Накануне мировой войны. Миссия Лимана фон Сандерса

Бухарестский мир оказался таким же непрочным, как и Лондонский. Турция открыто готовилась к войне с Грецией из-за островов Эгейского моря. Болгария столь же открыто готовилась к реваншу в Македонии. Австро-Венгрия требовала от Сербии передать дорогу на Салоники под австрийский контроль. Сербия и Греция требовали пересмотра албанской границы, в районе которой уже начались военные столкновения. А в самой Албании шла междоусобная борьба князьков — ставленников Италии и Австро-Венгрии. Надвигалась третья балканская война, еще более невыгодная для России, чем первая и вторая.

В Петербурге по-прежнему ставили целью восстановить и расширить Балканский союз. Нашлось и средство для достижения этой цели: французские займы, в которых отчаянно нуждались разоренные войной балканские государства. Опираясь на Париж, где тоже были заинтересованы в образовании антигерманской коалиции на Балканах, Сазонов усердно мирил Сербию с Болгарией, Грецию с Турцией, Болгарию с Гре-цией.

Особенно трудно было добиться сближения с Турцией, где все более крепло влияние Германии и где Франция отказывалась поддерживать Россию, стремясь получить концессии в обход русско-турецкого соглашения 1900 г. Но Сазонов и здесь не терял надежды на успех. Еще в разгар балканских войн он снова завязал с турецким правительством переговоры об образовании автономной армянской провинции под протекторатом России. Этот вопрос ставился тогда на повестку дня в связи с растущим национально-освободительным движением армянского народа против гнета Турецкой империи, и Сазонов рассчитывал использовать его как средство давления на турецкое правительство. Вместе с тем он потребовал включения представителя России в «Совет Оттоманского долга», чтобы принять участие в контроле над турецкими финансами.

Переговоры продвигались туго. Германия решительно воспротивилась русскому предложению образовать автономную армянскую провинцию. В Берлине прекрасно понимали, насколько это усилит влияние России на политику турецкого правительства. Сазонову удалось настоять только на том, чтобы в областях, населенных армянами, действия турецкой администрации контролировались инспекторами, которые должны были назначаться по согласованию с великими державами. Соглашение об этом (которое в Петербурге рассматривали как первый шаг к автономной Армении, а в Константинополе и не думали выполнять) было подписано 26 января (8 февраля) 1914 г. Пойти на компромисс в отношении железнодорожных концессий Францию тоже удалось заставить лишь к весне 1914 г., а переговорам о допуске России к контролю над финансами Турции вообще не видно было конца: России дружно противостояли и Германия, и Франция, и Англия.

Однако главное препятствие к достижению своей цели Сазонов встретил не там, где ожидал. 20 октября (2 ноября) 1913 г., когда переговоры с Турцией и балканскими государствами были еще в разгаре, в Петербург пришло сенсационное известие: германский генерал Лиман фон Сандерс назначался командиром корпуса турецкой армии, расположенного в районе Константинополя, а еще несколько десятков германских офицеров получали в турецкой армии важнейшие командные посты.

Турецкая армия обучалась германскими инструкторами на протяжении ряда десятилетий, но теперь турецкое правительство, стремясь закрепить ориентацию на Берлин, пошло значительно дальше: в районе проливов хозяином оказывался германский генерал. Это обстоятельство было сразу отмечено русской печатью. «Прекращение самостоятельного существования Оттоманской империи», «политическое завоевание Турции Германией», «германский Египет на берегах Босфора»,— било тревогу «Новое время»

Сазонов предпринял отчаянные усилия, чтобы спасти положение или хотя бы достичь компромисса, позволяющего надеяться на успех в будущем. И сам, и через русских послов в Берлине и Константинополе, и через Коковцова, специально остановившегося в Берлине проездом из Парижа в Петербург, он старался склонить германское и турецкое правительства к восстановлению прежней системы инспекции или к передаче под германское командование только второстепенного по своему значению корпуса турецкой армии, дислоцированного в районе, возможно более далеком от Константинополя и проливов. Германия тянула с ответом, явно рассчитывая настоять на своем. Россия обратилась за помощью к Англии и Франции, однако Англия сочла неудобным ставить вопрос об удалении германского генерала из Константинополя, так как там находился ее собственный адмирал, командовавший турецким флотом, и она не желала поступаться своими позициями ради России. Франция же, по словам одного из ее дипломатов, решила воспользоваться случаем, чтобы окончательно «сломать мост» между Петербургом и Берлином1 2. 21 ноября (4 декабря) назначение Сандерса и других германских офицеров на командные посты в турецкой армии стало свершившимся фактом.

Только угроза России прибегнуть к ответным мерам, вплоть до расторжения Потсдамского соглашения, изъятия русских ценностей из германских банков и даже денонсации русско-германского торгового договора, заставили Германию сделать шаг навстречу русским требованиям. К середине декабря было достигнуто соглашение, имевшее целью придать дипломатическому поражению России видимость компромисса. Договорились о том, что Лиман фон Сандерс будет произведен в следующий чин, получит звание маршала турецкой армии и соответственно будет «повышен» в должности: вместо командира корпуса станет главным инспектором турецкой армии. Формально Россия как бы добилась уступки, по сути же Германия сохранила решающее влияние в Турции.

На путях к Мировой войне

Раз Германия закрепила свое влияние в Константинополе, курс на сближение с Турцией терял смысл. И 23 декабря 1913 г., вскоре после того, как окончательно выяснилось нежелание Германии отступить по существу в деле миссии Лимана фон Сандерса, Сазонов обратился к царю с докладной запиской, в которой указывалось на невозможность для России примириться с создавшимся фактом. Это, писал Сазонов, усилило бы возрастающие притязания Германии и ее союзников, расшатав в то же время и «без того не очень сплоченное единство держав Тройственного согласия»; при попытке добиться своего силой «решение вопроса может быть перенесено из Константинополя и Турции на нашу западную границу со всеми последствиями, отсюда вытекающими». Следовательно, заключил Сазонов, «если наши Военное и Морское ведомства со своей стороны признают возможным идти на риск серьезных осложнений» при условии поддержки со стороны Франции и Англии, «то нам следует теперь же вступить с обеими державами в весьма доверительный обмен мнений по сему вопросу» '.

Записка Сазонова обсуждалась в Совете министров 31 декабря 1913 г. Коковцов поставил вопрос прямо:                «Желательна

ли война с Германией и может ли Россия на нее идти?» Сазонов ответил, что война нежелательна, так как нет уверенности, готова ли к ней русская армия. Представители военных ведомств хвастливо заявили о «полной готовности России к единоборству с Германией, не говоря уже о столкновении один на один с Австрией» (что было преувеличением, ибо в отношении боевой готовности, не говоря уже о военно-экономическом потенциале, Россия намного отставала от Германии). Но и они признали, что, вероятно, «дело придется иметь со всем Тройственным союзом», а к войне подобного масштаба Россия далеко еще не была готова. При подведении итогов обсуждения Коковцов высказался «в смысле крайней нежелательности вовлечения России в европейское столкновение». К его мнению присоединились и «остальные члены совещания» '. По предложению Сазонова было решено «продолжать настояния в Берлине, но согласиться на общую инспекцию германского генерала над турецкой армией». В случае неудачи переговоров планировалось обсудить с Францией и Англией такие «меры воздействия» на Германию и Турцию, как финансовый бойкот Турции, отзыв послов из Константинополя, временное занятие Трапе-зунда или Баязета. Особо подчеркивалось, что если поддержка Франции и Англии не будет обеспечена, то «не представляется возможным прибегнуть к способам давления, могущим повлечь войну с Германией»1 2.

Пытаясь отстаивать столыпинский курс на отсрочку войны любой ценой, пока царизм не восстановит свои вооруженные силы и не покончит с опасностью революции, Коковцов не учитывал той степени остроты, которой достигли к тому времени противоречия между Россией и Германией. Не учитывал он и соответствующих сдвигов в настроении влиятельных буржуазно-помещичьих кругов России, с мнением которых царизм не мог не считаться.

Между тем миссия Лимана фон Сандерса еще более накалила вражду между русской и германской империалистической буржуазией. Взаимная ненависть, копившаяся годами, вылилась наружу. Еще во времена кампании протеста против Потсдамского соглашения русская буржуазно-помещичья печать начала требовать подготовки к пересмотру русско-германского торгового договора 1904 г. С тех пор требования о пересмотре невыгодного договора становились все более настойчивыми. На протяжении первых трех-четырех месяцев 1914 г. не было почти ни одного номера кадетской, октябристской или умеренно-правой газеты, не содержавшего призыва пересмотреть «невозможный, несправедливый, обидный для чести и материально убыточный договор», положить конец германскому «захвату разлагающейся Турции» 3. Тон германской прессы был еще более воинственным. В ответ на провокационные статьи в германской печати о плачевном состоянии русской армии 27 февраля 1914 г. «Биржевые ведомости» напечатали инспирированную военным министром Сухомлиновым статью, в которой заявлялось, что «русскому общественному мнению нет причин волноваться: Россия готова к войне».

Нельзя забывать также, что все это происходило в условиях нового революционного подъема в России, когда призрак 1905 г. явственно вставал перед правящими кругами. «Небольшая победоносная война» вновь стала казаться заманчивым средством задушить революционное движение. Даже сам Николай II, убежденный противник разрыва с Германией, под впечатлением конфликта из-за миссии Лимана фон Сандерса и воинственной позиции Берлина, заявил в конце 1913 г.: « Я вижу ясно, что мы ненадолго сохраним мир». Отныне его волновало только одно: «Что же будет, если мы опять будем не готовы к войне!» 1 Ускорение военных приготовлений, обеспечение поддержки со стороны Франции и Англии — таковы были задачи, естественно вытекавшие из этой установки.

Сторонники сближения с Германией в правящих кругах России забили тревогу. Доказывая, что война с ней неминуемо приведет к новой революции, Розен и Дурново, Боткин и Таубе убеждали царя возобновить русско-германские переговоры, но эти попытки остались тщетными.

Сазонов все более склонялся к выводу, что столкновение с Германией неизбежно. В самый разгар конфликта из-за миссии Лимана фон Сандерса, в ноябре — декабре 1913 г., он рассматривал вопрос об упрочении антигерманской коалиции путем укрепления отношений с Англией и привлечения на сторону России Румынии.

23 декабря 1913 г. Сазонов в докладной записке поставил этот вопрос, причем выразил убеждение, что в случае отказа от решительных действий по отношению к Германии «во Франции и Англии укрепится опасное убеждение, что Россия готова на какие угодно уступки ради сохранения мира» и что тогда они могут покинуть Россию как союзника, не представляющего ценности1 2.

8 февраля 1914 г. под председательством Сазонова состоялось особое совещание ряда министров, обсудившее «программу действий» на случай наступления событий, которые «коренным образом изменят международное положение Константинопольских проливов». Участники совещания сошлись на том, что «обеспечение Константинополя от захвата третьими державами должно составить основную задачу нашей внешней политики» и что «борьба за Константинополь вряд ли возможна без общеевропейской войны». При этом выяснилось, что сил для прямого захвата проливов в случае такого рода войны у России все еще недостаточно. Были приведены данные, согласно которым к осени 1914 г. русский флот на Черном море будет слабее турецкого. Совещание поставило перед русским правительством задачу ускорить строительство Черноморского флота, снарядить десантный корпус и обеспечить его переброску путем усиления транспортного флота и сооружения стратегических железных дорог. Вместе с тем ставилась задача активнее содействовать сближению Сербии и Румынии с Болгарией против Австро-Венгрии.

В соответствии с этим курсом русское правительство разработало законопроект об увеличении военных ассигнований, а также приняло решение о постепенном сокращении банковских вкладов за границей и вообще о подготовке финансовой системы страны к близкой войне.

В соответствии с этим курсом была возобновлена субсидия Черногории (при условии ее тесного союза с Сербией), и начались переговоры с сербским и греческим премьерами о восстановлении Балканского союза. Состоялось также свидание Николая II с румынским королем, во время которого продолжались переговоры о привлечении Румынии на сторону России. Одновременно в Петербурге продолжали добиваться смены про-австрийского правительства в Болгарии.

Наконец, Министерство иностранных дел решило безотлагательно приступить к переговорам о заключении соглашения между Россией и Англией о согласованных операциях их морских сил в случае совместных военных действий, рассматривая это соглашение как «крупный шаг по пути более тесного привлечения Англии к франко-русскому союзу» *. Конечной целью, по убеждению Сазонова, должно было явиться превращение «Тройственного согласия, реальность которого столь же мало доказана, как и существование морского змия», в формальный военный союз.

В феврале 1914 г. между Сербией, Черногорией, Грецией и Румынией было заключено секретное соглашение о совместных действиях в случае «осложнений» на Балканах. Сазонову удалось также договориться с Англией и Францией о предварительном согласовании всех важных дипломатических шагов трех держав на конференции послов в Лондоне под председательством Грея.

Большего Сазонов добиться не смог. Турция в январе 1914 г. заключила тайный союз с Болгарией против Греции и Сербии. Старания добиться смены проавстрийского правительства в Болгарии успеха не имели. Не удалось добиться и союза с Англией, правительство которой уклонялось от прямого ответа, всячески тянуло переговоры и в конце концов прервало их, ссылаясь на разглашение тайны в европейской печати.

Уклончивая позиция Англии в вопросе союза с Россией объяснялась тем, что английское правительство считало невыгодным связывать себя формальными обязательствами, полагая, что поддержка России при столкновении с Германией обеспечена и без союзного договора. Кроме того, в это время Англия, воспользовавшись обострением русско-германских отношений, развернула экспансию на Среднем Востоке. Она рассчитывала заставить Россию признать свой протекторат над Тибетом и примириться с распространением концессий Англоперсидской нефтяной компании на «нейтральную зону» и даже частично на русскую сферу влияния в Персии. Затягивая с Россией переговоры о союзе, Англия надеялась сделать ее более уступчивой.

Союзные отношения России с Францией накануне войны стали еще более тесными. В 1911—1913 гг. состоялись очередные совещания начальников генеральных штабов России и Франции, на которых были приняты решения об увеличении численности выставляемых против Германии сил и ускорения сроков их сосредоточения. Таким образом, здесь все было до предела ясно.

Итак к июню 1914 г. Россия в случае столкновения с Германией и Австро-Венгрией могла твердо рассчитывать на поддержку со стороны Франции, Сербии и Черногории. Не было полной уверенности в поддержке со стороны Англии, еще менее определенна была позиция Румынии. Что касается Болгарии и Турции, то их правительства явно склонялись на сторону Германии и Австро-Венгрии.

С такими результатами пришла русская дипломатия к решающей схватке за передел мира.

Дипломатическая борьба в годы перед первой мировой войной развертывалась на фоне лихорадочной гонки вооружений. Лидировала в этой гонке Германия, но и другие державы по мере сил своих стремились не отстать от нее. Прикрывалось все это, разумеется, лозунгами «сохранения мира», однако чем больше миллиардов выбрасывалось на вооружение, чем больше солдат ставилось под ружье, тем неотвратимее делалось приближение того момента, когда, согласно давнему изречению, пушки, сами начинают стрелять.

Действительно, по мере развертывания гонки вооружений собственно дипломатические соображения постепенно отступали на второй план перед стратегическими. Выгоднее нанести удар сейчас или выждать более благоприятного соотношения сил? В Берлине и Вене склонялись к первому решению, в Париже и Петербурге — ко второму; в Лондоне с переменным успехом шла борьба между сторонниками того и другого решения.

В России гонка вооружений особенно усилилась после Боснийского кризиса. В 1908 г. была начата реорганизация армии, в 1913 г. была принята «Большая программа по усилению армии», согласно которой численность войск и артиллерии значительно увеличивалась. Одновременно были разработаны программы по восстановлению Балтийского флота и по усилению Черноморского флота до полного превосходства над турецким. Все программы были рассчитаны на три-четыре года, и выполнение их ожидалось примерно к 1917 г. Обеспечить до того времени вооруженным силам России возможность завершить подготовку к войне — такова была одна из главных задач внешней политики России.

Но рассчитывали не только в Петербурге. Англия, с тревогой следившая за быстрым ростом германского флота, еще в 1912 г. приняла закон о сооружении двух дредноутов против каждого германского. Франция, с не меньшей тревогой следившая за ростом германской армии, в 1913 г. приняла закон об увеличении срока службы с двух до трех лет. В правящих кругах Лондона и Парижа все чаще слышались голоса за немедленную войну при первом удобном случае.

Еще больше торопились с войной в Берлине и Вене. Германия в 1911 г. приняла очередной закон об увеличении армии. В 1912 г. последовали законы о новом увеличении армии и об ускорении темпов строительства морского флота. В 1913 г. вновь был принят закон о значительном увеличении армии. Русский военный агент (атташе) в Германии полковник Базаров еще в 1912 г. доносил, что германская программа вооружений будет выполнена к концу 1913 г. или самое позднее — к весне 1914 г., после чего «настанет критический момент, когда и общественное мнение, и армия, и стоящие во главе государства лица придут к сознанию, что в данное время Германия находится в наиболее выгодных условиях для начала победоносной войны»

В Австро-Венгрии гонка вооружений также развертывалась быстрыми темпами. Дипломатические успехи, военные успехи — только в этом правящие круги Вены видели средство спасти разваливавшуюся империю. «Предчувствуя свою гибель,— доносил русский военный агент в Сербии полковник Артамонов,— Австро-Венгрия, вероятно, постарается сделать все, яте доступно ее дипломатии. Возможно, что даже рискнет войной против Сербии, вызывая тем обшую европейскую войну»!.

Весной 1914 г. в военных кругах Австро-Венгрии был разработан новый план войны против Сербии. Сигналом к войне должно было послужить намечавшееся тогда объединение Сербии с Черногорией или любой другой столь же «удобный» повод.

Сознание своего военного превосходства в данный момент, сознание, что это превосходство может вскоре сойти на нет, что оно может быть ликвидировано развалом Австро-Венгрии, привело правящие круги Берлина и Вены к решению о необходимости начать войну против России и Франции при первом удобном случае. «В основном,— отмечал статс-секретарь германского Министерства иностранных дел фон Ягов летом 1914 г.,— Россия сейчас к войне не готова. Франция и Англия также не захотят сейчас войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас количеством своих солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа между тем (Ягов намекал на прогрессирующее разложение Австро-Венгрии.— Ред.) все более слабеет»1 2. Ягова поддерживал начальник германского Генерального штаба Мольтке: «Словом, чем скорее, тем лучше. Мы уверены в победе...» 3

Несколько позднее Ленин писал, что немецкая буржуазия «выбрала наиболее удобный, с ее точки зрения, момент для войны, используя свои последние усовершенствования в военной технике и предупреждая новые вооружения, уже намеченные и предрешенные Россией и Францией». Имея в виду Германию и Австро-Венгрию, Ленин отметил: «Два разбойника напали раньше, чем трое (т. е. Англия, Франция и Россия.— Ред.) успели получить заказанные ими новые ножи»