырья для российской промышленности могли стать и некоторые районы Закавказья с их тутовыми садами, плантациями марены и хлопчатника. Наконец, расширение границ империи в южном и юго-восточном направлениях обеспечивало рост площадей плодородных целинных земель, освоение которых позволяло надеяться на быстрое увеличение продукции сельского хозяйства.

Таким образом, новые территориальные приобретения, сделанные в XIX в., умножали богатство естественных ресурсов России и создавали объективные предпосылки для развития ее экономики.

Крепнувшие хозяйственные связи между различными областями страны углубляли общественное разделение труда. Вовлечение новых территорий в орбиту единого всероссийского рынка, а через нее и в сферу мирового хозяйства способствовало экономическому прогрессу не только великорусского центра, но и самых отдаленных окраин империи.

Повсюду, в горах Кавказа и степях Зауралья, на побережье Прибалтики и в таежных дебрях Сибири, нарушались патриархальная замкнутость и феодальная ограниченность хозяйственного и общественного быта. Один из авторов начала XIX в. сообщал, что в Таллин и Ригу «приходят караваны русских и польских, латышских и эстонских крестьян» и что «зимой почти все улицы одинаково забиты санями», груженными льном, смолой, птицей, зерном и другими продуктами, привезенными на продажу. Несколько позднее комендант Анапской крепости доносил, что на местном базаре горцы «бродят между русскими, как русские мужики» ', а другой русский военачальник отмечал, что «большая часть абхазцев узнала теперь цену деньгам и потому охотнее продает свои произведения на деньги, нежели на вымен товаров» 1 2.

Обмен товарами приводил к заимствованию производственного опыта партнеров в торговле, к трудовому и культурному общению. Под влиянием русских крестьян-переселенцев больше стали заниматься хлебопашеством калмыки и ногайцы в Прикаспийских степях, казахи, буряты и якуты в Сибири. Переходя к оседлости, они стали возводить постоянные жилища, напоминавшие русские избы.

Кавказские горцы заимствовали от русских переселенцев более совершенные приемы полеводства, семена новых сортов пшеницы. Русские крестьяне познакомили их с капустой, помидорами, картофелем. В горских аулах появлялись русские телеги, жилые дома и печи русского типа. Их нередко строили русские мастера, нанимавшиеся на работу к горским князьям и зажиточным крестьянам. Корреспондент газеты «Кавказ» писал в 1848 г. из Ставрополя: «Свободные жители губернии — казаки, отставные солдаты, мещане — ездят в Кабарду к князьям и богатым узденям на работы, строят им дома, мельницы, конюшни, разводят сады, делают мебель, посуду и разные полезные вещи, жители с любопытством смотрят на их работу и слушают их наставления и замечания».

Со своей стороны переселявшиеся на окраины русские крестьяне заимствовали опыт коренных жителей по уходу за незнакомыми породами степного скота. На Северном Кавказе русские новоселы перенимали от горцев различные принадлежности костюма, конской упряжи, вооружение, местные образцы сельскохозяйственных орудий. При этом они усваивали и местную терминологию, обогащая свою речь словами из адыгейского, чеченского, кумыкского языков. Ссыльный декабрист А. А. Бестужев отмечал, что русские казаки, поселившиеся на Тереке, «почти все говорят» по-чеченски и по-кумыкски, «водят с горцами дружбу, даже родство по похищенным взаимно женам». Служивший на Тереке Л. Н. Толстой свидетельствовал, что «живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев». Тот же процесс сближения народов можно было наблюдать в Поволжье, Приуралье, Казахстане, Сибири. Известный казахский просветитель Чокан Валиханов писал: «Мы связаны с русскими историческим и даже кровным родством».

По мере развития товарно-хозяйственных связей росли обороты торговли, возникали новые промыслы, увеличивалась подвижность населения. Коренные обитатели Прибалтики, Кавказа, Поволжья, Прибайкалья услышали гудок парохода. Через Уральские горы и сквозь Сибирскую тайгу прокладывались новые колесные дороги. По ним скакали почтовые тройки. Самые глухие уголки страны связывались с центром регулярным, пусть еще весьма несовершенным сообщением.

Становлению контактов между трудящимися разных национальностей способствовало оживление городской жизни. В быстрорастущих южных городах — Одессе, Николаеве, Ростове — встречались толпы искавших заработка русских и украинских бедняков. В Баку трудились азербайджанцы и армяне, русские и дагестанцы. В Казани, Самаре, Саратове, Астрахани среди русских рабочих нередко можно было встретить татар, чувашей, удмуртов, башкир. На базарах сибирских городов все чаще появлялись хакасы, буряты, якуты и другие коренные жители края. Новые города поднимались на самых отдаленных и почти безлюдных в прошлом окраинах.

Таков был основанный в 1800 г. на сопках далекого Приморья Владивосток.

Общаясь с русскими, представители народов Востока начинали постепенно освобождаться от дурмана мусульманского фанатизма, паутины суеверий и предрассудков. В русских городах некоторые из них впервые узнавали, что на свете есть светские школы, больницы, аптеки, типографии, картинные галереи, театры. Из русских книг и газет им становилось известно о жизни зарубежных стран, о достижениях европейской техники, о новых завоеваниях научной и общественно-политической мысли, о прогрессивных социальных учениях.

Развивавшиеся в России капиталистические отношения были более прогрессивными по сравнению с теми отсталыми формами патриархально-феодального быта, которые тогда еще прочно господствовали у народов Кавказа, Заволжья, Казахстана, Сибири и Дальнего Востока. Вовлечение названных районов в систему всероссийского рынка способствовало переходу обитавших там народов к более высоким формам хозяйственной и общественной жизни. Именно это и имел в виду Ф. Энгельс, когда писал: «Господство России играет цивилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар...» * 1

Но прогресс в условиях эксплуататорского строя всегда осуществлялся ценой невероятных бедствий и тяжких лишений трудящихся масс, а порой и гибели целых народов. В частности, признание прогрессивности капитализма, как подчеркивал В. И. Ленин, «...вполне совместимо ...с полным признанием отрицательных и мрачных сторон капитализма, с полным признанием неизбежно свойственных капитализму глубоких и всесторонних общественных противоречий, вскрывающих исторически преходящий характер этого экономического режима» 2.

Объединение ранее изолированных, слабо связанных с мировым хозяйством областей в огромный всероссийский рынок было, несомненно, таким же исторически прогрессивным по своему содержанию процессом, как и хозяйственное и культурное сближение народов в едином Российском государстве. Однако формы и методы этого процесса не соответствовали его объективно прогрессивному содержанию, ибо они были обусловлены военно-феодальным характером господствовавшего в стране царского режима и эксплуататорской сущностью связанного с пим общественного строя.