Третьеиюньский государственный переворот 1907 года

Суть переворота состояла в замене без санкции Думы, волей одного царя, избирательного закона 11 декабря 1905 г. избирательным законом 3 июня 1907 г. Это было Третьеиюньский нарушением основных законов от 23 апреля 1906 г., гласивших, что «никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственной думы». Новый закон коренным образом перераспределял число выборщиков в пользу помещиков и крупной буржуазии за счет демократии. Рабочие потеряли около половины выборщиков, крестьяне — более половины (56%). На долю крестьян приходилось около 'Л всех выборщиков, в то время как помещики, составлявшие ничтожную часть населения страны, получили половину их общего числа (49,4%). Лишь в шести губерниях (Петербургской, Московской, Владимирской, Костромской, Харьковской и Екатери-нославской) рабочие имели право посылать в Думу по одному депутату, выбираемому из числа рабочих-выборщиков общим губернским собранием выборщиков. Число обязательных крестьянских депутатов, избираемых таким же образом, равнялось 53 — по одному от каждой из 53 европейских губерний. Резко сокращалось представительство национальных окраин. Народы Средней Азии, Якутской области, кочевники Астраханской и Ставропольской губерний и нерусские народности Забайкалья вообще лишались представительства в Думе. Кавказу из 29 мест было оставлено 10, Польша вместо 37 теперь посылала 14 депутатов. Число депутатов в Думе сокращалось с 524 до 442. Даже царь и его министры окрестили новый избирательный закон «бесстыжим».

Третьеиюньский государственный переворот обеспечил переход от Думы с кадетским «центром» к Думе с «центром» октябристским. В 1907 г. численный состав фракций выг лядел следующим образом: крайние правые — 50, умеренно-правые и националисты — 97, октябристы и примыкающие к ним — 154, прогрессисты — 28, кадеты — 54, мусульманская группа — 8, польское коло (вместе о литовско-белорусской группой) — 18, трудовики — 13, социал-демократы — 19 (позднее осталось 14 за счет отсева случайных элементов). Ни одна из помещичье-буржуазных партий, не говоря уже о левых, не имела в Думе абсолютного большинства. Большинство зависело от октябристов. В случае, если они голосовали совместо с правыми, создавалось правооктябристское большинство, при голосовании с прогрессистами и кадетами — октябристско-кадетское. Так действительно октябристы и голосовали. Единый контрреволюционный помещичье-буржуазный думский блок попеременно делился на два большинства, и в этом заключалась главная особенность третьеиюньской системы. Два большинства были не случайным, а рассчитанным результатом. Здесь обнаруживается другая важнейшая черта третьеиюньского избирательного закона — бонапартизм. По замыслу творцов третьеиюньского закона, два большинства были тем средством, которое позволяло царизму лавировать между помещиками и буржуазией и, играя на их противоречиях, оставаться хозяином положения. Исходя из этого и определялись задачи первого и второго большинства: если правооктябристское большинство должно было осуществлять «охранительные» функции — проводить в жизнь карательно-полицейские законопроекты и сдерживать октябристов и кадетов по части «реформ», то октябристско-кадетское большинство должно было обеспечить проведение «реформ», приемлемых для правительства.

На чем же основывалась уверенность Столыпина, что партия, во главе которой стоял представитель московского капитала

А.           И. Гучков, будет блокироваться со своими соседями справа по меньшей мере с такой же готовностью, с какой она будет голосовать с прогрессистско-кадетскими либералами? Ответ лежит в классовой природе октябристов.

Октябристская партия по своей программе была партией буржуазной, выражавшей интересы и крупного капиталиста, и крупного помещика, начинавшего перестраивать свое хозяйство на капиталистический лад. Но в своем большинстве она состояла и,з помещиков и чиновников, которые мало чем отличались от правых. Сам Гучков считал, что во фракции «настоящих» октябристов только 100 человек, остальные — «примыкающие». Фракция так и называлась: «Фракция Союза 17 октября и примыкающих». Это была преимущественно правая партия, которая наряду с помещиками обслуживала также и интересы крупной буржуазии. Помещичья часть фракции допускала блок с кадетами лишь по тем вопросам и в той мере, в какой это устраивало их самих и соседей справа; ее подлинным представителем был не Гучков, а крупный екатерино-славский помещик, настоящий правый по своим взглядам, М. В. Родзянко.

В.            И. Ленин называл октябристскую партию правительственной в том смысле, что она была орудием политики Столыпина. Такой характер октябристской партии был обусловлен прежде всего страхом буржуазии перед революцией, бросившей ее в объятия крепостников-помещикав, а также тесными экономическими связями с царизмом и помещиками.

Тот же страх перед революцией обеспечил функционирование октябристско-кадетского большинства. Напуганные своим провалом, кадеты в третьеиюньский период круто повернули к «веховской» политике. Во время избирательной кампании в III Думу в конце октября 1907 г. кадеты на своемУ съезде объявили, что они идут в Думу для «органической» законодательной работы в качестве «ответственной оппозиции» в отличие от оппозиции «безответственной», т. е. социал-демократов, которым Дума нужна только как трибуна. Несколько раньше П. Н. Милюков заявил, что у кадетов есть «враги слева». Чтобы было ясным, что речь идет только о большевиках, а не о меньшевиках, которые по-прежнему оставались их друзьями, Милюков писал: «В лице самого г. Плеханова мы имеем дело не с врагом, а с другом... Вот когда „победят" все эти влияния (меньшевистские.— Ред.), мы скажем спокойно и решительно: у нас нет врагов налево» '.

Итак, соотношение сил в третьеиюньском блоке сложилось вполне определенное: первое большинство господствовало над вторым; правые доминировали над октябристами, те в свою очередь помыкали кадетами, и над всеми ними стояла фактически неурезанная старая власть.

Взаимоотношение правых с официальным правительством соответствовало в общих чертах взаимоотношению этого правительства с придворным окружением, которое Ленин называл вторым, закулисным правительством. Ленин писал, что кабинет обычно в значительной части состоит из ставленников камарильи, но в то же время зачастую большинство кабинета по своему составу не вполне соответствует ее требованиям 1 2.

Официальное правительство было вынуждено ходом экономического развития идти в какой-то мере против интересов камарильи, помогая развитию капитализма прусского типа. На этом пути оно должно было встречать не только противодействие, но и поддержку известной части правых, представлявших помещика, эволюционирующего в юнкера и поэтому поддерживающего бонапартистский путь приспособления абсолютистского государства к требованиям жизни. Деление правых в Думе на несколько фракций, несомненно, было отражением этого процесса. Дирижировать разноголосым третьеигоньским оркестром на-* меревался Столыпин. Претендент в российские Бисмарки, бывший предводитель дворянства и губернатор, подготовил себя к этой роли всей своей предшествующей деятельностью: еврейскими погромами, крестьянскими экзекуциями, военно-полевыми судами, «конституционными» переговорами с октябристско-кадетскими либералами, лощеной «европейской» фразой и позой.

Справа, на самом краю, расположились два черносотенных Аякса — Пуришкевич и Марков 2-й. Хрипло-визгливый голос «самого русского» дворянина молдаванского происхождения сливался с зычным голосом курского «зубра» Маркова-Валяй; их основная тактика сводилась к критике правительства справа.

Роль первой скрипки в Думе не по праву взял на себя Гучков; он был типичным политиком московско-купеческого склада, корчил из себя смелого и решительного деятеля, но на деле был жалким политическим трусом, пресмыкавшимся перед Столыпиным и правыми. Капитуляция для Гучкова была так же характерна, как и победоносная поза. Основными методами его политики были закулисный сговор, выпрашивание мелких уступок ценой отказа от провозглашенных накануне категорических требований, беспринципное и мелкое торгашество.

Милюков претендовал на ведущую роль в III Думе, но ему пришлось заняться трудным делом: проводить политику прямой поддержки третьеиюньско-столышшского режима, подкрашивая его «конституционным» лаком, и одновременно выдавать себя за его противника, борющегося за «настоящую» конституцию. Умный и изворотливый политик, крупный историк Милюков был настоящим политическим иезуитом, исключительно ловким мастером политического гешефтмахерства, пытавшимся совместить политику «Вех» с показным демократизмом, рассчитанным на завоевание масс.

1             ноября 1907 г. III Дума начала свою работу.