«Министерский» кризис и реформы III Думы С первых же шагов III Думы обнаружилось бессилие октябристско-кадетского большинства. Дума потонула в море мелких законопроектов, которые требовали законодательной санкции потому, что чаще всего были связаны с новыми ассигнованиями. Один за другим принимались правооктябристским большинством реакционные законопроекты, но все «преобразовательные» потуги либералов кончались самым плачевным образом. Законопроекты, принятые Думой, в которых Государственный совет усматривал малейший намек на «либерализм», проваливались им один за другим. Октябристы и кадеты подняли шум о необходимости реформирования второй законодательной палаты в сторону ее некоторой демократизации и уменьшения прав по сравнению с Думой. Крики либералов привели только к тому, что Государственный совет стал уничтожать плоды думского законодательного творчества уже демонстративно.
Для всех стало очевидно, что реформ не будет. За пять лет думская мельница перемолола 2197 законопроектов, ставших законами, но законы о волостном земстве, распространении земства на неземские губернии и другие среди них отсутствовали. В конце концов все требования либералов к царизму свелись к одному: поскольку наступило «успокоение», перейти к «нормальному» порядку управления. Но все было тщетно: правительство твердо продолжало придерживаться мысли, что управление страной на основе режима исключительных положений является нормальным и единственно возможным. Страх перед революцией был той исходной причиной, которая заставила царизм отказаться от реформ.
Несмотря на кажущееся «успокоение» и полное торжество реакции, народом владело революционное, а не конституционное настроение: он ждал, готовился и собирал силы для новой революции. Реформы, как известно, могут привести к двоякому результату: либо предупредить революцию, либо, наоборот, способствовать ее приближению. При господстве в массах революционных настроений неизбежен был второй результат. Любые реформы, как бы незначительны они ни были, способствовали бы углублению и расширению элементов общенационального политического кризиса в стране, приводили бы к росту революционной самодеятельности рабочего класса и крестьянства.
В феврале 1908 г., в самый разгар реакции, Ленин писал, что «правительство не управляет, а воюет, что состояние России есть состояние с трудом сдерживаемого восстания»
Большим ударом по контрреволюции были выступления правых крестьянских депутатов в Думе при обсуждении указа 9 ноября, требовавших наделения крестьян землей за счет помещиков. Настроения же рабочего класса выражались, как указывал Ленин, в крылатой фразе одного рабочего: «Погодите, придет опять 1905 год» 1 2.
На кадетских конференциях в годы реакции лейтмотивом всех выступлений с мест было указание на угрожающий рост революционных настроений в народе. Возражая Н. А. Гредеску-лу, одному из лидеров правых кадетов, который доказывал, что прекращение революционного движения свидетельствует о повороте масс от революционного пути к «конституционному», представитель Нижнего Новгорода заявил: «Едва ли эта точка зрения на освободительное движение разделяется всеми; есть взгляд, что оно может вспыхнуть с новой силой и даже не в очень отдаленном будущем» 3. То же доказывали делегаты Риги, Вильно, Рязани, Чернигова.
В записке Совета объединенного дворянства, адресованной Столыпину, но поводу проекта волостного земства говорилось следующее: «С прискорбием приходится засвидетельствовать, что во многих местностях деревня и помещичья усадьба представляют в настоящее время два враждебных стана: нападающих и обороняющихся», и поэтому момент для реформы неподходящ *.
Очень точно суть разногласий между либералами и правыми по поводу реформ выразил один из лидеров крайних правых Г. Г. Замысловский еще на первой сессии Думы. По мнению кадетов, заявил он, из реформ «ничего худого не произойдет. А мы боимся, что если все это сейчас ввести, то повторится то самое, что наступило после 17 октября» 1 2.
Несостоятельность Думы по части реформ превращала ее из орудия укрепления царизма, как она была задумана, в дополнительный фактор его ослабления и разложения. Ленин писал по этому поводу: «Самодержавие отсрочило свою гибель, успев сорганизовать такую Думу, но оно не укрепляется этим, а разлагается от этого» 3. Подобный результат вызвал всеобщее разочарование и раздражение в лагере контрреволюции. Контрреволюционный либерализм ответил на него так называемым левением буржуазии. Реакцией камарильи и «верхов» была потеря веры в политику бонапартизма и, следовательно, в ее главного выразителя и действующего лица — Столыпина. Так возник «министерский» кризис апреля 1909 г. Первый «министерский» кризис Кризис был развязан правой частью Государственного совета. Поводом к нему послужил мелкий законопроект о штатах Морского генерального штаба, требовавший ассоигнования в несколько десятков тысяч рублей. Он был внесен морским министром и принят Думой 24 мая 1908 г. Но Государственный совет отклонил его на том основании, что Дума нарушила прерогативы монарха: она, мол, имела право утвердить только испрашиваемую сумму, но не штаты. В ответ на это Дума 19 декабря
1908 г., признав законопроект спешным, приняла его снова в прежнем виде. В марте 1909 г. Государственный совет вторично обсуждал его: на этот раз ценой большого нажима Столыпину удалось добиться утверждения законопроекта, правда, очень незначительным большинством. Но победа стоила ему дорого. Против Столыпина была организована такая кампания, что весной
1909 г. он очутился на грани отставки. Одновременно нападкам правой печати подверглись октябристы, прежде всего Гучков. Они были названы русскими «младотурками», т. е. людьми, стремящимися захватить власть при помощи военного переворота 27 апреля 1909 г. царь издал рескрипт на имя Столыпина, где говорилось, что законопроект о штатах Морского генерального штаба он не утверждает. Столыпину вместе с военным и морским министрами предписывалось в месячный срок выработать правила, разграничивающие сферу компетенции верховной власти и законодательных учреждений в делах военного управления, т. е. дать толкование 96-й статье «основных законов», трактующей об этом.
«Министерский» кризис кончился тем, что Столыпин остался у власти ценой полной капитуляции перед правыми и камарильей, отказа от реформ, переориентации с октябристов на националистов. Выработанные «Правила 24 августа» означали новое нарушение «основных законов», очередной маленький государственный переворот. Ленин писал: «По разъяснению „правил11, утвержденных без всякой Думы, статья 96 основных законов оказалась сведенной на нет! Штаты военные и морские оказались по этим „правилам14 изъятыми из ведения Думы» 1.
В сентябре 1909 г. Столыпин дал нашумевшее интервью редактору провинциальной черносотенной газеты «Волга», в котором фигурировала известная фраза: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Другим тезисом этого интервью, который привлек наибольшее внимание, было осуждение «партийного политиканства», направленного на захват Думой прав верховной власти. И правые, и либералы смысл этого интервью расценили совершенно одинаково — как отказ от «реформ» и отмежевание Столыпина от своего октябристского союзника. Произошла, по крылатому выражению прогрессистской газеты «Слово», «смена г. Гучкова г. Балашовым». Параллельно и в связи с «министерским» кризисом развивался кризис октябристского «центра». В начале 1909 г. группа октябристов в 11 человек во главе с Я. Г. Гололобовым образовала самостоятельную фракцию так называемых правых октябристов.
Следующий конфликт, возникший в апреле 1909 г., т. е. в раэгар «министерского» кризиса, был наиболее серьезный. Поводом послужили разногласия по старообрядческому вопросу, но истинная причина лежала глубже. Несколько октябристов посетили Столыпина, чтобы договориться с ним об организации «центра» из правых октябристов и умеренно-правых. По свидетельству брата премьера, А. А. Столыпина, члена ЦК партии октябристов и сотрудника «Нового времени», умеренно-правые рассчитывали отколоть от Гучкова примерно 3Д фракции. В статье с характерным заголовком «Вихрь предательства» тот же А. А. Столыпин, не называя ни одного имени, но абсолютно прозрачно намекая на Родзянко, писал, что под руководством последнего во фракции возник заговор против Гучкова с тем, чтобы свалить его. Ответ Гучкова и Родзянко на эту статью состоял в том, что оба подали в отставку: один — с поста председателя фракции, другой — с поста товарища председателя. После длительных и сложных препирательств, уговоров и голосований конфликт был внешне ликвидирован, оба лидера взяли свои отставки обратно, но всем было ясно, что достигнутое соглашение непрочно.
Расколу октябристов сопутствовал процесс создания новой партии и думской фракции на базе объединения умеренно-правых и националистов. Первым шагом было образование партии умеренно-правых. В апреле 1909 г. состоялось учредительное собрание, на котором был избран комитет во главе с П. Н. Балашовым. Последний произнес речь, главная мысль которой сводилась к тому, что это предварительный шаг, а окончательная цель состоит в объединении с националистами. Столыпинская «Россия» сразу же дала понять, что умеренно-правым готовится в Думе роль правительственной партии. В октябре умеренно-правые и националисты слились в одну фракцию.
В конце января 1910 г. националисты в лице «Всероссийского национального союза» и умеренно-правые окончательно слились в «Партию русских националистов». Основная задача была сформулирована как «отпор инородческому засилью», т. е. была провозглашена политика воинствующего национализма. Лидером партии и фракции был избран Балашов. Никакими талантами он не обладал и был избран на председательский пост из-за своего богатства, за то, что он, по меткому выражению одного правого депутата, крестьянина, «кормил свою партию компотом», т. е. содержал ее на свой счет. Рядом с октябристским «центром» возник и стал действовать в Думе новый «центр» — националистический. Параллельная деятельность Вместе с октябристским «центром» весьма горькие плоды своей политики пожинала и «ответственная оппозиция». Кадетская партия после революции 1905—1907 гг. стала крайне малочисленной; она насчитывала к середине 1909 г. всего 22 губернских и 29 уездных партийных групп. До 1916 г. не было созвано ни одного съезда. Вместо съездов ЦК созывал конференции без определения норм представительства с мест, руководствуясь желанием скрыть факт малочисленности и слабости организа- I ций от широкой публики. В мае 1910 г. один из лидеров партии, I И. И. Петрункевич, специально отметил в своем докладе, что роли в момент выборов в III Думу у партии еще имелись какие-то остатки местных организаций, то теперь остались одни обломки. В марте 1912 г. Милюков говорил о том, что в течение минувших пяти лет работала в основном одна парламентская фракция кадетов, а «сама партия составляла более или менее фикцию»
Кадеты пытались сколотить в Думе «левый центр», используя для этого «левение» буржуазии. Это «левение» выражалось в том, что октябристская печать время от времени жаловалась на отсутствие реформ и грозила переходом в «оппозицию». Целый ряд представительных организаций крупного капитала также выражал свое недовольство «помещичьей» политикой Думы и правительства. Крупнейшие московские и петербургские тузы устраивали закрытые совещания с кадетскими профессорами и писателями, вроде П. Б. Струве, А. А. Мануйлова, А. А. Кизеветтера и др., где критиковали экономическую политику царизма, обсуждали возможность создания «деловой» буржуазной партии и т. и. Объясняя это явление, Ленин писал: «„Левение" буржуазии вызывается именно тем объективным фактом, что, несмотря на столыпинское подновление царизма, обеспечения буржуазной эволюции не получается» 1 2.
Но все попытки кадетов подтолкнуть октябристов на создание «левого центра» окончились провалом. Не найдя поддержки дома, кадеты отправились искать ее за границей. Летом 1909 г. «парламентская» делегация в составе 15 человек (из них 5 членов Государственного совета) отправилась с визитом в Англию, чтобы продемонстрировать там русский «конституционный» строй. От кадетов поехал Милюков в сопровождении наиболее правых кадетов В. А. Маклакова и М. В. Челнокова. На обеде у лорд-мэра Лондона Милюков выступил с речью, в которой заявил: «Пока в России существует законодательная палата, контролирующая бюджет, русская оппозиция останется оппозицией его величества, а не его величеству». Столыпинская «Россия» оценила речь Милюкова как «такую услугу родине, за которую ему простится немало прежних прегрешений» 3.
За свое политическое холопство, за выдачу «авансом» перед заграничным общественным мнением кровавому царю аттестата «конституционного монарха» кадеты требовали «понимания», т. е. осуществления обещанных реформ. Кадетская конференция в ноябре 1909 г. полностью одобрила речь Милюкова.
На этой же конференции Милюков выступил с тактическим докладом, опубликованным затем под названием «Политические партии в стране и в Думе». Ленин расценил втот доклад как крайне важный документ, излагающий «официальную платформу к.-д. партии» '. Квинт-эссенция доклада заключалась в идее «параллельной деятельности». «Не исключена возможность,— указывал Милюков,— параллельной деятельности демократического конституционализма с непосредственными выражениями желаний народных масс», иначе говоря, с революционным движением1 2. Оценивая эту тактику, Ленин писал, что кадетам «ненавистно движение масс, ненавистна „демагогия" „земли и воли", ненавистны „политические судороги"» 3, но они вынуждены считаться с движением масс, поскольку оно неизбежно и поскольку без этого движения невозможно достижение политических целей кадетов — установление упорядоченного буржуазного конституционализма с монархией во главе. | |
Просмотров: 994 | |