Россия и Восточный вопрос. Причина заинтересованности русских помещиков в Восточном вопросе.

Большое значение в международных отношениях XIX в. имел Восточный вопрос. Развивавшийся в Европе капитализм стремился к расширению колониальных рынков. Поэтому между европейскими державами усиливалась борьба за преобладающее влияние в слаборазвитых восточных странах. Колониальной экспансии в этом направлении способствовал упадок когда-то могущественной Турецкой империи. Правда, ее владения все еще простирались от песчаных африканских пустынь до зеленых долин Тигра и Евфрата и от Динарских Альп до Армянского нагорья, но почти на всем этом пространстве росло национально-освободительное движение порабощенных турецкими султанами народов.

Зарубежные буржуазные историки обычно подчеркивают только агрессивность восточной политики русского царизма, изображая Россию единственной виновницей всех возникавших на Востоке конфликтов. Они утверждают, что западные державы придерживались якобы в отношении Восточного вопроса сугубо «оборонительной» политики, имея целью лишь «защиту территориальной целостности» Турецкой империи.

Однако в действительности западные дипломаты поддерживали прогнивший султанский режим только потому, что он был удобной ширмой для проникновения в Турцию иностранного капитала. Не защита территориальной целостности Турецкой империи, а превращение ее в послушное орудие западных держав — такова была истинная цель их политики на Ближнем и Среднем Востоке.

Заинтересованность России в решении Восточного вопроса объяснялась прежде всего тем, что она была единственной европейской державой, имевшей широкий выход к Черному морю.

От того или иного решения Восточного вопроса зависели и безопасность ее южных границ, и хозяйственное освоение ее степпых окраин, игравших неуклонно возраставшую роль в экономической жизни всей страны.

После войны 1812—1814 гг., разорившей многие внутренние губернии, русские помещики стали проявлять повышенный интерес к разведению тонкорунных овец и распашке целинных земель в причерноморских и предкавказских степях. Правда, эти земли были удалены от промышленных центров страны, но зато находились поблизости от южных морских портов. Возраставший год от году спрос на сельскохозяйственную продукцию России со стороны развитых в индустриальном отношении стран Западной Европы делал особенно выгодным производство шерсти, пеньки и зерна в стенных помещичьих имениях.

За четыре года (1814 —1817 гг.) вывоз товаров из Одессы за границу увеличился почти в 0 раз. Значительно выросли грузообороты Николаева, Херсона, Таганрога и Ростова-на-Дону. За 500—600 верст тянулись к этим портам украинские обозы. Одна за другой плыли вниз по Дону, Северному Донцу и Днепру груженные зерном и другими сельскохозяйственными продуктами барки. Частыми гостями приморских городов стали помещики Подолии, Волыни, Харьковщины, Полтавщины, Воронежской и Курской губерний, не говоря уже о землевладельцах Южной Украины, Подонья и Предкавказья. Последние, по свидетельству современника, считали 1816 г. «началом овоего благополучия», ибо с этого времени «нажили себе огромные капиталы».

Если в русском экспорте в западные страны первое место занимали хлеб и сырье, то в соседние с Россией азиатские страны вывозились преимущественно изделия быстро развивавшейся русской текстильной промышленности. Более половины этих изделий составляли хлопчатобумажные ткани.

К середине 20-х годов XIX в. Иран и Азиатская Турция выдвинулись на первое место в качестве рынков сбыта для русских «ситцевых королей», оттеснивших конкурентов. Стало быть, не только помещики, но и купцы-фабриканты были заинтересованы в расширении сферы влияния России на Ближнем и Среднем Востоке. Активность русского царизма в Восточном вопросе была обусловлена также опасениями, что прогрессирующее ослабление Турции сделает проливы и Константинополь добычей какой-либо третьей державы, скорее всего — Англии. Царская политика колебалась между попытками сохранить целостность Турции при условии обеспечения политической ориентации султана на Россию и политической поддержки балканских народов против их турецких властителей, что должно было укрепить русское влияние на Балканах, являющихся подступами к проливам.

Кроме того, царизм старался захватить выгодные политические и стратегические позиции на Балканах и на Кавказе, чтобы помешать экспансии других держав в эти районы. Конечно, царское правительство заботилось в данном случае не о национальном самоопределении подвластных султану нетурецких народов, а лишь об использовании их освободительных устремлений в целях распространения своего политического влияния на подступах к черноморским проливам и жизненным центрам Турецкой империи. Покровительство христианским подданным султана — балканским славянам, грекам, армянам — было козырем царской дипломатии.

Наконец, царской дипломатии приходилось считаться и с реваншистскими притязаниями властителей Турции и Ирана. Султан мечтал о восстановлении своего господства над Крымом и Западной Грузией, а шах — о возвращении под свое владычество Восточного Закавказья. Разумеется, не в интересах русского царизма было отказываться от этих недавно присоединенных к России территорий.

К 20-м годам XIX в. в сложном комплексе международных противоречий, составлявших Восточный вопрос, особенно возросло значение проблемы проливов. С одной стороны, царизм добивался свободного выхода для русского флота из Черного моря, а с другой — закрытия входа в Черное море для военных флотов других европейских держав. То и другое мог обеспечить лишь выгодный для России режим черноморских проливов. Установление такого режима и было одной из актуальных задач русской дипломатии.