Класс буржуазии в России в начале 20 века

Сохранение в России докапиталистических форм и преобладание наиболее грубых форм капиталистической эксплуатации, огромный удельный вес «русской» сверхприбыли в капиталистическом накоплении, наконец, сохранение за торговым капиталом самостоятельной сферы эксплуатации мелкого производителя — таковы факторы, определявшие существенные особенности русской буржуазии, отличавшие ее от буржуазии индустриально развитых европейских стран. Типичная промышленная буржуазия сложилась в России только в ведущих промышленных центрах и, за исключением Петербурга, в основном на базе легкой и пищевой отраслей промышленности. Преобладающее положение в ее составе занял московский промышленный капитал, который сочетал производство с самостоятельным сбытом своей продукции и проникал в сферы заготовки текстильного сырья. Сосредоточив в своих руках огромные богатства, московские капиталисты стали центром притяжения для всего русского национального промышленного и торгового капитала в обширных районах западнее Петербурга, Прибалтики и Правобережной Украины.

В период империализма крупный московский капитал постепенно трансформировался в монополистический. Однако до превращения хотя бы некоторых текстильных магнатов центра в типичных представителей финансовой олигархии было еще далеко. Они не возглавляли промышленных и банковских монополий, им была чужда борьба за расширение своего влияния путем скупки акций — главным финансово-капиталистическим методом расширения контроля трестов, они не прибегали и к новым приемам присвоения монопольной прибыли. Даже Рябу-шинские, имевшие свой банк, не вставали на этот путь, а Морозовы, Прохоровы, Коноваловы и др. так и остались владельцами крупных семейных предприятий и больших состояний.

Тем не менее политическое влияние московской буржуазии в период империализма расширилось и упрочилось. Именно она стала общепризнанным лидером всей российской торгово-промышленной буржуазии. Это объясняется, в частности, особенностями формирования крупной буржуазии в тяжелой промышленности и банковском деле.

Сказочно разбогатевшие грюндеры 1860—1870 гг., как и дельцы-учредители 1890-х годов, не стали зачинателями русских династий промышленных и банковских магнатов. Их скороспелые личные состояния либо распались, либо перешли в сферу раптьерства. Не могло способствовать возникновению национальной буржуазии и широкое учредительство предприятий тяжелой промышленности иностранным капиталом. Вот почему узкий слой российской финансовой олигархии рекрутировался в основном за счет высших служащих промышленных и банковских монополий. Среди них наряду с отдельными иностранными капиталистами преобладали российские представители, вышедшие из технической интеллигенции или чиновников Министерства финансов и Государственного банка. Добившись контроля над предприятиями и банками, быстро разбогатев, они превращались в фактических участников и хозяев монополий, а некоторые — А. И. Путилов, А. И. Вышнеградский, А. П. Мещерский, Н. С. Авдаков, Н. Ф. Дитмар и др.— стали виднейшими фигурами российской финансовой олигархии. Центром российской финансовой олигархии, штабом важнейших монополий страны становился Петербург. Здесь решались дела, связанные с организацией монополий, учреждением и реорганизацией крупнейших предприятий, отсюда тянулись и устанавливались связи с иностранными банками и финансово-монополистическими группами.

В целом же формирование финансовой олигархии, крупнейших магнатов тяжелой промышленности и банков, сочетавших крупные личные состояния с контролем над огромной массой чужих капиталов, оставалось в России незавершенным.

Российская крупная буржуазия была многонациональной. В ее составе, помимо русских, были и капиталисты украинские (Харитоненко, Терещенко), армянские (Манташев, Лианозов, Гукасовы), еврейские (Каменка, Бродские, Поляков), азербайджанские (Тагиев, Нагиев, Асадулаев), а также капиталисты иностранного происхождения, обрусевшие выходцы из разных стран Запада, такие, как Нобель (из Швеции), Кнопы (из Германии), Арманды и Гужон (из Франции), Торнтоны (из Англии) и др.

От монополистической буржуазии и формирующейся финансовой олигархии столичных и других промышленных центров резко отличалась периферийная буржуазия непромышленных районов страны; она действовала главным образом в сфере торговли, совмещая ее с предпринимательством в судоходстве, лесном деле и местной промышленности (например, мукомольной и маслобойной). Участие в предпринимательстве общероссийского значения было сравнительно редким явлением. Однако именно в предвоенные годы на периферии складывались торгово-промышленные фирмы, ворочавшие миллионами.

В окраинных районах страны, как промышленно развитых, так и малоразвитых, местная буржуазия была многонациональной по своему происхождению. В Прибалтике в ее составе преобладали местные немцы. В Царстве Польском наряду с коренной буржуазией были выходцы из Германии. В составе местной буржуазии Литвы, Белоруссии, западных губерний Украины, Латвии и Царства Польского заметную часть составляла буржуазия из местных евреев. В Казахстане и Средней Азии значительную роль играла местная русская торговая буржуазия, в Узбекистане наряду с коренной буржуазией — лица армянского происхождения. Узкий слой крупной, владевшей многомиллионными состояниями буржуазии сложился еще в XIX в. в области внешней торговли и был характерен для портовых городов. Этот слой также был многонационален: наряду с Елисеевыми, были Кларки и Брандты — английского происхождения (в Петербурге), ряд капиталистов греческого происхождения (в Одессе, Ростове и Таганроге). Широкое использование докапиталистических и раннекапиталистических форм и методов эксплуатации наиболее ярко выражалось в деятельности буржуазии периферийных районов, но в той или иной степени было характерно для всей крупной и монополистической буржуазии России. Этими приемами и методами пользовались даже банковские монополии, проникавшие в область заготовок и торговли хлопком, льном, хлебом и лесом. В сочетании с желанием, по выражению Ленина, «ухватить добрый кусок казенного пирога в виде гарантий, субсидий, концессий, покровительственных тарифов и т. д.» 1 это выражало в конечном счете приспособление крупной буржуазии к политическому господству помещиков и крепостническим пережиткам в деревне. Так получает объяснение реакционность крупной русской буржуазии на протяжении всего периода ее формирования и развития, тот ее особый характер, который Ленин определял термином «октябристский капитал». Это объясняет также политическую инертность крупной русской буржуазии. Чрезвычайно характерно, что процесс политического оформления буржуазии наметился тогда, когда в России уже возникла политическая партия пролетариата. Лишь во время революции 1905—1907 гг. буржуазия сложилась в класс. Тем не менее сильной политической партии буржуазия так и не создала; ее усилия были направлены на создание своих узкоклассовых организаций, таких, как Совет съездов представителей промышленности и торговли, общества заводчиков и фабрикантов и т. и.