Иностранный капитал и зарубежные инвестиции в экономике России в начале 20 века

Россия и в период империализма оставалась страной, импортирующей капиталы. Иностранные капиталы использовались в двух направлениях: производительном (вложения в народное хозяйство) и непроизводительном (государственные займы для покрытия бюджетных дефицитов). Производительные вложения в свою очередь осуществлялись в двух формах: предпринимательской — акционерной с участием в управлении и прибыли предприятий, и в ссудной — облигационной с получением только процентов по займам.

Иностранные вложения в российские железные дороги происходили с 1860-х годов до 1917 г. исключительно в форме государственных и гарантированных правительством железнодорожных займов. В инвестициях в промышленные и непромышленные предприятия резко преобладали вложения в акционерной форме. В 1914 г. государственные и гарантированные правительством железнодорожные займы, размещенные за границей, достигали почти 4 млрд, руб., примерно в 2,5 раза больше, чем их находилось в России.

Иностранные же инвестиции в промышленные и непромышленные предприятия достигали в акционерной форме 1,6— 1,8 млн. руб. (34—38% всей суммы акционерных капиталов), а в форме облигаций — только 270 млн. руб.

Вывоз капиталов чрезвычайно ускоряет капиталистическое развитие тех стран, куда он направляется1 2. В России эта тенденция ослаблялась завышенным непроизводительным использованием внутренних капиталов. В 1861 —1913 гг. больше половины капиталов внутреннего денежного рынка отвлекалось правительством на непроизводительные затраты государства и помещиков. Иностранные капиталовложения в русские ценные бумаги за период капитализма в основном возмещали непроизводительно использованные внутренние капиталы. Таким образом с помощью иностранных капиталов царизм приспосабливался к капиталистическому развитию, направляя его по наиболее реакционному пути.

Сохранение царизма и помещичьего землевладения постоянно повышало потребности в импорте капиталов, тормозило свойственную растущему капиталистическому хозяйству тенденцию на уменьшение зависимости от иностранных инвестиций.

Сферой деятельности иностранных капиталов в основном оставалась тяжелая промышленность. Франко-бельгийские капиталы сохранили свои позиции в металлургии и угольной промышленности юга России, английские капиталы преимущественно были инвестированы в нефтяную промышленность Баку и других районов, медную промышленность Урала и Казахстана, а также в золотопромышленность. За время подъема 1909—1913 гг. почти во всех этих отраслях и районах значительно повысились удельный вес российского капитала и влияние крупнейших банковских монополий. Ввоз германского капитала, направлявшегося главным образом в дочерние предприятия германских электроконцернов и химических монополий, в 1900-е годы значительно отставал от ввоза из других стран-импортеров. Германский капитал сохранял свои позиции в тяжелой промышленности Царства Польского, отчасти Прибалтики. В финансировании коммунальных предприятий первенство принадлежало бельгийскому капиталу.

В отношении функционирования иностранных капиталов Россия коренным образом отличалась от колониальных и полуколониальных стран. Там иностранные капиталы приспосабливали местную экономику к нуждам метрополии и направлялись главным образом в промышленность, занятую первичной обработкой сырья. В России, напротив, иностранные капиталы направлялись на развитие российской экономики (в железнодорожное строительство и тяжелую промышленность), приспосабливались к этому развитию. Никакого влияния на направление железных дорог, на железнодорожную политику иностранные капиталы, выступавшие здесь к тому же в ссудной форме, не оказывали. Предприятия тяжелой промышленности, куда иностранные капиталы вкладывались в предпринимательской форме, были неразрывной частью российской экономики, а не филиалами заграничных монополий, как это было в колониях и полуколониях.

Непосредственное хозяйничанье заграничных капиталистов в учрежденных ими предприятиях имело место лишь в период промышленного подъема 90-х годов, когда русские монополии были слабы, а ресурсы крупных русских банков ограниченны. В 1900-х годах стало типичным широкое соучастие и сотрудничество верхов русской монополистической буржуазии с иностранными монополистами в крупных банках и в промышленных монополистических объединениях Это опять-таки отличало Россию от колониальных и полуколониальных стран, где такое «содружество» было исключением.

Участие в делах русских обществ, разумеется, приносило иностранному финансовому капиталу повышенную прибыль по сравнению с той, которую они получали в «своих» странах. Однако величину ее нельзя представлять по подобию огромных прибылей, которые извлекаются монополиями в колониях и имеют своим источником разграбление национальных богатств или же неэквивалентный обмен с полуколониальными странами. Реакционный русский экономист П. В. Оль, выступавший противником привлечения иностранных капиталов, оценивал средний дивиденд, доставшийся иностранным владельцам акций, в 7,4% во время подъема 1890-х годов, 4,1%—в 1900—1908 гг. и 6,3% —в 1909—1913 гг. Иначе говоря, лишь в годы подъема дивиденд немного превышал процент по облигациям государственных займов. Фактическая балансовая прибыль была выше дивиденда, но большая часть этой разницы вкладывалась в расширение предприятий, т. е. оставалась в России. Представление о том, что из России утекали огромные средства, превышавшие в 1900-х годах новые вложения иностранных капиталов, сложилось на основании отрывочных данных о прибылях и дивидендах немногих предприятий и банков и предвзятого уподобления России полуколониальным странам. Наиболее высокие прибыли получали в России не иностранные предприниматели, а русские текстильные магнаты. С 90-х годов XIX в. до начала первой мировой войны прибыль в текстильной промышленности была намного больше, чем в высокомонополизированной тяжелой. Масса валовой прибыли одной хлопчатобумажной промышленности Московского района составила за 1901 — 1910 гг. 434 млн. руб.2; это в 2,3 раза превышало валовую прибыль всех нефтяных предприятий Баку, в 4,7 раза — металлургических предприятий юга — контрагентов «Продаметы» (без передельных заводов), в 14 раз — угольных предприятий Донецкого бассейна. Таким образом, до первой мировой войны — с 1900 по 1913 г.— главная масса промышленной прибыли состояла не столько из монопольной прибыли, сколько из старой «русской» сверхприбыли 3. Источником этой прибыли были наиболее грубые формы капиталистической эксплуатации, которые преобладали даже в крупной промышленности. Они были следствием недостаточности капиталистического развития в целом п полного политического бесправия народных масс.

Свойственные проникновению иностранного капитала тенденции воздействия в своих интересах на политически самостоятельные страны были в России связаны с крупнейшим, внешним государственным долгом. К 1914 г. он достиг 5.4 млрд. руб. Если в домонополистический период свыше 80% иностранных капиталов в ссудной форме были использованы на железнодорожное строительство, то в 1900-е годы резко возросла часть внешнего государственного долга, использованная непроизводительно: с 0,7 млрд, она поднялась до 1,8 млрд, руб., составив почти 35% всего долга по государственным и гарантированным займам.

Значение внешних государственных займов для усиления экономической и политической зависимости страны очень долго недооценивалось в нашей литературе, прежде всего теми авторами, которые преувеличивали роль иностранного капитала в хозяйстве страны. Помимо огромной величины и непрерывного роста внешнего государственного долга России, в усилении ее зависимости не меньшую роль играла и чисто политическая сторона. В 90-е годы царизм с его огромной военной силой был старшим партнером в недавно заключенном франко-русском политическом союзе. Это дало возможность использовать в значительных размерах ресурсы французского денежного рынка в интересах дальневосточной экспансии царизма. Напротив, после поражения царизма в войне с Японией и ослабления его во время первой русской революции французский финансовый капитал выступил с займом 1906 г. в роли спасителя царизма. Соотношение сил партнеров изменилось, и впервые стала сказываться зависимость царизма от Франции.