Светская школа - рычаг культурного подъёма в России 19 века

До XIX в. у многих народов России не было светских школ. В горах Дагестана и Азербайджана, в ногайских и казахских степях, у татар и башкир существовали лишь мусульманские школы, нередко руководимые невежественными служителями ислама. Два-три года мальчики посещали начальные школы (мсктебы), где механически зазубривали, не вникая в смысл, арабские тексты из Корана, учась одновременно воспроизводить буквы сложного арабского письма. Некоторые из окончивших мектебы юношей поступали в училища повышенного типа — медресе, предназначенные для подготовки священнослужителей (мулл), духовных судей (кадиев) и письмоводителей. Учащиеся медресе (муталлимы) изучали арабский язык и литературу, логику, духовное право и законоведение, иссушая ум повторением догматов мусульманского богословия и тренируясь в навыках риторики на темы, заимствованные из произведений средневековой арабской схоластики. Получаемые же ими отрывочные сведения по математике и астрономии были столь скудными, что не могли дать даже самого поверхностного представления об основах этих наук.

Палка муллы, нередко гулявшая по спинам муталлимов, была главным аргументом при решении некоторых вопросов, возникавших у наиболее пытливых юношей. Их духовные наставники не поощряли любознательности и свободомыслия. Недаром среди муталлимов бытовала поговорка: «Под ударами палки и буйвол станет муллой». Такая учеба, соединявшаяся с жестокой дисциплиной и слепой покорностью, не приносила ни творческих радостей, ни нравственного удовлетворения, а главное — не прививала любви к книге — источнику знания.

Современник писал о юношах, обреченных проводить время в тесных каменных клетках мектебов: «Длинный ряд детских и юношеских годов проводят они в мусульманской школе — гнездилище мрачного изуверства,— где, по методе, придуманной с целию затормозить развитие умственных способностей, учатся на непонятном для них языке читать Коран, упражняются в начертании непонятных для них письмен» '.

Сеть мусульманских духовных училищ на первый взгляд была довольно значительной, но каждое училище насчитывало два-три десятка учащихся, а потому в целом они охватывали лишь небольшой процент детей школьного возраста. Так, в Азербайджане в середине XIX в. существовало 299 мектебов и медресе, в которых обучалось всего 4700 человек.

Схоластический характер имело обучение и в христианских духовных училищах Грузии и Армении, причем язык, которым пользовались монахи и священники, значительно отличался от живой народной разговорной речи. Монастырские и церковные школы, подобно мектебам и медресе, не могли раскрыть перед юношами все богатства мировой культуры.

Неудивительно, что и в начале XIX в. на многих окраинах Российской империи грамотность, как это было и в допетровской Руси, была почти исключительной привилегией духовного сословия. Даже представители титулованной светской знати нередко не умели ни читать, ни писать. Грузинский князь П. Д. Цицианов писал о своих соотечественниках: «Крайнее невежество здешнего дворянства доходит даже до того, что большая часть оного не знает природного своего языка по правилам...»

Только светская школа могла обеспечить расширение круга образованных людей в такой мере, чтобы у каждого народа сложилась своя демократическая интеллигенция. Тем большее значение имел факт открытия на окраинах империи первых светских школ в начале XIX в.

Через год после присоединения к России Восточной Грузии было открыто двухклассное казенное училище в Тифлисе, преобразованное в 1829 г. в гимназию. В 1813 г. начались занятия в училище Сибирского казачьего войска в Омске, которое с 1845 г. стало именоваться Омским кадетским корпусом. Первое было предназначено «для обучения благородного грузинского юношества», второе — для сыновей знатных казахов. Таким образом, классовый характер этих учебных заведений не подлежит сомнению. Однако они выгодно отличались от духовных училищ и структурой своих учебных планов, и методикой обучения. В Тифлисском училище, например, преподавались русский, грузинский, немецкий и латинский языки, гражданская история, география, арифметика, геометрия, рисование и «учение об обязанностях человека и гражданина». Катехизис и «священная история» занимали явно второстепенное место в учебном процессе.

Царизм нуждался в переводчиках и чиновниках, хорошо знающих быт и нравы порабощенных им народов окраин. С целью подготовки верных и преданных проводников колониальной политики царское правительство расширяло сеть начальных и средних школ в национальных районах. Одновременно практиковалась отправка юношей из числа местной знати в кадетские корпуса, гимназии и университеты, расположенные во внутренних губерниях. Один из военных администраторов на Северном Кавказе, разъясняя смысл такого мероприятия, указывал, что это делается для того, чтобы по возвращении на родину эти юноши «могли бы действовать на умы единомышленников своих в видах нашего правительства»

Заметно расширилась сеть учебных заведений на окраинах империи в 30-х годах XIX в. На Украине тогда насчитывалось 27 уездных училищ и 10 гимназий, в Грузии — 4 уездных училища и 1 гимназия. В 1837 г. открылось первое в Дагестане Дербентское уездное училище. Позднее, в начале 50-х годов, появились светские школы в Абхазии, Кабарде, Адыгее. Множилось число уездных училищ и гимназий в Прибалтике, но преподавание здесь велось на немецком языке.

Наряду с этим продолжали существовать и духовные школы. При поддержке царской администрации церковники всячески стремились к распространению на окраинах империи христианской религии, а потому заботились о подготовке миссионеров и священнослужителей из коренных национальностей. Христианизация служила тем же целям, что и русификация населения окраин. Глава христианской церкви в Грузии экзарх Евгений в 1834 г. откровенно писал, что «распространение между горцами христианства, имея целью дело богу приятное, должно вмещать в себе и цель политическую...» В 1836 г. во Владикавказе (ныне Орджоникидзе) было открыто специальное духовное училище для подготовки «образованных священ-ноцерковнослужителей для осетинских приходов». Позднее такие же духовные миссионерские школы насаждались в Поволжье, Приуралье, Сибири.

Однако школьная сеть ширилась в основном за счет увеличения числа светских школ. И какими бы чуждыми народным интересам соображениями ни руководствовалось царское правительство, открывая новые начальные и средние школы в национальных районах страны, объективно они сыграли положительную роль в распространении просвещения и образованности среди народов России. Вопреки русификаторским и колонизаторским намерениям царизма русские светские школы на окраинах способствовали формированию национальной интеллигенции. Читая произведения русских писателей и слушая живые рассказы русских педагогов, пытливые юноши разных национальностей проникались идеями гуманизма и социальной справедливости, характерными для передовой русской культуры. Русская книга была для них в тех условиях единственным средством научного познания мира и приобщения к достижениям европейской цивилизации, к сокровищнице мировой культуры.

Среди русских учителей, обучавших молодых кавказцев, татар, башкир и казахов, было немало истинных поборников просвещения, чуждых великодержавной идеологии царских колонизаторов и беззаветно преданных лучшим прогрессивным традициям русской педагогики. Несмотря на полицейскую опеку и назойливый контроль администрации, эта, по преимуществу разночинная интеллигенция самоотверженно трудилась в самых отдаленных уголках страны, не считаясь с материальными лишениями и отсутствием элементарных условий для творческой деятельности.

В истории культуры казахского народа запечатлено имя учителя Н. Ф. Костылецкого, любимого наставника юных казахов, обучавшихся в Омском кадетском корпусе. «Он отличался независимым характером и... был поклонник идей Белинского и почитатель таланта Гоголя; в своей истории словесности он руководствовался статьями Белинского, что потом одним из гене-ралов-инспекторов, ревизовавших корпус..., было поставлено ему в упрек...» 1,— так отзывался о Костылецком один из его воспитанников.

В памяти дагестанских горцев сохранилось имя штаб-лекаря И. С. Костемеревского, организовавшего в 1851 г. в ауле Большой Дженгутай первую на Кавказе медицинскую школу для подготовки местных «фельдшерских учеников». Почти полвека прожил Костемеревский в горах Дагестана. В самых отдаленных горных . ущельях знали о добром русском медике — «хакиме». Самые застенчивые горянки, скрывавшиеся от посторонних, приходили к нему за лечебной помощью, безбоязненно вручали ему своих больных детей. До тысячи человек в год принимал бесплатно этот русский врач. Но еще больше славы доставила скромному разночинцу его педагогическая деятельность. Десятки горских юношей научились у него читать русские книги, освоили под его руководством четыре правила арифметики, впервые услышали из его уст о железных дорогах и телеграфных линиях, о многолюдных городах, о разных странах, о большом и чудесном мире, который простирался за высокими горными хребтами, скрытый не только пеленой тумана, но и липкой паутиной предрассудков, суеверий, невежества. Пять лет спустя после открытия своей школы Костемеревский опубликовал в газете «Кавказ» своеобразный отчет о своей просветительской деятельности под названием «Опыт распространения русской грамотности среди аварцев»1 2. Это было яркое свидетельство благотворного влияния русской демократической культуры на духовное развитие горской молодежи.

Если вообще светская школа была невиданным дотоле явлением там, где наука считалась всего-навсего служанкой богословия, а прадедовские обычаи — единственным мерилом моральных ценностей, то совершенно невероятным новшеством казались в таком обществе первые попытки насаждения женского образования. Защитники старины и апостолы невежества смирились с открытием в 1830 г. пансиона для «благородных девиц» в Тифлисе (преобразованного позднее в Закавказский девичий институт), но их религиозной идеологии явно противоречил факт возникновения женских училищ в таких центрах кавказского мусульманства, как Шемаха и Темир-Хач-Шура (ныне Буйнакск). В первом женская школа открылась в 1847 г., во втором — в 1859 г.

Конечно, речь идет лишь о первых ростках, о едва заметных оазисах просвещения в пустыне бескультурья и невежества. В 1856 г. учащиеся составляли по отношению ко всему населению: в Эстонии 0,5%, а в Грузии — 0,4%.

В тех условиях, в каких находились тогда угнетенные народы окраин России, каждая новая светская школа представлялась рычагом культурного подъема. Это осознавали не только энтузиасты-просветители, но и простые люди, пастухи и земледельцы, не прочитавшие за всю свою тяжелую трудовую жизнь ни одной печатной строчки. Десятки жаждущих знания юношей спускались с гор, приезжали из степей, приходили из дремучей тайги, чтобы постучаться в двери русской светской школы и услышать приветливый голос русского учителя. А через несколько лет они гордились первыми своими успехами в овладении основами наук. В Ставропольской гимназии на конкурсе на лучшее сочинение высшей награды были удостоены работы черкеса Адиль-Гирея Кешева «О сатирическом направлении в русской литературе» и осетина Тхостова «Кавказ по сочинениям Марлинского, Пушкина и Лермонтова». А в открытой в Новороссийске «Азиатской школе» молодые горцы «простого происхождения» Тугуз Таитль, Кастемир Кюух и Осман Хачак, по отзыву директора, «сделали хорошие успехи в науках» *. Эти факты заимствованы из архивных документов относящихся к 50-м годам XIX в. Тогда над Кавказскими горами еще пылало зарево кровопролитной войны. Когда же отгремела военная гроза, желание определить своих детей в русскую светскую школу стало обнаруживать еще большее число горцев.

«Дайте нам умереть такими, как мы есть, но сделайте, чтобы наши дети были другими людьми...»,— писали в своем коллективном прошении абхазские крестьяне, обращаясь к начальнику Сухумского военного отдела. Но чаще всего им отвечали, что школы «не могут вместить этих детей, желающих учиться» *.

«Чтобы наши дети были другими людьми...» Не поразительна ли была эта фраза в устах неграмотных горцев? Не выражала ли она новые духовные запросы, новые культурные потребности, столь необычные для этих людей? И не в том ли было великое значение светской школы на окраинах дореформенной России, что она стимулировала появление и развитие подобных запросов и потребностей?!