Начало оживления рабочего движения. "Патриотическая тревога" буржуазии во время Первой мировой войны

С весны 1915 г. началось земетное оживление рабочего движения: в апреле в стране бастовало 38,6 тыс., в мае — 63 тыс. и в июне — 80 тыс. рабочих. Оцепенение первых месяцев войны постепенно уступало место открытому недовольству пролетариата; в основе его лежало ухудшение экономического положения рабочих в результате роста цен и начавшейся нехватки продовольствия. Особенно активно выступил в это время пролетариат текстильного района, раньше других почувствовавший на ceбe тяготы войны.

В Иваново-Вознесенске в конце мая прошла тридцатитысячная всеобщая стачка, сопровождавшаяся антивоенными массовками; она закончилась победой рабочих, которым удалось добиться снижения цен на продукты питания.

Напуганные размахом рабочего движения, царские власти стали прибегать к кровавым репрессиям и провокациям. В конце мая полицией и черносотенцами был спровоцирован в Москве немецкий погром, явившийся попыткой направить возмущение народных масс в желательное для правительства «патриотическое» русло. 5 июня в Костроме полиция расстреляла рабочих, требовавших освобождения арестованных товарищей; 12 человек были убиты и 45 ранены.

После некоторого спада стачечного движения в июле август снова дал 54,6 тыс. забастовщиков. Из них 44 тыс. рабочих бастовали по политическим мотивам. Толчком к этому новому подъему активности рабочего класса послужили события в Иваново-Вознесенске. Уже в июле по решению областной большевистской конференции Центрального промышленного района здесь началась подготовка к всеобщей политической стачке. 10 августа забастовка охватила весь город; она сопровождалась многолюдными массовками с лозунгами: «Долой правительство!», «Всеобщая амнистия!» и т. п. Среди рабочих распространялись листовки с призывом к революции. Когда многотысячная демонстрация направилась к тюрьме, чтобы освободить арестованных накануне рабочих-активистов, жандармы открыли огонь; 100 человек, в том числе видные рабочие-большевики Е. С. Зиновьев и А. И. Дунаев, были убиты и 40 ранены. Известие об этом новом злодеянии царизма быстро разнеслось по всей стране. Только в Петрограде 17—19 августа в знак протеста против расстрела иваново-вознесенцсв бастовало около 23 тыс. рабочих. Стачки протеста прошли также в Нижнем Новгороде, Сормове, Туле. Весенне-летний подъем рабочего движения был, несомненно, связан и с активизацией деятельности большевистской партии. Несмотря на жестокие преследования царизма (за годы войны в Петрограде, например, было арестовано свыше 600 большевиков, Петербургский комитет подвергался полным или частичным «ликвидациям» не менее 30 раз, Харьковский — 24 раза), к лету 1915 г. вновь оживилась работа большевистских организаций крупнейших промышленных центров страны: Москвы, Харькова, Иваново-Вознесенска, Екатеринослава, Нижнего Новгорода, Сормова, Ростова и других городов. Заметно выросли их ряды: осенью 1915 г. в Петрограде, например, было уже около 1200 большевиков, в Москве — 550, в Ека-теринославе — свыше 200. В некоторых организациях летом и осенью 1915 г. прошли городские и областные партийные конференции (в Петрограде, Иваново-Вознесенске, Твери, Екатеринбурге, Харькове, на Кавказе).

Координацию деятельности большевиков России осуществлял в это время Петербургский комитет партии. Здесь работали А. А. Андреев, М. И. Калинин, В. В. Куйбышев, В. М. Молотов, Н. М. Шверник, Н. Ф. Агаджанова, К. И. Шутко, Т. К. Кондратьев, В. В. Шмидт, Н. Г. Толмачев и др. В конце лета 1915 г. Петербургский комитет поддерживал связи более чем с 20 местными организациями. Его деятельность Ленин считал образцом социал-демократической работы не только для России, но и для всего Интернационала.

Немалая заслуга в пропаганде ленинской программы борьбы с войной принадлежала большевистской печати. В феврале в Петрограде вышел первый номер нелегальной газеты «Пролетарский голос» и было возобновлено издание журнала «Вопросы страхования». В августе — октябре в Саратове легально выходила «Наша газета», активное участие в которой принимали В. П. Ногин, М. С. Ольминский, В. П. Антонов-Саратов-ский, Г. И. Оппоков. В годы войны большевики России выпустили И нелегальных газет и 5 легальных журналов. Кроме того, нелегальные газеты выходили на латышском, литовском, эстонском и грузинском языках.

Поражения на фронте, ухудшение экономического положения страны и рост рабочего движения оказали серьезное влияние и на господствующие классы. Либеральная буржуазия все больше разочаровывалась в царизме, который явно не справлялся со своей традиционной ролью «сторожа земли русской»; «патриотический подъем» сменился весной 1915 г. «патриотической тревогой». Военно-промышленные комитеты стали вторым, после земского и городского союзов, центром политической консолидации российской буржуазии. Желая в какой-то мере нейтрализовать растущую оппозицию, царизм вынужден был пойти на привлечение буржуазии к делу мобилизации промышленности, а также на частичные изменения в составе правительства.

События показали, что закостенелый дворянско-бюрократический государственный механизм самодержавия не выдерживал нагрузки военного времени; ему не хватало четкости, оперативности и достаточной гибкости в управлении страной. Правительство возглавлял преданный монарху семидесятилег-, ний реакционер И. Л. Горемыкин, которого снова «вынули из нафталина» после отставки В. Н. Коковцова в январе 1914 г. В составе кабинета было несколько деятелей, готовых идти на сотрудничество с буржуазией (министр иностранных дел С. Д. Сазонов, министр земледелия А. В. Кривошеин, близкий к банковской верхушке морской министр И. К. Григорович и др.). Однако правительственную политику направляли царь и царица, великие князья, придворная камарилья и распутинская клика. Правительство не могло установить делового контакта не только с буржуазией, но и со Ставкой, которая в свою очередь гораздо легче находила общий язык с либеральными деятелями земского и городского союзов и председателем Государственной думы Родзянко, чем с Горемыкиным или военным министром Сухомлиновым.

Первым проявлением назревавшего кризиса «верхов» стала отставка четырех наиболее ненавистных буржуазии министров в июне — июле 1915 г. Князь Н. Б. Щербатов сменил на посту министра внутренних дел Н. А. Маклакова; за поражения на фронтах пришлось отвечать бывшему любимцу царской четы Сухомлинову, над ним было начато следствие, а на пост военного министра по рекомендации Ставки царю пришлось назначить А. А. Поливанова. Наконец, министра юстиции И. Г. Щег-ловитова сменил А. А. Хвостов, а обер-прокурора Синода В. К. Саблера — А. Д. Самарин. Этот маневр самодержавия был рассчитан на то, чтобы успокоить общественное мнение, не меняя существа внутренней политики.

В обстановке растущей тревоги и неуверенности господствующих классов открылась в первую годовщину войны 19 июля 1915 г. очередная сессия Думы. Несмотря на то, что сессия проходила под традиционным девизом войны до победы, в выступлениях ряда депутатов зазвучали новые ноты. О создании власти, опирающейся «на доверие всех живых сил страны», заговорили не только Чхеидзе и Керенский, но и прогрессист И. Н. Ефремов. Даже Родзянко вынужден был закончить свое выступление робким пожеланием «изменения самого духа» дгзйствующей системы. Милюков сделал в своей речи сразу два поклона: один — власти, второй — рабочим; он призвал страну бороться до конца во имя окончательного разрешения вековой национальной задачи — «выхода к свободному морю», подразумевая под этим захват Черноморских проливов. Вместе с тем лидер «оппозиции его величества» высказал ряд «пожеланий», выполнение которых должно было несколько успокоить демократические слои (политическая амнистия и возвращение большевистских депутатов, восстановление профсоюзов, организация мирного посредничества между трудом и капиталом, введение подоходного налога и т. п.). В целом критика Милюкова в адрес правительства носила довольно умеренный характер, что отражало явное стремление буржуазии к деловому сотрудничеству с властью. «Не поддерживать сейчас правительство — это значило бы шутить с огнем, — говорил лидер кадетов летом 1915 г.— Какова бы ни была власть — худа или хороша, но сейчас твердая власть необходима более, чем когда-либо».

13 августа в московской газете Рябушинского «Утро России» был опубликован возможный состав угодного буржуазии «кабинета обороны» (октябристы Родзянко и Гучков, прогрессист Коновалов, кадеты Милюков, Маклаков, Шннгарев и др.). Из состава правительства в него предполагалось включить лишь Кривошеина и Поливанова. В августе с требованием создания «правительства доверия» выступила Московская городская дума, к которой присоединились затем съезд военно-промышленных комитетов Московского района, ряд провинциальных городских дум, сентябрьские съезды земского и городского союзов.

Одновременно в столице шли закулисные переговоры, завершившиеся 9 августа 1915 г. образованием «прогрессивного блока». Он объединял буржуазно-помещичьи фракции Государственной думы (кадеты, октябристы, прогрессисты, фракция центра, «прогрессивные националисты», всего около 3Д депутатов) и часть членов Государственного совета. Вне блока остались лишь крайне правое и крайне левое крыло Думы, причем меньшевики и трудовики в общем и целом поддерживали его политическую линию.

«Прогрессивный блок» явился своеобразным компромиссом между полуфеодальными и буржуазными элементами третье-июньской системы. Этот компромисс нашел свое выражение и в довольно куцей политической программе блока, и в тех противоречиях, которые обнаружились среди блокистов в ходе думской работы.'Вся деятельность «прогрессивного блока» была направлена не столько против царизма, сколько против революции. Его идеологи не скрывали, что не пойдут на баррикады; их идеалом была парламентская монархия западноевропейского типа. «Не для революции мы призываем власть пойти на согла шение с требованиями общества, а именно для укрепления власти и в целях защиты родины от революции и анархии»,— говорил Гучков. Отношение блокнотов к монархии ярко проявилось в известной аллегории кадета В. Маклакова, который сравнивал царя с безумным шофером, ведущим автомобиль по краю пропасти. Маклаков считал, что во время войны нельзя вырывать руль управления страной из рук царя, ибо это может привести к гибели всей России. Из «любви к родине» буржуазная оппозиция, по мнению кадетов, должна была ограничиваться лишь «советами» коронованному ничтожеству, отложив свои счеты с ним до конца войны.

Центральными пунктами программы блока были создание министерства общественного доверия, частичная политическая амнистия, восстановление профсоюзов и рабочей печати, некоторое смягчение национального гнета, в частности предоставление автономии Польше и примирительная политика в финляндском вопросе, уравнение крестьян в правах с другими сословиями, введение волостного земства и т. п. реформы в сочетании с планом буржуазной мобилизации промышленности для победы над Германией. Хотя «прогрессивный блок» не имел ничего общего с революцией, однако сам факт его создания служил не только своеобразным барометром антиправительственных настроений в стране, но и сыграл немаловажную роль в процессе дальнейшего углубления кризиса «верхов». Известное влияние образование «прогрессивного блока» оказало и на активизацию демократического и рабочего движения в стране, вступавшей в полосу нового революционного кризиса.