Развитие капитализма в сельском хозяйстве в России в начале 20 века

Сельское хозяйство все более втягивалось в орбиту влияния крупного капитала. Известна роль крупного капитала, в том числе иностранного, в монополизации сбыта продукции сибирских маслодельных артелей. Отечественные и зарубежные торговые фирмы скупали также продукцию вологодских маслодельных кооперативов.

Особенно большую роль играл крупный капитал частных фирм и коммерческих банков в хлебной торговле. Проникновение его в сферу хлебной торговли было характерно тем, что он превратил в своих агентов многочисленную армию прежде самостоятельных торговцев — скупщиков хлеба. Но сохранялась и традиционная иерархия этой хлеботорговой касты. «Крестьянский пуд хлеба,— писал известный зубр Объединенного дворянства Н. А. Павлов,— оборачивается у 5—6 перекупщиков, и с такого пуда наживается верные 15—20% плюс обвес...» 1 Хлеб большинства мелких крестьян при таких условиях становился товаром не в руках самих товаропроизводителей, а за пределами деревни, в руках скупщиков и перекупщиков. При такой системе реализации продукта, исключавшей свободную конкуренцию товаропроизводителей, был неизбежен застой мелкого крестьянского хозяйства. Таким образом, крупный капитал, подчинив себе сельское хозяйство в области реализации его продукции, консервировал существовавшие отсталые формы производства и сам становился тормозом капиталистических преобразований и прогресса.

Поэтому, аналогично известному ленинскому положению об относительности быстрого развития капитализма в России применительно к пореформенному периоду, можно сказать, что после революции 1905—1907 гг. развитие капитализма в сельском хозяйстве шло быстро, во всяком случае быстрее, чем в период известного «оскудения» в конце XIX в.

Вместе с тем оно шло медленно по сравнению с тем, как оно могло бы идти при победе демократической революции, свержении царского деспотизма и ликвидации помещичьего землевладения.

О крайней отсталости сельского хозяйства России свидетельствует главный показатель — производительность единицы посевной площади. Средний урожай пшеницы с десятины накануне первой мировой войны составлял в России 55 пудов, в Австрии — 89, в Германии — 157, в Бельгии —168 пудов. По урожайности ржи — соответственно 56, 92, 127, 147 пудов. По оценке специалистов, русская корова давала в среднем продукции на 28 руб., тогда как американская — на 94 руб., а швейцарская — на 150 руб.

Оценивая результаты развития российской деревни за годы столыпинской реформы, Ленин с полным основанием мог заявить в 1913 г.: «Все противоречия обострились, возросла эксплуатация, возросли арендные цены, совершенно ничтожен прогресс хозяйства».

Более сильно развитие капитализма в сельском хозяйстве отразилось на социальной структуре российской деревни. Разложение крестьянства на противоположные классовые группы — буржуазию и пролетариат — в годы столыпинской реформы пошло значительно быстрее, чем прежде. Оно было ускорено, в частности, насильственной ломкой общины, сопровождавшейся обогащением небольшой верхушки хуторян и Отрубников и ускоренным разорением массы «новых собственников». Убедительные данные о процессе расслоения крестьянства по повторным подворным переписям крестьянских хозяйств приведены П. Н. Першиным. В Мелитопольском уезде (Таврической губ.), например, число крупных посевщиков из крестьян увеличилось в 1,5 раза, а число беспосевных дворов — почти в 2 раза. По семи уездам Полтавской губернии с 1900 по 1910 г. общее число хозяйств увеличилось на 23,4 %, тогда как число хозяйств с посевом 9 и более дес. возросло на 48,2%, а беспосевных и с посевом менее 3 дес.— на 28,5% 1. Можно привести немало аналогичных данных, свидетельствующих о дальнейшем расслоении крестьянства. Характерной чертой этого процесса было быстрое увеличение массы деревенской бедноты и пролетаризированного слоя деревни. Возрастало применение наёмного труда в сельском хозяйстве, в том числе и в крестьянском. По приблизительному расчету А. Г. Рашина, численность сельскохозяйственного пролетариата к 1913 г. составила 4,5 млн. человек вместо 3,5 млн. в конце XIX в.1 2

Несмотря, однако, на рост применения наемного труда в сельском хозяйстве, усиленный отток населения в города, особенно в годы нового промышленного подъема, и волну массового переселения за Урал, аграрное перенаселение в Европейской части России не только не уменьшилось, но еще более возросло. Вместо 23 млн. человек лишних рабочих рук в деревне, насчитывавшихся в 1900 г., к 1913 г., по ориентировочному расчету, число их составило около 30 млн. Далеко не всегда можно было стать наемными рабочими «тем десяткам миллионов крестьян, которым некуда уйти из деревни и которые должны зимой идти в кабалу помещикам» 3. А это означало дальнейшее земельное утеснение, усиление гнета помещичьих латифундий, неизбежность нового натиска крестьян на помещичье землевладение, стоявшее преградой для дальнейшего развития капитализма в России.

В статье «Сущность „аграрного вопроса в России11» Ленин в 1912 г. указывал на «коренное противоречие... между капитализмом, высоко развитым в нашей промышленности, значительно развитым в нашем земледелии, и землевладением, которое продолжает оставаться средневековым, крепостническим» '.

Возросшие в начале XX в. производительные силы сельского хозяйства становились во все более непримиримое противоречие с сохранявшимися пережитками крепостничества. Своеобразие рассматриваемого времени — начала столыпинской буржуазной ломки в деревне — состояло, следовательно, в том, что сам капиталистический прогресс на данной стадии вел не к предотвращению, а к приближению крестьянской революции.

Еще более запутав земельный вопрос, столыпинская реформа не обеспечила того скачка в капиталистическом развитии деревни, который был необходим, чтобы расширить внутренний рынок и дать новый простор развитию общественного производства. Новейшая политика самодержавия, писал Ленин еще в 1908 г., «не может обеспечить условий капиталистического развития России»1 2. Жизнь подтвердила правильность ленинского предвидения.

Вместе с тем эта политика и новые экономические условия вызвали существенные социальные сдвиги в деревне, оказавшие влияние на ход революционной борьбы. Росту численности и сознательности сельскохозяйственного пролетариата и беднейших слоев крестьянства сопутствовало усиление второй социальной войны — их борьбы против капиталистических элементов деревни. Преобладающее же значение по-прежнему имела первая социальная война — революционно-демократическое движение всего крестьянства против помещичьего землевладения и царских властей.

Массовое революционно-демократическое движение крестьянства, как известно, является следствием проникновения капитализма в сельское хозяйство, роста капиталистических отношений, и возникает не раньше того времени, когда развитие капитализма достигает определенного уровня. В Российской империи, за исключением некоторых отсталых окраин, такое массовое революционно-демократическое движение возникло на рубеже XIX—XX вв., развернувшись во всю мощь в годы первой русской революции. Но капитализм не только ставит крестьянскую революцию в порядок дня общественной борьбы. Он же, разлагая крестьянство на противоположные, антагонистические классовые группы, приводит к тому, что единое крестьянское движение угасает, аграрная революция становится невозможной.

Российская империя представляла собой конгломерат территорий с самыми различными уровнями развития капитализма в сельском хозяйстве — от высокоразвитого капитализма прусского типа до патриархально-феодального полукочевого хозяйства. В ряде районов последнего типа развитие товарно-денежных и капиталистических отношений было еще на таком уровне, когда массовое революционно-демократическое движение крестьян только начиналось (восточные окраины). В других местах в революционной борьбе в деревне на первый план все более выдвигалась вторая социальная война (например, массовое движение сельскохозяйственных рабочих в Прибалтике).

В большинстве же районов огромной страны развитие аграрного капитализма было на такой стадии, когда массовое революционно-демократическое движение крестьянства уже поднималось с неотвратимой неизбежностью. Но эта стадия развития характеризовалась также тем, что капитализм еще не ликвидировал базу этого массового движения, не снял с повестки дня крестьянскую революцию, как это удалось сделать, например, германскому капитализму. Аграрный капитализм в России, будучи однотипным с германским, победившим еще в условиях «свободного» капитализма, не пришел еще к своему торжеству и в эпоху новейшего, монополистического капитализма и развивался в тесном переплетении с неимоверно живучими остатками крепостничества. Это накладывало особый отпечаток на характер назревавшей в России аграрной революции.

Две социальные войны тесно сплелись. Борьба против выделявшихся на хутора и отруба капиталистически-кулацких верхов деревни была неразрывно связана с борьбой против царских властей, проводивших это выделение и чинивших насилия над общинниками. Такое переплетение особенно проявлялось в движении против полукрепостнических, помещичьих латифундий, которые, как сказано выше, часто были и очагами наибольшей концентрации капитала в земледелии. Борьба против латифундий как главных носителей полукрепостнической эксплуатации крестьянства оказывалась в то же время и борьбой передового, демократического капитализма с капитализмом реакционным, помещичьим. Период господства буржуазии, пришедшей к власти после Февральской революции, показал, что помещичье землевладение, тесно связанное с крупным капиталом, нельзя ликвидировать, не ликвидировав власть этого капитала. Экономические условия, следовательно, подводили крестьянство к совместной борьбе с рабочим классом, к борьбе за одновременную ликвидацию пережитков крепостничества и капиталистического империализма.