Немыслимо охватить все многообразие 'Культурных особенностей народов нашей страны тысячу лет тому назад. На суровых берегах океанов, вдали от тогдашних культурных центров, многие племена мужественно боролись с нелюдимой природой, владея только каменными ножами и костяными гарпунами, лишь изредка выменивая железо у новгородцев и югорцев.
В это же время на Юге создавалось учение об алгоритмах, закладывались основы алгебры, вычислялся наклон эклиптики, создавались бессмертные поэмы, вроде «Витязя в тигровой шкуре», и непревзойденные шедевры архитектуры и декоративного убранства, до сих пор продолжающие радовать нас.
Многие сотни племен на протяжении всего периода феодализма оставались бесписьменными; многим народам только советский строй дал грамотность, но в то же время мы знаем, что в начале феодальной эпохи одна за другой стали возникать системы письменности, охватившие все наиболее населенные территории от Черного моря до Каспийского (армянский, грузинский, «албанский» алфавиты), от Венгерской долины до предгорий Кавказа и еще далее — до Забайкалья (тюркская руническая письменность). Несколько систем письма существовало в Средней Азии, но их вытеснила общемусульмаиская арабская письменность; она проникла и на Волгу — в Болгарию. От Черного моря до Балтийского, от Вислы до Волги писали «кириллицей» (видоизмененным греческим алфавитом, приспособленным к славянской речи) и изредка прибегали к «глаголице» — второму славянскому алфавиту. На юге, в Причерноморье, существовали греческая и еврейская (у хазар) письменности, применялся латинский алфавит, принятый в Западной Европе.
Кроме того, учеными найдены древние надписи, сделанные неизвестными загадочными письменами, пока еще не расшифрованными.
Появление письменности — огромный шаг в развитии культуры, свидетельство зрелости народа, показатель его усложнившегося социального состава и возросших потребностей в общественных связях. Не нужно думать, что появление письменности говорит о широкой грамотности. В тех исторических условиях письмо использовалось торговцами, жрецами, князьями; основные массы народа долго оставались в стороне от таинственного дела изложения мыслей знаками.
Если мы хотим познакомиться с народной культурой, то должны начинать не с письменности, не с литературы, которые долгое время были во владении феодальных, светских и духовных кругов, а с тех элементов культуры, которые есть у каждого народа и во всех его социальных слоях. Таковы народное изобразительное искусство и фольклор, особенно героический эпос, связанный с бурными переломными эпохами в жизни народа.
В создании народного искусства принимали участие и мужчины и женщины; оно с детства окружало человека, приучая его к чувству пропорции, ритма, соразмерности, к символическому выражению мыслей, передаваемых из поколения в поколение.
У всех народов мы знаем искусство украшения одежд, резьбы по дереву и кости, украшения жилищ. У нас слишком мало подлинных материалов по народному искусству У—XII вв. н. э., но здесь нам на помощь приходит этнография, собравшая за последние полтора столетия огромные коллекции. Оказывается, очень многие элементы орнамента XIX в. восходят к глубокой тысячелетней старине и помогают нам отчасти восстановить богатый мир образов наших далеких предков.
Причудливый, тщательно продуманный узор одежды народов Сибири соперничает с мордовской или эстонской вышивкой; резные детали деревянных построек народов Дальнего Востока не уступают резьбе русских «коньков», изящные чеканные изделия Кавказа перекликаются с изделиями узбеков или таджиков.
Многие из этих элементов народного искусства входят в наш современный быт, сохраняя тот народный колорит, который вырабатывался веками. Когда мы пытаемся восстановить облик средневековой культуры, мы должны вспоминать не только древние рукописи, иконы, мечети или башни замков, но и весь тот широчайший фон народной культуры, который свидетельствует о художественных вкусах и глубоких эстетических традициях народных масс. В еще большей степени это относится к фольклору, к необозримым богатствам устного народного творчества, являвшегося средством общения, выражавшего в известной мере общественную мысль древности. У каждого народа есть свои песни, свои сказки, на которых воспитывались сотни поколений; в них отражены народная мудрость, та природная и хозяйственная среда, в которой приходилось действовать людям, отчасти исторические изменения, происходившие в обществе. Фольклор раскрывает перед нами целую энциклопедию народных знаний, энциклопедию, рассказанную лаконичным и метким языком, предназначенную для передачи народной мудрости от поколения к поколению.
Многие сказки возникли еще в дофеодальную эпоху, но при феодализме они видоизменялись, рождались новые, отражающие новые отношения господства и подчинения. В сказках многих народов основным героем является простой юноша, у которого вся жизнь впереди, но на его жизненном пути возникает множество препятствий, почти непреодолимых. Сказка вселяет в человека уверенность и в то же время сознание необходимости считаться с установленными нормами жизни того коллектива, где выросли герой и его невеста. Сказка как бы говорит своему слушателю: будь смел, трудолюбив, благороден, относись с уважением к обычаям своей и чужой страны и не бойся кажущихся опасностей; как бы ни был ты незначителен и безроден, как бы ни притесняли тебя в твоей семье, но если ты выполнишь все условия, то ты победишь, ты пробьешься в жизни.
Сказки такого типа хорошо отражали раннюю пору феодализма, когда ячейки родового строя стали уже тесны, когда порывались сковывающие инициативу отдельной парной семьи широкие родственные связи, порожденные вынужденным коллективизмом родо-племенного строя.
Сказочный герой, убегающий вместе со своей невестой через реки и леса, для того чтобы где-то на новом месте начать жить-поживать да добра наживать,— это фольклорное отражение реального процесса отпочкования отдельных крестьянских семей.
Младшие сыновья выходили «изгоями» из старой большой семьи и искали счастья в обширном мире нарождавшейся феодальной государственности, мире, полном опасностей, неожиданностей, новых врагов и новых друзей, где предстояли схватки с чужеземцами, путешествия в неведомые страны, где можно было и буйну голову сложить в чистом поле, и добыть себе новое счастье — стать сказочным королевичем в тридевятом царстве — тридесятом государстве.
Сказки в свое время обладали большой жизнеутверждающей силой и играли существенную воспитательную роль. К ним добавлялось много народной мудрости, воплощенной в поговорках, загадках, пословицах. В каждом доме, назывался ли он избой или саклей, хатой или юртой, новое поколение воспитывалось на песнях, приучавших к ритму, загадках, развивавших сообразительность, сказках, готовивших к преодолению препятствий. Без учета этой народной культуры, которая в значительной мере являлась общей основой и для широких масс и для феодальных верхов (в замках тоже пели колыбельные песни и слушали старые сказки), нам не понять и городской феодальной культуры, корнями своими уходящей в народное творчество.
Ярче всего проявилась народная культура в эпосе. Эпические сказания пелись всенародно; иногда певцы выступали впереди войска, идущего в поход, и восхваляли героические дела предков, подбадривая воинов. В других местах былины исполнялись в торжественной обстановке новогодних празднеств, когда подводились итоги прожитому, загадывалось и заклиналось будущее.
Не у всех народов эпические сказания дожили до наших дней и смогли стать достоянием науки, но в свое время они, очевидно, были повсеместно. Так, например, русские былины, созданные в IX—XI вв. на юге вокруг Киева, где велась борьба с печенегами и половцами, совершенно не сохранились в месте своего зарождения, а уцелели лишь далеко на севере, куда их в XI—XII вв. принесли новгородские колонисты.
Эпос не во всех своих частях связан с феодальной эпохой — корни его уходят в первобытность, но то, что дошло до нас, прошло через весь феодализм, так как представляло, по мнению народа, творца эпоса, художественную и моральную ценность.
Наиболее архаичные виды эпических сказаний сохранились в разных концах нашей страны: это и якутские олонхо, и руны карело-финской «Калевалы», и нартские сказания о богатырях у народов Северного Кавказа и Абхазии. В таких сказаниях действуют великаны или люди, наделенные сверхъестественными качествами, оживают реки и горы, люди превращаются в зверей или в камни; все одушевлено, все делится на доброе и злое, и Добро побеждает Зло при помощи союза человека и природы.
На древней основе создан величественный эпос о герое, дерзнувшем спорить с самим богом и за это прикованном к кавказским горам. Это абхазские сказания об Абрскиле и грузинские об Амиране. Возможно, что именно этот эпос, сложившийся в древней Колхиде, и прославил греческий поэт Эсхил в своей трагедии «Прикованный Прометей».
Народным эпосом феодальной эпохи является армянский эпический цикл «Давид Сасунский», возникший в VII—IX вв. в условиях непрерывной и тяжелой борьбы армянского народа с различными внешними врагами. Четыре поколения героев, воспетых в сказаниях, защищали свою родину волшебным мечом-молнией, не опуская его, пока не падет последний враг. Герои эпоса глубоко народны, они ведут войну с царями и сажают на трон простых людей. Главными героями здесь являются не фантастические великаны, а мужественные люди труда — крестьяне, пастухи, ткачи, ремесленники, строители, борющиеся со «злым миром» вовне и внутри своей земли и провозглашающие принцип: «от плуга — изобилие мира». В отличие от первобытного эпоса, отражавшего в своеобразном преломлении миропонимание древних людей, эпос феодальной эпохи всегда историчен. Песни складывались народом по поводу конкретных событий, реальных исторических лиц; вокруг них, как орнамент, могли группироваться фантастические образы, взятые из более древних мифологических сказаний. Из тысяч песен, воспевавших отдельные героические эпизоды, народ отбирал те, которые были наиболее важными и значительными, и бережно передавал их из поколения в поколение сотни лет.
Большой интерес представляют русские былины, сложенные в X—XI вв. Главным их содержанием служит героическая борьба Киевской Руси с печенегами и половцами. Одной из первых былин, поддающихся датировке, является былина о Микуле Селяниновиче и Вольге Святославиче, воспевавшая сбор народного ополчения в 970-е годы. Главный герой — пахарь-богатырь, простой смерд, становящийся княжеским дружинником, так как князь нуждался в богатырях. Целый цикл народных былин создан вокруг имени Владимира Святославича. Герои этого цикла — Добрыня Никитич и Илья Муромец, крестьянский сын — защищают Русь, воюют с разбойниками, стоят в «заставах богатырских» на пограничье. Второй героический цикл воспевал Владимира Мономаха, тоже успешно боровшегося с кочевниками; имя одного из его врагов — половецкого хана Тугоркана — вошло в былины («Тугарин Змее-вич»).
Наличие в былинах имен феодальных полководцев было использовано буржуазными фольклористами для утверждения тезиса о ненародности эпоса, о феодальном, придворном происхождении былин. Этот тезис ошибочен. Следы придворной поэзии сохранились, но там мы видим совершенно другой принцип отбора имен — воспевали того князя, который обогащал свою дружину. Народные былины, например, не знают Святослава, хотя он мог бы быть по своей красочной биографии эпическим героем; очевидно, проводимые им далекие походы не были оценены народом. Святослава прославила придворная поэзия. Владимир же, построивший большую линию пограничных укреплений, был воспет теми простыми людьми — смердами, воинами, ремесленниками,— которые жили при нем за крепкой стеной богатырских застав. Былинный эпос воспевал общенародную борьбу с кочевниками и только те действия государственной власти, которые выражали общенародные интересы.
Былины — это как бы устный учебник родной истории, сложенный самим народом; он может сходиться с официальным изложением истории, но может и резко расходиться с придворными летописцами. Для нас очень важны народные оценки тех или иных событий и явлений, которые мы находим в былинной эпической поэзии, так как это единственный способ услышать голос народа о том, что происходило тысячу лет назад.
Феодальная культура средневековья находилась в тесном взаимодействии с народной, питалась ее соками, вырастала из нее, но в дальнейшем видоизменялась по своим особым законам. Промежуточным звеном между культурой деревни и культурой замков и дворцов являлся город, широкие слои городских «черных людей», творивших феодальную дворцовую культуру своим разумом и своими руками. Кругозор горожан был несравненно шире, чем у сельских пахарей, привязанных к своему «миру» — маленькой общине в несколько деревень. Горожане видели иноземных купцов, ездили сами в другие земли, нередко были грамотны, знали секреты различных ремесел, умели хорошо считать. Именно они, горожане — мастера и купцы, воины и мореплаватели — видоизменили древнее понятие узкого сельского «мира», раздвинув его рамки до современного понимания этого слова: «весь мир». Это они, жизнерадостные горожане, создали сатирическую поэзию, острое оружие социальной борьбы, разработали различные виды народного театра —гротеска, и именно в городах рождались свободолюбивые идеи «еретиков», отважно выступавших против феодальной церкви, а иногда дерзавших поднять свой голос и против самого бога. Феодально-городская культура отличалась значительным разнообразием в различных областях, но в то же время мы видим, что на больших пространствах действовали нивелирующие силы, делавшие культуру одной феодальной страны похожей на культуру другой страны. Кое-что из этой общности проистекало из сходных условий развития, но многое объяснялось и прямым взаимовлиянием, широкими торговыми связями, общей модой или общим стилем эпохи. Различия определялись иногда спецификой местной народной культуры, а иногда разным направлением внешних связей с соседними народами. Это направление внешних связей часто было обусловлено единством религиозной принадлежности. По отношению к народам нашей страны речь идет по преимуществу о двух мировых религиях — христианстве и мусульманстве. Христианство из Византии распространилось в Причерноморье, на Кавказ (армяне, грузины, аланы), в Киевскую Русь и в некоторые другие области (например, кое-где в Средней Азии). На основе обширной христианской литературы во всех этих странах создается своя церковная книжность. Под влиянием Византии складывается более или менее общий тип церковной архитектуры, что связано с едипством канонических требований. Более нивелирующей оказалась воинствующая мусульманская культура, распространившаяся вместе с арабскими завоеваниями.
Как выяснили советские археологи, в Хорезме и в Таджикистане (Пенджикент) до арабского завоевания, как и во всей Средней Азии, существовала очень высокая местная культура, близкая к культуре народов Индии и Ирана. Арабы ввели свой способ письма, свой язык, уравняли в известной мере архитектурные стили, но и сами восприняли очень многое из культуры народов Средней Азии.
Так создались в феодальных странах на территории нашего Союза две большие культурные области с довольно заметными внешними различиями: христианский мир Восточной Европы и Кавказа, с одной стороны, и мусульманский мир Средней Азии, Поволжья (Волжская Болгария) и Прикаспия — с другой.
К этому условному разделению нужно сделать два примечания: во-первых, религиозный момент не затрагивал сущности феодальной культуры, а во-вторых, между этими двумя областями не было никаких преград и постоянно осуществлялись связи.
Для феодализма характерны довольно широкие связи между странами, связи, преодолевавшие феодальные перегородки. Если в античности мы видели почти единую культуру от Геркулесовых столпов (Гибралтара) до Фасиса на Кавказе, то нужно учесть, что это была культура микроскопических государств-полисов, основанных колонистами.
В средние века речь шла о тех землях, что некогда были «варварскими». Там не сложилось такой монолитной, нивелированной культуры, как в античности; каждая страна жила своей жизнью, но в то же время общение земель приводило к взаимному обогащению, к созданию некоторого внутреннего единства. Средневековые ремесленники бродили из города в город, знакомясь с мастерством своих собратьев, купцы вывозили с Востока парчу, ковры, шелка, разукрашенные вышитыми слонами, павлинами, львами, фантастическим зверинцем восточной фантазии — крылатыми псами и барсами, кентаврами, единорогами. При всех феодальных дворах Европы появились изделия местных мастеров, воспроизводивших эти образы на шкатулках, деревянных колоннах, украшениях.
Купцы и паломники со всех концов тогдашнего мира стекались в богатые города Византии и Ближнего Востока, общались друг с другом при помощи нескольких международных языков (греческого, латинского, арабского, русского, персидского) и воспринимали тысячи литературных сюжетов, фольклорных мотивов, которые они приносили в свои страны. На родине для них товаром были не только восточные пряности или «святыни» вроде «пальца пророка Али» и «молока пресвятой богородицы», но и рассказы о далеких землях, о диковинных людях, о чудесных городах; тут же пересказывались все слышанные за время долгого пути были и небылицы. Рождались так называемые бродячие сюжеты средневековых поэм, апокрифов и легенд.
При всей разобщенности феодальных государств можно все же говорить о том, что в некоторых разделах культуры было много общего. Возьмем в качестве примера романский стиль в средневековой архитектуре Европы X—XII вв. Во Франции и Германии здания этого стиля имели один облик, па Балканах — другой, во Владимиро-Суздальской Руси они существенно отличались от французских, в Грузии и Армении они также были своеобразны, но все же есть ряд черт, которые не просто сближают их, но позволяют говорить о единстве стиля, о моде эпохи на очень большом пространстве, где были сотни княжеств и королевств.
Единство стиля не было результатом простого заимствования, копирования. Его создали взаимное знакомство, известная общность взглядов и вкусов. И естественно, что это заметнее всего в архитектуре,— построенные здания были видны всем и не требовали знания языка страны для проникновения в их художественную сущность. Можно сказать, что наличие таких явлений, как единый архитектурный стиль, свидетельствует не только о постоянстве культурных связей, но и о том, что создание общей европейской культуры было делом многих участников, среди которых можно назвать и Русь, и Армению, и Грузию, хотя географически две последние страны к Европе и не относятся.
Многие общие черты феодальной культуры и быта объясняются сходством социальной структуры, единообразием исторического процесса, а также и тесными связями феодальных верхов разных страп. Для феодальной идеологии характерно признание права силы и права наследственной власти и знатности. Все общество с извечных времен рисуется разделенным на сословие воинов и подчиненное им сословие пахарей; иногда добавляется сословие жрецов — священнослужителей. Договорные отношения сюзеренов и вассалов идеализируются как рыцарская верность, особенно прославляемая в это время. Во взглядах на ход исторического процесса господствует провиденциализм, то есть все объясняется волей бога, все представляется заранее предопределенным свыше. Бытовая культура дворцов и замков была прежде всего репрезентативной. Классовые различия резко подчеркивались особой одеждой, правом носить оружие, особой запряжкой коней, степенью украшен-ности домов, количеством сопровождающих слуг, даже местом в общественных церемониях. Так, например, в русских храмах устраивались на уровне второго этажа хоры для княжеской семьи и высшей знати. Хоры соединялись непосредственно с самим дворцом высокими переходами. В то время, когда простые люди толпились на площади, над ними по высокой аркаде проходили красочно одетые в парчу, шелк и золото князья, княгини, бояре, свита; эта процессия была видна издалека, весь город знал о том, что князь пошел в церковь. Внутри собора князь с вельможами находился наверху, над народом, как бы на один ярус ближе к богу. В Софийском соборе в Киеве та часть здания, которая примыкала к дворцовым переходам, была расписана сценами конских скачек, единоборства, охоты, изображениями гладиаторов, жонглеров, музыкантов, верблюдов, медведей. Церковь не стесняла князя в его вкусах, и светский соблазнительный характер фресок лишь подчеркивал, что князю все дозволено. Даже в церкви.
В быту феодальных верхов все было рассчитано на показ, все должно было подчеркивать богатство и пышность двора феодального владыки, силу и снаряженность его рыцарей.
Одной из форм демонстрации одновременно богатства и щедрости были знаменитые средневековые пиры. Восходя к древним «братчинам», общественным пирушкам в честь языческих богов, княжеские и царские пиры преследовали цель сближения князя с его знатью, дружиной. Первоначально такие пиры устраивались как всенародные — народу накрывали столы во дворе, а знать пировала «на сенях», на широкой галерее второго этажа. В такой обстановке, например, рисуют былины русского князя Владимира.
Постепенно верховный феодал и его вельможи обособляются от народа. Места за столом определялись степенью знатности. На таких пирах певцы исполняли хвалебные песни («князем славу поют»), возможно, что и сказители народных былин приглашались на эти пиры. Наряду с вельможами и дружинниками присутствовали и их жены, придворные дамы; иногда принимало участие и духовенство, несмотря на то, что лицам духовного звания, ревнителям аскетизма, запрещено было смотреть на скоморохов, плясунов и музыкантов, исполнявших «бесовские игрища». Пиры перемежались торжественными смотрами войск, состязаниями в стрельбе из лука по мишеням, длительными скачками и рыцарскими турнирами (по-древнерусски — «играми»). Важное место в феодальном быту занимала охота. Опасная охота на крупных зверей вроде тура, вепря, лося, охота в горах на неуловимых горных козлов требовали мужества, ловкости, силы. Охота была хорошей тренировкой для профессиональных воинов-рыцарей, но нередко она превращалась в придворную забаву, в увеселительные поездки с дамами на лодках для стрельбы птиц или истребления зверей с помощью загонщиков («кличан»). Вот, например, описание царской охоты-состязания в грузинской поэме «Витязь в тигровой шкуре»:
И приказ владыка отдал: «Пусть двенадцать верных слуг
Подают мне стрелы в поле, всюду ездят для услуг»...
И загонщикам велел он: «Рассыпаясь цепью длинной,
Ваше дело из трущобы гнать на нас косяк звериный».
И бойцов на состязанье пригласил он всей дружиной,
И закончил пир веселый, и расстался с чашей винной...
Царь двенадцати любимцам приказал: «Вперед за мною!
Лук держите наготове, приготовьте стрелы к бою.
Подсчитайте, сколько дичи я убью моей рукою».
Между тем лесные звери приближались к зверобою...
На охотников бежали серны, лани и олени.
Царь и витязь их встречали градом стрел, не зная лени.
Своеобразным уголком феодального мира была церковь. Несмотря на различие христианства и мусульманства в обрядах, организации церкви, догматах, все же в них было много общего, делавшего обе мировые религии прежде всего идеологией феодального общества. Проповедь повиновения властям, признание незыблемости существующего порядка, призыв к защите власти и веры с оружием в руках, утешение обездоленных обещанием вечного блаженства после смерти, создание классового кодекса морали — все это содействовало укреплению класса феодалов и государства. В этом была бы известная доля прогрессивности, если бы религия не выступала резко и беспощадно против всяких проявлений классовой борьбы, даже если она, классовая борьба, проходила под лозунгом корана или евангелия, где за несколько веков исторического развития накопилось много противоречивых положений.
Церковь сама стала частью господствующего класса и жила богато, спекулируя на суеверии, на вере в магическую силу обрядности, а самое главное — на боязни смерти, присущей всем людям. Религия внушала и развивала древнюю первобытную веру дикаря в новую жизнь после смерти и, умело пользуясь этой верой, завоевывала умы всех классов.
Средневековая церковь, несомненно, внесла вклад в развитие феодальной культуры и просвещения, но следует сказать, во-первых, что она была не единственным очагом культуры, а во-вторых, что церковь при помощи литературы и всех видов искусства стремилась поддержать ряд древних человеческих заблуждений и делала это, надо отдать ей справедливость, очень умело и тонко. Кроме того, церковь всей своей философией стремилась показать бессмысленность борьбы человека за свои права, за справедливость, так как, по христианским и мусульманским воззрениям, все предопределено богом, все установлено им и поэтому всякое нарушение установленного порядка, всякая борьба с властью — выпад против бога. А в качестве утешения предлагалась соблазнительная перспектива — все будут жить после смерти второй (бесконечной) жизнью и там, в потустороннем мире, поменяются своими местами: «Первые да будут последними», а все «страждущие и обремененные» получат царствие небесное и вечное блаженство. Поэтому очень трудно положить на весы плюсы и минусы участия религиозных организаций в формировании феодальной культуры.
Мы очень бегло коснулись вопросов феодальной культуры в ее вертикальном разрезе — от широких народных масс до аристократических кругов. Далее следует более подробно ознакомиться с наивысшими достижениями культуры народов СССР того времени, с их вкладом в мировую культуру эпохи феодализма. | |
Просмотров: 595 | |