Политика террора при Александре II

Реакционные настроения в правящих кругах Шувалов умело использовал для проведения жесткой консервативно-охранительной политики. Он фактически возглавлял правительство до середины 1874 г. Секрет всевластья этого ставленника крепостников хорошо раскрыл 31 июля 1873 г. в своем дневнике Д. А. Милютин: «Все делается под исключительным влиянием гр. Шувалова, который запугал государя ежедневными своими докладами о страшных опасностях, которым будто бы подвергаются и государство и лично сам государь. Вся сила Шувалова опирается на это пугало».

Правительственный аппарат царизма оказался под контролем начальника тайной полиции. Рост беззакония гг полицейских преследований с 1866 г. отмечался и современниками. В дневнике Никитенко 27 ноября этого года мы читаем: «Возвысился гр. (Петр А.) Шувалов и делает, что ему заблагорассудится помимо закона и всех установленных государственных учреждений... То же самое делает нынешний обер-полицмейстер Трепов. Они приобрели страшную власть именем злополучного 4 апреля». Под полицейским наблюдением находились даже члены царской семьи. Личная почтовая переписка брата царя — Константина систематически поступала на просмотр министра внутренних дел Тимашева. Он был вынужден в этом сознаться в доверительной беседе с самим Константином, оговариваясь только, что будто бы не показывал этих писем Александру II. Тренов также не раз говорил Константину Романову, что за частной жизнью своих братьев царь следит через полицию.

Неожиданная отставка Шувалова летом 1874 г. возбудила много толков и пересудов. Обычно ее объясняли придворными интригами и усиливающимся недоверием Александра II к властолюбивому начальнику III отделения. Вместе с тем есть основание полагать, что правящие круги убедились в провале восьмилетней политики террора, проводником которой являлся Шувалов.

Революционное движение в России не удалось подавить, несмотря на все старания тайной и явной полиции. Многочисленные вспышки освободительной борьбы в деревне вызывали беспокойство царских властей. Агитация революционных народников среди крестьян приняла к тому времени большой размах п вылилась в широкое движение «хождения в народ». Назревал пересмотр внутренней политики правительства. Когда в марте 1875 г. вопрос о «революционной пропаганде» был внесен на обсуждение Комитета министров поставленным во главе III отделения А. Л. Потаповым, Константин Романов записал в дневнике: «...По моему глубокому убеждению главная причина состоит в том, что мы с 1866 года повернули назад благодаря Шувалову и компании» '.

Такое мнение в правительственных кругах не было единичным.