Расширение градостроительства в 19 веке в России

На рубеже XIX в. в России все более повышалась роль города не только в хозяйственной и политической, но и в культурной жизни великой страны.

В XVIII в. многие города, как, например, Ростов-на-Дону, Казань, Оренбург, Одесса, были преимущественно административными центрами или военными форпостами. В связи с развитием промышленности и торговли они начинали дымить фабричными трубами, шуметь базарами и ярмарками, стягивать к себе население сельских местностей. Многие дома в городах надстраивались, украшались.

Следствием притока населения в города и повышения их значения было усиленное градостроительство.

Многие монументальные здания возводились преимущественно казной. Царское правительство стремилось величественным внешним видом этих построек внушить почтительное уважение к размещавшимся там государственным учреждениям. Почти во всех губернских городах были воздвигнуты в то время массивные каменные корпуса «присутственных мест». Обычно они располагались в центре города поблизости от губернаторского дома. Днем в них отсиживали свое служебное время многочисленные чиновники. Вечером эти мрачные громады стояли темными и пустыми.

Особенно заботилось правительство о великолепии столицы империи. Именно в первые годы XIX в. Петербург стал приобретать тот «строгий, стройный вид», который так восхищал потом Пушкина. «В гранит оделася Нева». Сын крепостного мужика А. Н. Воронихин украсил Казанским собором Невский проспект. Французский роялист и ревностный католик Тома де-Томон воздвиг на стрелке Васильевского острова Биржу с ее мощной колоннадой. Андреян Захаров приступил к сооружению нового здания Адмиралтейства, задумав связать в один градостроительный узел главные парадные магистрали столицы. Развернулось строительство казарм для императорской гвардии. Красиво оформленный просторный манеж получили конногвардейцы. Незаселенные дотоле острова невской дельты стали застраиваться загородными дворцами столичной знати и дачными домиками. Тысячи рабочих людей стали осушать там болота и расчищать лесные заросли, превращая почти необитаемое в прошлом прибрежное пространство в излюбленное место летнего отдыха петербуржцев. Даже сам Александр I предпочитал летом Каменноостровский дворец отдаленному Царскому Селу или Петергофу.

«Допожарная Москва», как называли ее современники, по темпам градостроительства несколько отставала от Петербурга. Пожар 1812 г. истребил целые районы, застроенные деревянными домами. В послевоенные годы Москва не просто восстанавливалась, но и преображалась, постепенно вытесняя дерево камнем, по крайней мере в пределах созданного в то же время Бульварного кольца.

Взорванные наполеоновскими захватчиками стены и башни Кремля были восстановлены. Красную площадь очистили от ларьков и лавок. Мутную Неглинку спрятали в подземную каменную трубу. Близ восстановленного и заново оформленного Д. И. Жилярди здания университета был воздвигнут обширный Манеж, удивлявший современников смелостью своих инженерных конструкций. У Кремлевских стен разбили Александровский сад. Берега Москвы-реки облицевали диким камнем, оградили решеткой. Замоскворечье соединили с центром новыми мостами. Все это было сделано менее чем за 10 лет. По тем временам темпы поразительные.

Для русского градостроительства 20-х годов XIX в. особенно характерно создание мощных архитектурных ансамблей. В Петербурге самым великолепным из них был комплекс зданий Дворцовой площади с аркой Главного штаба и воздвигнутой позднее 47-метровой Александровской колонной. Все та же идея могущества и непобедимости Российской державы нашла воплощение и в величественных зданиях Сената и Синода, на фоне которых приобрел еще большую торжественность монумент «Медного всадника». Четверть века спустя ансамбль Сенатской площади получил окончательное завершение, включив в себя громаду Исаакиевского собора с его огромным позолоченным куполом, гордо поднявшимся над столицей. Стройностью композиции и четкостью линий отличался ансамбль зданий Александрийского театра с прилегающей к нему улицей, носящей ныне имя создавшего его зодчего Росси.

Влечение к созданию подобных ансамблей, наделенных чертами классической строгости и торжественности, нетрудно заметить и в архитектуре других городов того времени. В центре Москвы на болотистом пустыре в 1825 г. была устроена просторная площадь с огражденным столбиками «плац-парадом» посередине и прекрасно оформленными архитектором О. И. Бове зданиями Большого и Малого театров. В одном из самых молодых в то время городов империи — Одессе — в 1828 г. по проекту зодчего А. И. Мельникова в зеленую полосу Приморского бульвара был вписан, как циркулем, строго очерченный ансамбль полукруглых зданий, образовавших небольшую, открытую к морю площадь с памятником герцогу Ришелье в центре. Она стала еще более нарядной и величественной, когда в следующем десятилетии ее соединили с берегом моря широкой каменной лестницей, плавно спускавшейся к портовым причалам. Ту же тенденцию к пышным архитектурным ансамблям можно проследить в градостроительной практике зодчих, трудившихся в тот период над оформлением центральных кварталов Твери, Казани, Ярославля, Симбирска и других русских городов.

Новым явлением в русском градостроительстве XIX в. было также распространение более совершенных и монументальных частновладельческих строений. Вместо приземистых деревянных построек, отличавшихся от сельских бревенчатых изб лишь более крупными размерами, улицы русских городов начали быстро застраиваться большими каменными домами. Купцы и богатые мещане старались подражать в этом домовладельцам дворянского сословия.

По словам современника, в центре Петербурга начала XIX в. «обывательские трех- и четырехэтажные дома на всех улицах росли не по дням, а по часам» *. В центральной части Москвы сгоревшее дотла в 1812 г. обширное Зарядье оказалось вскоре застроенным двух- и трехэтажными каменными домами. Камнем стало одеваться и деревянное в прошлом купеческое Замоскворечье.

В этом преображении лика русских городов проявлялись глубокие сдвиги в социальном составе их населения. Пушкин, наблюдая первые ощутимые итоги этого процесса, писал: «Ныне в присмиревшей Москве огромные боярские дома стоят печально между широким двором, заросшим травою, и садом, запущенным и одичалым. Под вызолоченным гербом торчит вывеска портного, который платит хозяину 30 рублей в месяц за квартиру; великолепный бель-этаж нанят мадамой для пансиона — и то слава богу!»

Однако менее всего поэт хотел видеть в этом признак регресса. «Но,— продолжал он,— Москва, утратившая свой блеск аристократический, процветает в других отношениях: промышленность... в ней оживилась и развилась с необыкновенною силою. Купечество богатеет и начинает селиться в палатах, покидаемых дворянством» '.

Заметно менялся внешний облик городов на далеких окраинах. Увеличивалось число каменных гражданских сооружений в городах Предкавказья — Ставрополе, Пятигорске, Екатеринодаре, прежде мало чем отличавшихся от больших казачьих станиц. Монументальные церковные и гражданские здания украсили улицы и площади городов Поволжья. Троицкий собор в Симбирске и университет в Казани не уступали лучшим столичным зданиям того времени. С перенесением в 1817 г. Макарьевской ярмарки в Нижний Новгород в нем был воздвигнут огромный Гостиный двор из 60 корпусов, рядом с которым стали сооружаться другие обширные торговые помещения, а также гостиницы и трактиры.

Конечно, новые черты в облике городов дореформенного периода сочетались с многочисленными пережитками старины, что усиливало впечатление от резких социальных контрастов, присущих городской жизни той эпохи. Иностранцу, приезжавшему в Петербург, сразу бросалось в глаза, что центр столицы с его дворцами, проспектами, храмами «окружен ужасающей неразберихой лачуг и хибарок, бесформенной гурьбой домишек неизвестного назначения, безымянными пустырями, заваленными всевозможными отбросами...» 1

Как известно, среди жителей феодального города было немало занимавшихся сельским хозяйством. Поэтому и значительную часть городских земель составляли тогда огороды, сады, пастбищные угодья. К. Н. Батюшков в своей статье «Прогулка по Москве» отмечал смешение «видов городских с сельскими видами». Насколько это было справедливо, видно из того, что до 1812 г. в самом центре Москвы напротив генерал-губернаторского дома находился огражденный забором огромный огород, а за Тверской заставой простиралось широкое поле, где любители охоты травили собаками зайцев, выпускаемых из специальных «садков». Именно Тверскую улицу имел в виду кн. П. А. Вяземский, когда писал;

...здесь чудо — барские палаты

С гербом, где венчан знатный род.

Вблизи на курьих ножках хаты

И с огурцами огород.

По свидетельству обозревателя петербургской газеты, еще в 1848 г. в двух шагах от центральных проспектов столицы начиналась «чисто русская деревня с деревянными избами, с огородами, с непролазной грязью...»

После этого уже нечего было удивляться тому, что улицы Перми представляли тогда зеленые луга, на которых паслись гуси и свиньи, что в Томске, кроме 6—7 каменных церквей, все строения были деревянными, а уездный город Чембар и вовсе не отличался почти ничем от деревни. Даже «присутственные места» размещались там по избам.

И все-таки новое давало себя знать. Оно сказывалось на внешнем облике не только самих городов, но также их обитателей, проникая в общественный и семейный быт, заставляя менять привычки и взгляды.