Освободительное движение в Прибалтике в 19 веке

Начало XIX в. было ознаменовано волнениями эстонских и латышских крестьян, выступавших против своих господ — немецких баронов.

В 1802 г. около 3 тыс. крестьян осадили имение Каугури в Лифляндии и потребовали освобождения арестованных накануне односельчан. Власти направили против них войска. Только артиллерийским огнем удалось рассеять восставших.

Эхо пушечных залпов, прогремевших в Каугури, донеслось до Петербурга. Русские дворяне еще не успели забыть о Пугачеве. К тому же зеленые леса и песчаные дюны Прибалтики были гораздо ближе к столице империи, чем порубежные с Азией приуральские степи. Царские сановники стали обсуждать вопрос об урегулировании отношений остзейских баронов с подвластными им крестьянами. Тем временем губернаторы расквартировывали в баронских имениях воинские команды. Один из русских чиновников, побывавший в 1804 г. в Прибалтике, писал, что «от самого Дерпта (ныне Тарту.— Ред.) до Венденско-го уезда все селения наполнены солдатами, коих не смеют, однако же, вывести, ожидая возмущения...» 1

В 1805 г. в одной лишь Эстляндской губернии волнения крестьян произошли в 25 имениях. В один из пасмурных октябрьских дней несколько сот эстонских крестьян, построившись колонной, двинулись к помещичьему имению Козе-Ууемыйза, где местные бароны укрылись под охраной солдатских штыков. Над колонной развевались флаги, сшитые из старых, пропитанных потом рубах. Вооруженные кольями и несколькими охотничьими ружьями, крестьяне вступили в бой с солдатами. Конечно, они проиграли его и, потеряв 13 человек убитыми и ранеными, отступили. Но упорство и сплоченность восставших крестьян поразили и баронов, и царских военачальников. Когда Александру I доложили о событиях в Эстляндии, он приказал направить туда два запасных полка, несмотря на то, что в то время шла война с Францией и действовавшая в пределах Австрии русская армия нуждалась в подкреплениях.

Новая волна крестьянского движения поднялась в Прибалтике после издания законов 1816—1817 и 1819 гг., провозгласивших личную свободу крестьян, но оставивших землю в руках помещиков. Зимой 1823 г. в Лифляндии было охвачено волнениями 69 мыз. Снова против латышских и эстонских крестьян были двинуты карательные отряды. Царизм но-прежнему стоял на страже феодальной собственности остзейских баронов. Однако, опасаясь дальнейшего обострения и без того напряженной обстановки, губернаторам было предписано воздерживаться от «преждевременной строгости» и по возможности не применять оружия при подавлении крестьянских выступлений.

Слезами и кровью вписывали крестьяне Прибалтики новые страницы в эпопею своей упорной и длительной борьбы за землю, за подлинное освобождение от феодального гнета. Постепенно изменялись условия хозяйственной деятельности и жизни крестьянства, углублялись противоречия между зажиточными дворохозяевами и батрацко-бедняцкой массой. Менялись и формы аграрного движения. В 40-х годах XIX в. среди крестьян Лифляндии возникло стремление к переселению в далекие южные края, где якобы нет ни помещиков, ни чиновников, а земли бескрайние и плодородные. Многие латгальские крестьяне продавали свое имущество и вместе с семьями отправлялись в дальний путь, мечтая о лучшей доле. Они двигались по дорогам, ведущим на Псков и Полоцк, падеясь во что бы то ни стало достигнуть привольных причерноморских степей. Местные власти пытались задержать этот нараставший поток обездоленных людей, но толпы крестьян опрокидывали полицейские кордоны, избивали исправников и продолжали движение. В мае 1847 г. они достигли района Порхова — уездного города к востоку от Пскова. Только здесь войскам удалось остановить самовольных переселенцев и силой заставить их повернуть обратно.

В те же годы в центральной и западной частях Лифляндии развернулось движение за переход в православие. Крестьяне наивно думали, что, приняв «царскую веру», они освободятся от гнета немецких баронов. Разумеется, их ожидало горькое разочарование. Царская администрация не препятствовала переходу эстонских и латышских крестьян из лютеранства в православие, но от обязательств по отношению к баронам их не освобождала. Постепенно это своеобразное движение, облеченное в религиозную форму, стало угасать.

Таким образом, борьба прибалтийских крестьян против немецких баронов и стоявшего за их спиной русского царизма имела резко выраженный антифеодальный характер. Идея избавления от гнета немецких баронов сливалась в сознании местных крестьян с идеей социального освобождения. Недаром в 1846 г. депутаты ландратской коллегии острова Сааремаа с тревогой сообщали, что среди эстонских крестьян распространяются «коммунистические идеи» о разделе дворянских земель и полном освобождении от всех повинностей.

Выступление передовой интеллигенции

Под влиянием непрекращавшихся аграрных волнений лучшие представители прибалтийской интеллигенции поднимали свой голос в защиту угнетенных немецкими баронами эстонских и латышских крестьян. Однажды молодой учитель, сын лютеранского пастора, Гарлиб Меркель услышал, как один крестьянин грозился, что скоро народ перебьет всех помещиков. Это послужило поводом для беседы Меркеля с его другом. Главной темой беседы было бедственное положение крестьян. Учитель вернулся домой поздно, но заснуть не мог. «Не пролежал я в постели и четверти часа,— вспоминал он потом,—как у меня из дикого хаоса мыслей сложилась идея работы... Я соскочил с постели, подошел к письменному столу и написал заглавие: „Латыши в конце философского века“».

В 1796 г. книга Меркеля была издана. Со страниц ее прозвучало грозное эхо Французской революции и крестьянских выступлений внутри империи. Четыре года спустя единомышленник Меркеля бывший учитель Йоханн Петри опубликовал в Эрфурте свои «Письма из Ревеля», а еще через два года — книгу «Эстляндия и эстонцы». И эти сочинения были пронизаны страстным протестом против крепостничества и бесправия коренного населения Прибалтики.

Ни Меркель, ни Петри не призывали к революции. Они апеллировали к совести баронов, убеждая их добровольно пойти на уступки крестьянам. Но они решительно требовали отмены крепостного права, видя в этом единственное средство предотвратить новую крестьянскую войну. Для того времени это были достаточно радикальные взгляды. Недаром сочинения Меркеля и Петри с ненавистью перелистывали бароны и с жадностью читали молодые представители прогрессивно настроенной интеллигенции.

По мере формирования национальной эстонской и латышской буржуазии в Прибалтике появлялась прослойка местной интеллигенции, связанной своим происхождением с крестьянством. Эти молодые эстонцы и латыши, с трудом пробившие себе путь к образованию, глубже понимали нужды родного народа и ого заветные чаяния.

В 20-х годах XIX в. вокруг преподавателя Дерптского университета Фридриха Роберта Фельмана возник кружок патриотически настроенных эстонских интеллигентов. Их национальные чувства оскорбляло владычество иноземного дворянства. Их демократическое происхождение не позволяло им мириться с сословными привилегиями кичливых потомков ливонских рыцарей. Они черпали мужество и бодрость в песнях и сказаниях народа, в летописях его борьбы за независимость и свободу. «Эстонец стал нищим, у него отнята его собственность... его старая культура уничтожена, его политический кругозор стал узким, свою былую боевую ловкость и энергию он должен растрачивать в качестве рабочего скота на бескрайних полях чужеземцев...»,— так писал Фельман. Понятно, какие эмоции пробуждали эти строки у его друзей, у всех образованных эстонцев.

В 1838 г. Фельман основал Ученое общество по изучению языка, фольклора и истории эстонского народа. Это свидетельствовало о росте национального самосознания эстонской интеллигенции. Большой заслугой Фельмана было то, что он начал собирать жемчужины песен и сказаний, хранившихся в самых глубоких недрах народной памяти. Его друг и преемник Фридрих Рейнгольд Крейцвальд завершил этот гигантский труд, подготовив в 1853 г. первый вариант свода эстонского народного эпоса. «Калевипоэг» — под этим названием он стал известен далеко за пределами Эстонии как сокровищница мыслей и чувств мужественного народа, веками противостоявшего завоевателям. Фельман и Крейцвальд вписали яркую страницу в историю формирования эстонской нации. Они не были революционерами, но благородная деятельность этих просветителей-демократов немало способствовала пропаганде национально-освободительных идей среди соотечественников.

Выдвигала свою национальную интеллигенцию и нарождавшаяся латышская буржуазия. В 50-х годах XIX в. развернулась просветительская деятельность Ю. Алунана, К. Валдемара, К. Барона и других будущих лидеров «младолатышского» движения. Однако широкий размах это национальное движение получило уже в последующем десятилетии.