Итоги правительственной политики 60—70-х годов при Александре II

Оценивая внутреннюю политику 60—70-х годов под углом зрения поставленной царизмом задачи — подавить революционное движение, результаты этой политики следует считать явно несостоятельными. В середине 70-х годов это стали понимать и в правительственных кругах.

Военный министр Милютин летом 1875 г. с тревогой отмечал в своем дневнике широкие волнения уральских казаков в связи с военными реформами. «Волнения и неповиновение в Уральском казачьем войске,— писал он 24 июня,— принимают все большие размеры: приходится выселять уже не сотни, а тысячи казаков, сопротивляющихся введению нового положения о военной службе Уральского войска». Валуев в дневнике неоднократно упоминает о весьма напряженной обстановке в деревне, ссылаясь на свидетельство непосредственных наблюдателей. 14 февраля 1876 г. он сообщал о намерении графа Н. А. Орлова провести следующую зиму в Париже, объясняя это так: «Нынешнюю он проводит в Отраде, но,— говорит он,— и грустно там и становится жутко. Обеднение крестьян наводит на мысль, что общественная безопасность не обеспечена». На следующий день оп снова возвращается к этой теме: «Шереметев (бывгп. орловский предводитель дворянства) избегает ездить но деревням. Становится там неловко. Можно призадуматься».

Полное разочарование в итогах двух десятилетий правительственной политики при Александре II высказывал той же весной и А. А. Половцев. В его дневнике 30 марта 1876 г. мы читаем: «Грустное, расстроенное положение России (fin de reg-пе), тошнота от 20-летнего самодержавного опьянения, безответственность министров, не говоря о их посредственности и разношерстности» Упоминание здесь о «конце царствования» в общем контексте приобретает расширительное толкование.

На протяжении 1876 г. в правящих кругах снова стал подниматься вопрос о введении в России конституции. От Валуева мы узнаем, что на эту тему с ним И октября 1876 г. беседовал не кто иной, как министр внутренних дел: «Тимашев мне говорил, что ввиду хода дел не мешало бы иметь наготове проект в конституционном духе». А через три месяца такие мысли высказывал столичный обер-полицмейстер Трепов, о чем 15 января 1877 г. пишет Половцев: «Трепов... выражает опасение, что не пройдет трех лет, как государь даст конституцию». К тому времени относится записка самого Половцева «О реорганизации высших органов управления государством» 1 2. Она была подана наследнику, но движения не получила. Внимание правительства тогда было сосредоточено на обострении «славянского вопроса». После некоторых колебаний оно решилось на открытый конфликт с Турцией, который вылился в русско-турецкую войну 1877—1878 гг.

Казалось бы, в данном случае вопросы внутренней политики отступили на второй план перед внешнеполитическими. Но есть все основания полагать, что и на этот раз сказалась прямая связь между реакционной сущностью как внутренней, так и внешней политики царизма. По крайней мере, еще современники отмечали, что усиление внимания царского правительства к делам на Ближнем Востоке в середине 70-х годов вызывалось, в частности, соображениями и внутренней политики. В воспоминаниях К. Головина об этом говорится так: «Многие очень умные люди, как И. С. Аксаков и М. Н. Катков, а пожалуй, и сам канцлер кн. Горчаков — находили, что славянское движение откроет спасительный клапан и примет в СЕое русло тревожную потребность волноваться и воевать, которая в мирное время отвлекала в революционной стране так много горячих молодых голов».

В этой связи весьма интересные соображения высказывались лицами, близко наблюдавшими настроения в самых высоких правящих сферах как во время войны, так и сразу после ее окончания. Особенно ценны свидетельства А. А. Половцева, который имел широкие знакомства не только в финансовых и дипломатических, но и в правительственных кругах, включая членов царской семьи. 16 сентября 1877 г. он отмечал весьма тревожную обстановку внутри России в связи с неудачным ходом военных действий на Балканах: «Осень надвигается. Война затягивается. Русские солдаты мрут бесполезно. Банкротство политическое и финансовое приближается, а вместе с ним страх о последствиях столь торжественно заявленной несостоятельности правительства, заявленной в глазах невежественного, необразованного, но очень умного народа».

Прошло без малого пять месяцев. Русские войска уже форсировали Балканы и находились всего лишь в нескольких переходах от Стамбула, турецкое правительство запросило мира, а в придворных сферах царской России итоги победоносной войны продолжали обсуждать с учетом внутреннего положения в стране. Этот вопрос 7 февраля 1878 г. явился темой откровенного разговора Половцева с сыном царя Владимиром. Последний только что вернулся с театра военных действий и выражал свои впечатления от исхода войны такими словами: «Успехами мы обязаны исключительно русскому народу, все сделал солдат, а никак не наша братия — генералы. В русском народе за эту войну выказалась такая сила, такая мощь, что страшно становится» ’. После войны в ближайшем окружении Александра II весьма опасались нового бурного подъема массового освободительного движения.

Еще через год, летом 1879 г., находившийся в заграничной поездке А. А. Половцев, касаясь результатов 20-летней политики царизма, пришел к выводу: «Все выше поднимается волна народного движения толпы, руководимой агитаторами, и псе ниже и ниже представляется уровень умственного значения тех сфер, которые будто бы управляют судьбами нашего отечества. Это неравновесие грозно освещает будущее».