Народные движения в восточных районах России в 19 веке

Массовое движение в Поволжье и Приуралье

Самой характерной чертой массового движения в Поволжье и Приуралье было совместное участие в освободительной борьбе крестьян и рабочих разных национальностей и вероисповеданий. Так, в волнениях, происходивших в 1807 г. в Са-рапульском уезде, участвовали удмуртские и русские крестьяне. Они вместе протестовали против насильственной приписки их к Камским казенным заводам. До 3 тыс. человек собралось однажды в волостном центре — селе Юськи — под предводительством удмурта Исая Афанасьева. /«Пусть хоть головы рубят, а работать на заводах не будем!» — заявили крестьяне прибывшему из Вятки губернатору.

Наряду с русскими рабочими удмурты, татары и башкиры были участниками движения, нараставшего на горных заводах и приисках Урала. Совместно с русскими новоселами выступали против ненавистных помещиков мордовские и марийские крестьяне.

В 20-х годах XIX в. усилилось самовольное переселение крестьян из внутренних губерний в Сибирь. По дорогам и тропам Приуралья двигались на восток толпы беглых крепостных. Они спешили достигнуть сибирских просторов, надеясь найти там привольную жизнь. Летом 1825 г. в одной лишь Оренбургской губернии насчитывалось свыше 5 тыс. беглых крестьян из 21 губернии. Оренбургский губернатор с тревогой доносил, что крестьяне «идут через Урал толпами и пробиваются через пикеты силою». Это, естественно, оказывало определенное влияние и на местное крестьянство. Начался массовый уход крепостных и от оренбургских помещиков и заводчиков. По словам современника, многие на крестьян, «требующих, безрассудно свободы», проникли в Оренбург, в котором также стало неспокойно.

Но самым ярким эпизодом совместной борьбы русского и коренного населения Приуралья было движение 1834— 1835 гг. Перед этим местное население сильно пострадало от неурожая и холерной эпидемии. В этих условиях ему трудно было платить в прежних размерах казенные подати и отбывать различные повинности. А чиновники были неумолимы и строго взыскивали с неаккуратных плательщиков. Еще более обострила положение весть о том, что правительство решило перевести часть государственных крестьян в удельное ведомство. Это вызвало протесты жителей казенных селений.

Начались волнения русских государственных крестьян в Красноуфимском уезде Пермской губернии, где осенью 1834 г. на самочинных сходах жители заявляли, что не согласны на «продажу в удел». С весны 1835 г. движение распространилось на северные уезды Оренбургской губернии, где к русским крестьянам примкнули татарские крестьяне. Вслед за ними заволновались башкиры и мишари, недовольные увеличением казенных повинностей и встревоженные слухами о предстоящей христианизации мусульманского населения.

В июле того же года жители русского села Месягутово, отказавшись повиноваться местным властям, поклялись «друг друга не выдавать» и послали агитаторов в соседние башкирские аулы. Собравшись в ауле Дуван, представители башкирских волостей 8-го кантона стали обсуждать, как им поступить. Ощущалась некоторая отчужденность, существовавшая между коренным и пришлым населением. Но вот выступил с горячей речью башкир Валиши Аккулов. «Решайтесь защищать нашу веру и свободу! — обратился он к соплеменникам.— Возьмите пример с русских...» После этого несколько сот башкир и мишарей во главе с Нигаметуллой Мещеровым и Абдул-Кагиром Кушгуловым отправились в Месягутово и присоединились к русским крестьянам.

Тем временем в Месягутово приехал уфимский исправник Тимашев. В ответ на его угрозы около 2 тыс. русских, башкир и мишарей избили ретивого администратора и даже хотели повесить, но потом помиловали и, продержав пять суток взаперти, отпустили. Башкиры, пришедшие на помощь месягутовцам, в свою очередь избили своего кантонного начальника.

К концу лета 1835 г. движением были охвачены четыре башкирских кантона. Повсюду гнев трудящихся обрушивался на местных начальников, принадлежавших к башкирской феодальной знати. Только некоторые из башкирских феодалов и имамов присоединились к движению, рассчитывая направить его в русло религиозной «священной войны». Однако масса башкир и мишарей продолжала выступать с русскими крестьянами против царских чиновников и местных феодалов.

Против восставших были двинуты два крупных карательных отряда. Они состояли из пехотных и казачьих подразделений, а также башкирских конников тех кантонов, население которых не было втянуто в освободительное движение. В ходе расправы над участниками волнений оренбургский генерал-губернатор В. А. Перовский старался, чтобы башкир подвергали порке русские казаки, а русских крестьян — башкирские всадники. «Междоусобную ненависть...,— доносил он военному министру,— почитаю я важнейшим залогом будущего спокойствия...» Это показывает, что царские колонизаторы больше всего боялись стихийно возникавшего в ходе освободительной борьбы единства трудящихся русского и нерусского происхождения. Однако весь ход событий толкал массы угнетенного люда к совместным действиям.

В 1841 —1843 гг. в Поволжье и Приуралье развернулось широкое движение государственных крестьян. Поводом к нему было распоряжение о принудительной общественной запашке и посеве картофеля, неизвестного до того в данной местности. Крестьяне усмотрели в этом посягательство на их общинную землю и стремление перевести их в крепостное состояние. Во время этих «картофельных бунтов» вместе с русскими выступали казенные крестьяне других национальностей — татары, чуваши, мари. Несмотря на присущую крестьянским движениям локальность и стихийность, на этот раз восставшие проявляли местами удивительную сплоченность и самопожертвование. Когда прибывший в село Акрамово Космодемьянского уезда карательный отряд пытался учинить расправу над местными жителями, на выручку пришли крестьяне соседних марийских селений. Они вступили в бой с солдатами и казаками, отвлекая их от экзекуции над акрамовцами. 8 убитых и 231 раненый — таков был кровавый итог «Акрамовской войны», как назвал потом народ это событие.