Поборники дружбы и братства народов в России 19 века

Естественно, что идеологи русского самодержавия и крепостничества поддерживали феодально-клерикальных деятелей окраин России в их борьбе против демократических и освободительных идей, получавших все более широкое распространение. Небезызвестный Фаддей Булгарин дал на страницах своего романа «Иван Выжигин» идиллическое описание кочевого казахского аула. Безмятежно и в полном довольстве проводят свои дни кочевники под покровительством отечески заботящегося о них великодушного Арсалан-султана. Даже многоженство и межродовые распри представлялись Булгарину сравнительно безобидными явлениями, неспособными нарушить патриархальный порядок и прелесть поэтической кочевой жизни. Нет сомнения, что такая, заведомо фальшивая картина жизни степня-ков-кочевников должна была, по замыслу автора, убедить читателей в том, насколько благодетельны для казахского народа те отсталые формы общественной и культурной жизни, к консервации которых стремился царизм.

Преднамеренной идеализацией патриархально-феодального быта и восхвалением моральных достоинств, якобы присущих местной знати, реакционно настроенные русские дворянские литераторы тормозили идейное развитие национальной интеллигенции и препятствовали росту элементов демократической культуры на окраинах дореформенной России. Зато передовая русская культура вследствие своей высокой идейной насыщенности и глубокой народности, наоборот, оказывала революционизирующее воздействие на культурную жизнь других народов. Разумеется, оно прежде всего сказывалось на тех народах, которые раньше других были объединены с русским народом в одном государстве и развивались с ним уже давно в рамках общей экономической системы. Особенно же способствовали укреплению идейных связей между народами их совместное участие в освободительном движении и растущее единство революционных устремлений.

Представители национальной демократической интеллигенции искали и находили моральную поддержку у прогрессивной части русского общества. Эта поддержка вдохновляла ее на борьбу и против великодержавной политики царизма, и против местной феодально-клерикальной реакции. Русская классическая литература и прогрессивная публицистика были для национальных писателей и мыслителей сокровищницами идей и образов, школой художественного реализма, примером беззаветного служения народу.

Понятно, что особенно плодотворным было культурное общение русской и украинской интеллигенции. Языковое родство и общность исторических судеб играли при этом немалую роль.

Если на украинского писателя И. П. Котляревского оказали благотворное влияние русские литераторы XVIII в. и в его произведениях подчас ощущалась фонвизинская манера разработки комедийных сюжетов, то Г. Ф. Квитка был лично связан с В. А. Жуковским и испытал воздействие идей и художественных приемов Н. В. Гоголя. Кстати, свой роман «Пан Халявский», получивший высокую оценку Белинского, Квитка написал по-русски.

Тесные узы связывали с деятелями русской культуры великого народного поэта Украины Т. Г. Шевченко. Художники К. П. Брюллов и А. Г. Венецианов помогли Шевченко освободиться от крепостной зависимости. Личное знакомство с петрашевцами и трогательная дружба с великим русским актером М. С. Щепкиным, как и задушевные беседы с Н. Г. Чернышевским, немало способствовали формированию мировоззрения Шевченко. Резко выступая против всех, кто пытался посеять рознь между русскими и украинцами, Шевченко выступал страстным поборником дружбы и братства двух славянских народов. Вместе с тем во время своей оренбургской ссылки он с глубоким сочувствием относился к угнетенному царизмом казахскому народу, что нашло отражение в целой серии его картин и рисунков. Характерной чертой литературного творчества Шевченко было то, что ряд замечательных произведений он написал по-русски, что свидетельствовало о тесном культурном содружестве русской и украинской интеллигенции.

Глубоко осознано было единство национальных устремлений русского и украинского народов Пушкиным и Гоголем. Первый воспел совместную борьбу народов Украины и России против шведских захватчиков, а второй обогатил русскую литературу яркими картинами и образами, заимствованными из самых глубин украинской народной поэзии, и раскрыл перед русской общественностью величие героической эпопеи освободительной борьбы украинского народа против панского гнета. Немеркнущие образы Тараса Бульбы и его славных соратников навсегда остались в галерее самых популярных героев русской литературы, а воспоминания об их подвигах до сих пор пробуждают патриотические чувства в сердцах не только украинских, но и русских читателей.

Крепли и расширялись культурные связи между русской и эстонской интеллигенцией. Глубокой симпатией к народам Прибалтики и восхищением их упорной борьбой с немецкими рыцарями отличались повести писателей декабристов: В. Кюхельбекера («Адо») и Н. Бестужева («Гуго фон Брахт»). О давней близости русских и коренных обитателей Прибалтики писал в своих рассказах эстонский учитель Ю. Соммер (Суве Яан). «Русское сердце и русская душа» — так назывался один из этих рассказов, опубликованный в 1841 г. Общность национальных интересов русского и эстонского народов подчеркивал Ф. Р. Крейц-вальд в поэме «Война», написанной под впечатлением нападения англо-французского флота на балтийские порты России в 1854 г.

Приобщение к передовой русской культуре идейно обогащало светскую интеллигенцию Кавказа. Особое значение имели при этом личные контакты местных деятелей культуры с выдающимися русскими писателями и публицистами.

Современники отмечали «самую искреннюю, сильную, теплую дружбу», характеризовавшую отношения А. Г. Чавчавадзе и А. С. Грибоедова. В доме Чавчавадзе Грибоедов познакомился с грузинским драматургом Г. Эристави, который впоследствии перевел на грузинский язык комедию «Горе от ума». Кстати, начал писать эту комедию Грибоедов на Кавказе. Белинский считал, что это не случайно. «Грибоедов, — писал он,— создал на Кавказе свое „Горе от ума“: дикая и величавая природа этой страны, кипучая жизнь и суровая поэзия ее сынов вдохновили его оскорбленное человеческое чувство на изображение апатического, ничтожного круга Фамусовых, Скалозубов, Загорецких, Хлестовых, Тугоуховских, Репетиловых, Молчалиных — этих карикатур на природу человеческую...» *.

Под впечатлением бесед со своими тифлисскими друзьями Грибоедов задумал написать романтическую поэму «Грузинская ночь» и поэму «Кальянчи» о грузинском юноше, проданном в рабство. Преждевременная смерть не позволила ему осуществить свои творческие замыслы.

По словам современника, горевавшего о гибели Грибоедова, «Грузия была настоящим поприщем его деятельности, здесь он провел лучшее время своей жизни в трудах литературных и по службе. Он любил Грузию так пламенно, так чисто, как редкие любят даже родину свою». Женитьбой на дочери Александра 1 Чавчавадзе Нине Грибоедов еще прочнее закрепил узы дружбы и братства, которые связывали его с лучшей частью местного общества. И многие образованные грузины разделяли безутешную печаль рано овдовевшей Нины, запечатленную в проникновенных словах, высеченных на памятнике, воздвигнутом ею на могиле мужа: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя».

Дважды посетил Кавказ великий русский поэт А. С. Пушкин. Его первый приезд туда был ознаменован романтической поэмой «Кавказский пленник», второй нашел отражение в реалистических зарисовках, украшающих страницы «Путешествия в Арзрум». Почитателями пушкинской музы были многие грузинские поэты того времени. Его стихи переводил Александр Чавчавадзе. Они печатались в переводе в грузинском журнале «Цискари». В свою очередь сам Пушкин вдохновлялся грузинской поэзией. Он с увлечением слушал грузинские народные песни, просил своих тифлисских знакомых перевести на русский язык стихотворение грузинского поэта Д. Туманишвили. Белинский писал потом: «С легкой руки Пушкина Кавказ сделался для русских заветною страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни и смелых мечтаний! Муза Пушкина как бы освятила давно уже на деле существовавшее родство России с этим краем».

Величественные картины природы Кавказа и своеобразная культура населявших его народов, их непреклонная воля к независимости и свободе щедро обогатили творческую мысль М. Ю. Лермонтова, придали новые яркие краски его поэтической палитре.

Огромное значение для развития русско-кавказских идейных связей имело пребывание на Кавказе ссыльных декабристов. В доме Александра Чавчавадзе и в других домах старого Тифлиса они встречались с молодыми грузинскими поэтами Григо-лом Орбелиани и Николозом Бараташвили, философом Додашвили — представителями прогрессивной грузинской общественности. И нельзя, разумеется, считать случайностью, что впоследствии царские жандармы нашли у Соломона Додашвили копию письма Кондратия Рылеева, а в литературном приложении к «Тифлисским ведомостям» печаталось стихотворение Гри-гола Орбелиани «Исповедь Гиви Амилахвари», представлявшее по существу авторизованный перевод «Исповеди Наливайки» того же Рылеева.

Большое место занимала кавказская тематика в творчестве писателя-декабриста А. А. Бестужева (Марлинского). Его повести «Аммалат-бек» и «Мулла Нур» привлекли внимание русских читателей романтическим описанием подвигов, совершаемых мужественными и гордыми людьми, выросшими среди суровой стихии лесов и гор. С уважением относился Бестужев к обычаям и преданиям кавказцев. Отбывая солдатскую службу в Дербентском гарнизоне, он хорошо изучил азербайджанский язык и свободно объяснялся с коренными жителями города. По свидетельству современника, Бестужев «никогда не отказывал в помощи словом и делом всякому нуждающемуся азиатцу». Неудивительно, что местные жители его очень любили, принимали живое участие в его судьбе и дружески называли его «Искендер-боком». Когда же ему пришлось покинуть Дербент, большая толпа провожала его верст за двадцать от города с песнями и плясками, стараясь «всячески выразить свое расположение» к нему ’.

Тепло отзывался Бестужев об азербайджанском ученом Ба-киханове как о «просвещенном и милом человеке» и проявлял живейший интерес к его трудам по истории Кавказа. В течение многих лет он поддерживал дружбу с другим выдающимся азербайджанским мыслителем Мирза-Фатали Ахундовым. Когда Ахундов написал поэму, посвященную гибели Пушкина, Бестужев поспешил перевести ее на русский язык.

Заметна была роль декабристов как проводников влияния передовой русской культуры в Сибири и Казахстане. Позднее в этой же роли выступали ссыльные петрашевцы, многие из которых долгие годы вынуждены были прожить в Казахстане и Западной Сибири. Среди них надо особенно отметить поэтов С. Ф. Дурова и А. Н. Плещеева, писателя Ф. М. Достоевского, талантливого литератора и пытливого исследователя Н. А. Мом-белли. По словам ученого-этнографа Г. Н. Потанина, «декабристы и петрашевцы, несомненно, подготовили новое поколение в Сибири, которому она обязана своим общественным пробуждением...» Под влиянием прогрессивных социальных и политических идей петрашевцев формировалось мировоззрение выдающегося казахского просветителя Чокана Валиханова. Потанин прямо заявлял, что «Валиханов обязан своим политическим просветлением петрашевцу Дурову».

Действительно, поэт-демократ Сергей Дуров был не только другом, но и идейным учителем Валиханова. Именно от него Валиханов воспринял ненависть к царской монархии и крепостному строю и горячее желание быть полезным трудовому народу, стать его просветителем и защитником. Позднее все эти благородные устремления еще более укрепились у Валиханова под влиянием знакомства с Чернышевским и Добролюбовым.

Непосредственное общение с русскими политическими ссыльными еще более убеждало местную интеллигенцию в том, что, помимо официальной, царской России, представленной военачальниками, попами и чиновниками, существует и другая Россия, сыны которой, не боясь ни тюрем, ни каторги, упорно добиваются свободы и счастья для всех народов, придавленных ярмом самодержавия. Тем самым для деятелей местной национальной культуры становилась совершенно очевидной объективно-историческая прогрессивность присоединения к России. Теперь Россия представлялась им уже не только надежным щитом, заслоняющим народы от посягательства иноземных завоевателей, но и неугасимым маяком просвещения. Не случайно в замечательном стихотворении «Кавказ» Александр Чавчавадзе писал, что с присоединением к России

Родились у грузин надежды и пера,

Что оттуда войдет в их среду просвещенье.

И еще определеннее высказался в этом же смысле Чокан Ва-лиханов, убеждавший своих соплеменников: «Без русских — это без просвещения, в деспотии и темноте».

Размышляя о судьбах своих народов, выдающиеся просветители теперь связывали их с историческим развитием России. В поэме «Судьба Грузии» Николоз Бараташвили выразил это с предельной точностью и лаконизмом:

Будущее Грузии в России.

Ту же мысль развивал в романе «Раны Армении» Хачатур Абовян. «Могучая рука Руси да будет вам опорой!» — восклицал он, обращаясь к восставшим против иранского владычества армянам.

«Перестать дурачиться и чуждаться русских»,— призывал своих соотечественников азербайджанский просветитель Мир-за-Фатали Ахундов. Свободно владея сам русским языком, он неустанно советовал всем изучать его, говоря: «В нынешний век русский язык с каждым днем развивается в области науки и других областях и является бесподобным языком для выражения тончайших мыслей».

Конечно, далеко не все деятели светской национальной интеллигенции разделяли революционные устремления декабристов и петрашевцев. Но были и такие, которые понимали единение народов России как совместное их участие в общероссийском освободительном движении. Такое понимание процесса сближения народов окраин с русским народом свойственно было, например, Микаэлу Налбандяну. «Освобождение России,— писал он,— имеет важное значение для свободы всего человечества».

Постепенно представителям светской национальной интеллигенции становилось ясно, что сближение с русским народом и приобщение к русской культуре неизбежно влечет за собой вытеснение устаревших воззрений новыми, прогрессивными взглядами. «В настоящее время,— писал Валиханов,— можно сказать, происходит незаметная, но сильная борьба старины с новизной: мусульманской, подражающей востоку, и русской...»

Для многих молодых мусульман Кавказа, Поволжья, Зауралья местом паломничества становилась не Мекка с ее священным черным камнем, а Петербург и Москва с их университетами, музеями, библиотеками. Среди получивших образование в России можно было встретить представителей кавказских горцев и обитателей далеких сибирских окраин. Приобщаясь к науке, они продолжали ревностно служить ей и по возвращении на родину. Абхазец Соломон Званбая свыше четырех лет провел в Петербурге в военном училище, пристрастился к чтению, стал постоянным подписчиком многих периодических изданий. Едва ли не первые научные журналы попали в Абхазию, будучи адресованы ему. Вернувшись в родные горы, Званбая уже по-новому смотрел на быт и нравы соплеменников. Вскоре он получил известность своими очерками по этнографии абхазов и убыхов. Его работа «Абхазская мифология» удостоилась высокой оценки ученых-кавказоведов. Бурят Доржи Банзаров, окончив Казанский университет, отправился для совершенствования своего образования в Петербург, сблизился с научными сотрудниками Азиатского музея, стал в полном смысле слова воспитанником русских ученых. Его труд «Черная вера или шаманство у монголов» был первым научным исследованием религиозных верований бурят и монголов.

Мпогие передовые деятели русской культуры оказывали братскую помощь первым представителям нарождавшейся национальной интеллигенции тех народов, которые в то время даже не имели своей письменности. Без этой помощи они в условиях царского режима и разгула крепостнической реакции не смогли бы опубликовать свои произведения.

В первом выпуске основанного А. С. Пушкиным журнала «Современник» поэт поместил повесть черкесского писателя Султана Казы-Гирея «Долина Ажитугай», сопроводив ее следующим послесловием: «Вот явление, неожиданное в нашей литературе! Сын полудикого Кавказа становится в ряды наших писателей; черкес изъясняется на русском языке свободно, сильно и живописно». Это первое выступление писателя-горца привлекло внимание В. Г. Белинского. Он положительно отозвался о нем, отметив, что автор «владеет русским языком лучше многих почетных наших литераторов». В следующем, втором, выпуске своего «Современника» Пушкин предоставил место новому произведению Казы-Гирея, озаглавленному «Персидский анекдот».

Много лет преподаватель Тифлисской духовной семинарии осетин Василий Цораев собирал и записывал сказки, легенды и поговорки родного народа. Ознакомившись с его записями, академик А. А. Шифнер рекомендовал опубликовать их. Благодаря его авторитетной поддержке материалы, собранные Цора-евым, были в 1868 г. изданы отдельной книгой под названием «Осетинские тексты». Это была первая осетинская книга не духовного, а светского содержания.

Сын ремесленника из кумыкского аула Эндери Девлет-Мур-за Шихалиев, получивший образование в России, занялся изысканиями по истории и этнографии Дагестана. Редакция газеты «Кавказ» в 1848 г. напечатала в пяти номерах его исследования, озаглавив этот труд «Рассказ кумыка о кумыках» и выразив автору благодарность за «прекрасную статью».

Выдающийся общественный и культурный деятель Кабарды Лукман Магомедович Кодзоков еше мальчиком был увезен в Москву и с детства воспитывался в семье известного славянофила А. С. Хомякова. Поступив в Московский университет, он уделял много времени изучению теории языкознания под руководством знаменитого русского филолога Ф. И. Буслаева. Общение с видными московскими учеными и литераторами во многом определило прогрессивную направленность политических воззрений Кодзокова и побудило его по возвращении на родину заняться публицистикой.

Удивительной была судьба мальчика-чеченца, которого в 1819 г. подобрал раненым русский солдат Захар во время штурма аула Дада-юрт. Генерал А. П. Ермолов взял мальчика из солдатской палатки и отправил к своему двоюродному брату П. Н. Ермолову в Петербург. Названный по имени спасшего его солдата Захаровым, юный чеченец поступил в 1833 г. в Академию художеств. Успешно работая в области портретной живописи, он обратил на себя внимание знаменитого русского художника К. П. Брюллова. Живое участие в судьбе молодого портретиста принимали И. А. Крылов, М. И. Глинка, В. Г. Белинский. Знаком он был с М. Ю. Лермонтовым, Т. Н. Грановским, Н. А. Некрасовым. Ободренный вниманием и заботой своих русских друзей и наставников, П. 3. Захаров достиг замечательных успехов на пути совершенствования своего мастерства и первым из кавказских горцев был удостоен почетного звания академика живописи. Оторванный от родных Кавказских гор, он никогда, однако, не забывал о своем происхождении и нередко, ставя свою подпись под рисунком, добавлял к своему имени: «чеченец из Дада-юрта».

Эти примеры подтверждают правоту и справедливость суждений, высказанных относительно благотворного влияния русской культуры классиком грузинской литературы Ильей Чавча-вадзе. Размышляя об этом, он писал: «Русская литература сыграла руководящую роль на пути нашего прогресса и оказала большое влияние на все, что составляет наши духовные силы, она наложила свой отпечаток на наш ум, на наши мысли, на наши чувства и вообще определила наше направление».

Но отмечая огромную роль передовых деятелей русской культуры в идейном воспитании лучших представителей национальной интеллигенции других народов, нельзя забывать, что знакомство с ними и их творческими достижениями, в свою очередь, расширяло кругозор русских писателей, художников, композиторов, обогащало их познанием жизни и творческой деятельности разных народов, помогало им осознать значение общих социальных и политических проблем того времени.

Подлинные мастера культуры воплощали в своих произведениях идеи дружбы и братства народов, всем своим творчеством пропагандируя великую мысль о единстве национальных интересов в борьбе против сил феодально-клерикальной реакции. В этом взаимном обогащении национальных культур и заключался основной результат возраставшего с каждым десятилетием сближения народов дореформенной России.

Таковы основные черты культурной жизни народов России в первой половине XIX в.

Важнейшим итогом культурного развития страны явилось создание непреходящих ценностей в поэзии, прозе it публицистике, живописи и театре, музыке и архитектуре.

Эта половина века дала Пушкина и Лермонтова, Грибоедова и Гоголя, Белинского и Шевченко, Герцена и Огарева, Глинку и Федотова, плеяду просветителей народов Закавказья, Прибалтики и Средней Азии.

Несмотря на давящее и сдерживающее влияние царизма, народы России, и в первую очередь русский народ, обогатили свою национальную культуру такими творениями, которые вошли в золотой фонд мировой культуры.

Перед мысленным взором читателя прошло более 50-ти лет жизни России в один из самых противоречивых и драматических периодов ее истории. Это было время быстро приближавшегося падения феодально-крепостнического строя. Веками сложившийся уклад жизни медленно, но неудержимо уступал дорогу новому.

Все явственнее обнаруживалось влияние укреплявшегося в экономике России капиталистического уклада.

Современники стали свидетелями и участниками стремительно развивавшихся исторических событий огромного значения: Отечественной войны 1812 г. и героической обороны Севастополя; восстания на Сенатской площади, возвестившего начало вооруженной борьбы против царизма, и многочисленных вспышек антипомещичьих выступлений крестьян, в которых проявлялась революционная энергия крепостных. Неотвратимость политических перемен ощущали не только дворянские революционеры, но и наиболее дальновидные защитники самодержавия. Внутренняя политика самодержавия в первой половине XIX в.— яркое свидетельство тому, как оно оказалось вынужденным идти на уступки исторической необходимости.

В. И. Ленин писал о самодержавии XIX в., что оно «резко отличается» от самодержавия предыдущих веков, так как вынуждено «„сверху11 освобождать крестьян, разоряя их, открывая дорогу капитализму, вводя начало местных представительных учреждений буржуазии»

Весь ход экономического, социально-политического и культурного развития России настоятельно требовал ликвидации феодально-крепостнического строя. Дальнейшее сохранение крепостного права, препятствовавшего развитию страны, грозило низведением России до уровня второстепенной державы. Эту мысль хорошо выразил А. И. Герцен. «В отношении к России,— писал он в предисловии к первому листку «Колокола»,— мы хотим страстно, со всей горячностью любви, со всей рил ой последнего верования, чтоб с нее спали, наконец, ненужные старые свивальники, мешающие могучему развитию ее».

Россия стояла на пороге общенационального кризиса, приведшего к отмене крепостного права. Это был новый крупный рубеж в ее истории.