Реформы 60-70-х годов. Реформы 1862—1865 гг.

Отмена крепостного права положила начало буржуазным реформам в России. Перестройка в 60—70-х годах XIX в. центрального и местного управления, порядка судопроизводства, системы народного просвещения, деятельности печати и т. д. явилась прямым продолжением реформы 19 февраля 1861 г.

Буржуазные реформы затянулись в царской России на десятилетия, были непоследовательны и противоречивы. Царское правительство предприняло их, лишь осознав серьезную угрозу существованию самодержавно-крепостнического строя. Чтобы удержать в своих руках политическую власть, крепостники стали проводить буржуазные преобразования сверху путем законодательных мероприятий.

Общий курс правительственной политики при всех ее колебаниях и нерешительности отражал борьбу среди господствующих классов «исключительно из-за меры и формы уступок» '. А поскольку пределы таких «уступок» определялись прежде всего размахом и остротой революционного движения в стране, оценка в правящих кругах силы этого движения и перспектив его развития имела решающее значение. Об этом говорят и признания влиятельных сановников царской России. Эти в свое время секретные документы служат, по словам В. И. Ленина, особенно ярким свидетельством, что «сами члены правительства, до министров и царя включительно, сознают шаткость самодержавной формы правления и изыскивают всяческие способы улучшить свое положение, совершенно их не удовлетворяющее».

Разлад и колебания в правительстве

Исход острой классовой борьбы в России в течение всей первой половины 60-х годов XIX в. оставался для современников неясным. В. И. Ленин считал, что «после тридцатилетия николаевского режима, никто не мог еще предвидеть дальнейшего хода событий, никто не мог определить действительной силы сопротивления у правительства, действительной силы народного возмущения» 1 2.

И действительно, в правительственных сферах царской России внутреннее положение в стране рисовалось тогда в самых мрачных красках. Недавно опубликованный дневник министра внутренних дел П. А. Валуева содержит бесспорные свидетельства таких настроений в ближайшем окружении самого Александра II не только в 1861 г., но и в последующие годы. Так, после беседы 12 октября 1861 г. в Царском Селе с сестрой царя Марией Валуев отметил, что она «очень встревожена настоящим положением дел и говорит: через год нас всех отсюда выгонят». Минуло более года, и 20 февраля 1863 г., уже после начала польского восстания, тот же мемуарист писал: «Но одна Польша нас тревожит и затрудняет. Правительство даже внутри империи некоторым образом в осадном положении». Прошло еще почти два года, и неотвратимость рисующейся ему революции в России Валуев передавал в записи 17 января 1865 г. следующим образом: «...Волна поднялась среди моря и идет к берегу. Ее остановить нельзя, а можно только подготовить ей ложе. На это я указывал в сентябре 1861 г., в феврале 1862 г., в апреле и ноябре 1863 г.» В последующие месяцы опасения царского министра продолжали сохраняться. Уже 7 марта 1865 г. он записал в дневнике: «Спокойно и мирно узел не развяжется. Признаки потрясения множатся...» А 4 февраля следующего года Валуев признавался: «...Повеяло ветром, который со временем сметет противупоставляемые ему преграды».

Напряженная обстановка в первой половине 60-х годов порождала у господствующих классов растерянность, граничившую с паникой. Отражением этого в правящих сферах царской России и являлись постоянные колебания внутренней политики правительства. Среди виднейших представителей царской бюрократии при всей пестроте и противоречивости личных суждений наметились две точки зрения.

Сторонники охранительного направления представлены были сановной знатью еще николаевских времен. Это были миннстр юстиции граф В. Н. Панин, известный крепостник князь II. П. Гагарин, воспитатель царских сыновей граф С. Г. Строганов, незадачливый командующий крымской армией в 1854— 1855 гг. князь А. С. Меншиков, шеф жандармов князь В. А. Долгоруков; владельцы крупнейших латифундий и десятков тысяч крепостных, они были немногочисленны, но имели особый вес в придворных сферах.

Их подлинные замыслы раскрыл Панин в доверительной беседе с Меншиковым 30 сентября 1861 г. Он заявил: «Предусмотрение событий требует отклонения конституционных вымыслов удержанием самодержавных начал, с твердостью и взыскательностью, что теперь еще нетрудно, пока зараза либеральности не всеобщая, но ограничивается литераторами и университетами и кроме сего небольшим числом молодых людей» '. Представители крепостнической реакции считал», что еще не поздно расправиться л революционным движением при помощи одних административных репрессий.

) Иначе определяли соотношение боровшихся в стране сил сановники нового поколения, пришедшие к власти при Александре II,— военный министр Д. А. Милютин, министр внутренних дел П. А. Валуев, глава путейского ведомства К. В. Чевкин и некоторые другие. Разумеется, и они были убежденными монархистами и также исходили из охраны интересов господствующих классов. Однако внутренняя обстановка в стране рисовалась им более сложной и тревожной, поэтому они считали дальнейшие реформы неизбежными и в наиболее острые моменты не исключали, возможности введения в России конституции, правда, весьма ограниченной.

На политический курс царизма сильно влияли придворные интриги, и слабовольный, но упрямый Александр II под воздействием противоречивых советов, но образному определению Валуева, держался «системы невозможных диагоналей». Результатом являлись подчас совершенно неожиданные и случайные решения правительства по важнейшим государственным делам.

Внутренняя политика царизма в пореформенные годы отличалась явной непоследовательностью. После тревожного 1863 года казалось, что революционный натиск царизмом отбит и жесткий курс расправы с массовыми крестьянскими выступлениями и национально-освободительным движением достиг цели. При дворе усилилось влияние крепостников. Во главе Государственного совета и Комитета министров был поставлен убеж-денный реакционер П. П. Гагарин, который и в польском освоРодительном движении видел только ненавистную ему «социальную революцию». Летом 1864 г. он настаивал на упразднении Главного комитета по крестьянскому делу, а в конце года предлагал задержать введение судебной реформы. Тогда же приобрел особый вес в придворных кругах М. Н. Катков. В «Московских ведомостях» он ратовал за беспощадное подавление революционного движения и восстания 1863 г. Катков разрешал себе открытые столкновения с министрами, пользуясь особым расположением к нему Александра II.

Однако с конца 1864 г. вновь стало крепнуть мнение о необходимости дальнейших преобразований. Внутренняя обстановка в стране продолжала оставаться напряженной. 1864 г. оказался неурожайным. Финансовое положение все более и более запутывалось. Ознакомившись с отчетом государственного контролера за 1863 г., Меншиков признавал его «почти бапкрутским, которому исходу не вижу». Государственный бюджет в 1864 г. был сведен с дефицитом в 47 млн. руб.

Опасения нового революционного подъема вновь усилили в дворянской среде недоверие к правительству. В этом отношении характерно обращение московского дворянства к Александру II: «довершить земские учреждения созывом Общей думы», принятое на губернском собрании 11 января 1863 г. большинством 270 голосов против 36.

В правящих кругах новые уступки «духу времени» снова стали казаться неизбежными. Тот же Валуев признавал, что «взгляды и понятия изменились», и приходил к выводу: «Россия будет повиноваться по-прежнему, но молчать по-прежнему она уже не способна». С предложением о созыве при Государственном совете особых съездов представителей от земств и дворянства теперь согласованно выступили Валуев и Константин Романов. Александр II дал согласие на представление о том особой записки.

Подводя итоги правительственной политики, Валуев 29 октября 1865 г. в дневнике писал: «Что и кто теперь Россия? Все сословия разъединены. Внутри их разлад и колебания. Все законы в переделке. Все основы в движении... Трехсотголовое земство поднимает свои головы, лепечет критики, скоро будет вести речь недружелюбную. Половина государства в исключительном положении. Карательные меры преобладают».

При неустойчивой политике правительства напрасно было бы искать в проводимых им реформах ясный и цельный план. Некоторые из этих реформ задумывались и иногда даже подготовлялись еще в конце 50-х годов одновременно с разработкой закона об отмене крепостного права. Но уже в 1861 г. по мере укрепления влияния крепостников эта предварительная работа подвергалась пересмотру и получала существенно иное направление. Судьба готовившихся реформ ие раз менялась в зависимости от остроты политической обстановки и соотношения боровшихся в правящих кругах сил.

I Задачи реформ в правительстве понимались по-разному. Крепостники считали, что реформы должны устранить только частные недостатки уже существующих законов. А. А. Половцев, тогда еще молодой чиновник Сената, писал об этом в дневнике 11 марта 1862 г.: «Панин говорит, что новый проект судопроизводства должен лишь исправить кой-какие несовершенства теперешних законов» J-ЛВ отличие от реакционеров-охраните-лей немногочисленные в правительстве сторонники дальнейших буржуазных реформ считали, что необходимо изменить основы феодального законодательства. Д. А. Милютин, например, довольно последовательно отрицал сословные привилегии дворян.

' Правительство пошло по среднему пути полуреформ. Подлинные мотивы этого раскрывает дневник Валуева. После разговора с женой Александра II 31 июля 1863 г. там было записано: «Из того, что она сказала мне о земских учреждениях, видно, что она, как и многие, преимущественно видит в них средство откупиться от „конституции"». Эту точку зрения разделял и, несомненно, проводил в своей деятельности и Валуев. Состоявший с ним в близком родстве известный реакционер В. П. Мещерский писал в воспоминаниях: «Валуев исходил из мысли, что, создавая в губерниях целую область земских, то есть хозяйственных забот, он этим давал умам сферу деятельности, которая могла бы их оживить, занять и отвлечь от политических мечтаний в общей, так сказать, сфере».