В. С. Парсаданова, доктор исторических наук. 1991 г.

Катынское дело — это вопрос о трагической судьбе нескольких тысяч польских офицеров, могилы которых были обнаружены в Катынском лесу (в 14 км к западу от Смоленска). Проблема судеб польских офицеров, интернированных в СССР в 1939—1940 гг., долгие годы принадлежала в СССР к числу запретных.

Настоящая статья является попыткой на основе изучения фондов Центрального государственного особого архива СССР (ЦГОА) приступить к рассмотрению истории интернированных в СССР поляков и гибели большинства офицеров Войска Польского как составной части более широкой проблемы —советско-польских отношений в годы второй мировой войны, судеб польских граждан в СССР в 1939—1945 гг. Проблема эта оказала определяющее воздействие на советско-польские отношения в 1941—1945 гг. Последствия Катынского дела в советско-польских межгосударственных и общественных связях ощущаются по сей день.

Офицеры были интернированы в СССР в сентябре 1939 г. Их могилы были вскрыты дважды: первый раз весной 1943 г. немецко-фашистскими оккупантами, второй раз — советской Специальной комиссией в январе 1944 г.

С 1943 г. длится спор, сколько было убитых в Катыни, кто, по какой причине и с какой целью их казнил. Советская сторона официально высказалась по этому вопросу в 1943 г. и в январе 1944 г., объявив виновниками расстрела гитлеровцев и назвав срок гибели польских офицеров —сентябрь —декабрь 1941 г., т. е. время оккупации немцами района Смоленска.

В документах трех различных комиссий, созданных или призванных гитлеровцами в 1943 г., обвинялась советская сторона: расстрел провели советские политические органы (НКВД) весной 1940 г. Версия эта разрабатывается за пределами СССР уже полвека.

Что же конкретно было известно об интернированных в 1939 г. польских военнослужащих по советским и польским материалам?

В результате разгрома почти миллионной польской армии в сентябре—октябре 1939 г. гитлеровские войска взяли в плен более 18 тыс. офицеров и 400 тыс. солдат. Часть польской армии смогла уйти в Румынию, Венгрию, Литву, Латвию. Другая часть польских войск сдала оружие Красной Армии. Выяснить общее число интернированных трудно. В документах есть свидетельства самих интернированных о том, что многие сразу же были отпущены по домам. В лагеря было заключено 130 242 военнослужащих, включая переданных в 1940 г. из Прибалтики.

Первоначально было до полутора сотен сборных пунктов, ^потом были выделены шесть сортировочно-пересыльных лагерей~ Старобельский, Козелыцанский, Путивльский (все — на Украине), Оранский (Горьковская область), Осташковский (Калининская область), Козельский (Смоленская область).

Организация лагерей, их материальное обеспечение шли туго. Помещений, инвентаря, постельных принадлежностей, просто нар не хватало.

В октябре 1939 г. проходили переговоры между заместителем наркома иностранных дел В. Ф. Потемкиным и германским послом в Москве фон Шуленбургом об обмене населением, интернированными и военнопленными, поэтому органы НКВД постоянно различали среди интернированных три группы. К первой принадлежали лица, проживавшие на территориях, отошедших к СССР; ко второй— проживавшие на землях, отошедших к Германии; к третьей — на территориях, отошедших к Литве.

В распоряжении Берии от 3 октября 1939 г. говорилось о роспуске по домам всех солдат, жителей Западной Украины и Западной Белоруссии. «Некоторые категории» солдат из этнической Польши надлежало сконцентрировать в Козельском и Путивль-ском лагерях впредь до особого распоряжения. Находившимся там Берия приказал разъяснить, «что они оставлены временно до решения вопроса о порядке возвращения — всем будет обеспечено возвращение на родину». Офицерский состав и крупных военных и гражданских чиновников надлежало сосредоточить в Старобель-ском лагере, а полицейских, жандармов, тюремщиков — в Осташковском. Приказывалось выявить разведчиков, руководителей антисоветских зарубежных организаций.

В середине октября 1939 г. правительство СССР решило произвести обмен с Германией военнопленными и интернированными. Были установлены пункты передачи: один в Белоруссии и два на Украине.

Германия принимала военнопленных, «если они жили в немецкой сфере влияния». Всего на территорию этнической Польши было репатриировано 42492 человека, «изъявивших желание выехать», как сказано в советской сводке 1941 г. Ибо когда началась отправка интернированных к месту жительства, многие отказывались ехать под власть немецко-фашистских оккупантов. Несмотря на приказы, протесты против отправки были вплоть до прибытия к пунктам передач. Отказавшихся ехать Управление должно было направлять для расселения и трудоустройства. На практике это вылилось в третью волну депортаций летом 1940 г. В СССР Германия передала через Брест 24 670 и через другие пункты 13754 постоянных жителя западноукраинских и западнобелорусских земель.

В течение октября — ноября 1939 г. из советских лагерей было отправлено по домам 42 400 украинцев, белорусов, поляков, постоянно проживающих в Новогрудском воеводстве, Полесье, Волыни, Львовщине и других районах Западной Белоруссии и Западной Украины. Однако принцип отправки «на родину» последовательно не выполнялся, в частности, было дано указание не отпускать людей— новых граждан СССР — со строительства шоссейной дороги на Львов до завершения ее первой очереди (до декабря 1939 г.). Но их не отпускали и позднее, хотя это вызвало массовое недовольство, побеги (бежали более 1,4 тыс. человек). Попытка привлечь к наведению «порядка» прокурора города Луцка не привела к успеху: прокурор считал, что в самовольных уходах (побегах) нет состава преступления. Управление понимало, что удержание советских граждан как военнопленных на дорожных работах дает повод для кривотолков и антисоветской агитации, поэтому оно стремилось заменить их полицейскими, из тех же западноукраинских и западнобелорусских областей.

В ноябре 1939 г. появились сообщения о нараставших трудностях в передаче интернированных за демаркационную линию. 22 ноября 1939 г. начальник Управления по делам военнопленных и интернированных капитан госбезопасности П. К- Сопруненко передал в Кривой Рог, что жители этнической Польши «будут находиться продолжительное время на работах и их можно вербовать на постоянную работу как украинцев и белорусов».

В ноябре 1939 г. Управление предлагало приступить к дифференциации офицерского состава с тем, чтобы решить, где и какую категорию офицерского контингента можно использовать.

19           ноября 1939 г. последовало указание Берии о сосредоточении оставленных (или не принятых Германией?) офицеров в Старо-бельском, Осташковском и Козельском лагерях. В принципе это не противоречило международному праву и принятой практике.

Освобождение большинства рядовых и их отправка на родину обострили стремление польских офицеров к освобождению, о чем, в частности, свидетельствовало письмо генерала Сикорского маршалу С. К- Тимошенко. В нем Сикорский ссылался на то, что по соглашению о передаче Львова Красной Армии польским офицерам были даны обещания личной свободы.

Нарком обороны К. Е. Ворошилов и начальник Генштаба Б. М. Шапошников решили, что Сикорский и его группа не представляют интереса для Генштаба и никаких обязательств об освобождении им давать не следует. В ответ на требования польских офицеров-врачей в соответствии с Женевской конвенцией 1905 г. предоставить им свободу или направить в нейтральную страну, 1 декабря 1939 г. последовал ответ, что вопрос об офице-рах-врачах будет решен одновременно с вопросом о других военнопленных на общих основаниях. Итак, офицеров польской армии собрали в Старобельском и Козельском лагерях, а чинов полиции, жандармерии, пограничной стражи, разведчиков и контрразведчиков — в Осташковском.

В Старобельске Ворошиловградской области в бывшем монастыре и ряде зданий в городе, где проживали полковники и генералы, на 14 октября 1939 г. было 7045 человек. Когда лагерь стал офицерским, число офицеров в нем увеличилось до 3974 человек. Помещенные в этот лагерь активно и организованно требовали от советских властей выполнения международных конвенций о военнопленных и интернированных, медицинских работниках и т. д. Однако органы НКВД «раскрыли» там тайную антисоветско-националистическую организацию, называвшуюся «культурно-просветительной комиссией», и «усиленные антисоветские настроения». На деле же это были поиски польскими офицерами путей выезда во Францию (в том числе через консула США), а их антисоветизм сводился в большинстве случаев лишь к трезвой оценке тогдашней советской действительности.

Осташковский лагерь, расположенный на одном из островов озера Селигер (остров Столбное, бывший монастырь Нилова Пустынь), функционировал с 28 сентября 1939 г. На 1 декабря 1939 г. в лагере насчитывалось 5963 человека. Осташковский лагерь отличался и тем, что туда направлялись строптивые и «провинившиеся» интернированные.

Документы дают возможность проследить три различных этапа в истории расположенного в 5 км от города Козельска и в 200 км от Смоленска Козельского лагеря. До 1 ноября 1939 г. Козельск-1 был смешанным пересылочным лагерем на 8843 человека (на 3 октября 1939 г.). Примерно 6,2 тыс. содержалось в основном лагере, 2,6 тыс. в филиале, расположенном в Оптиной Пустыни. Среди них было только 170 офицеров.

После отправки солдатских эшелонов на Запад в лагерь начали привозить офицеров. 1 ноября пришел эшелон в две тысячи человек. 3 ноября — полторы тысячи. Лагерь стал «чисто» офицерским. В Козельске-2 на начало 1940 г. находилось 4727 человек.

По другим сведениям, на 1 декабря 1939 г. в СССР имелось два лагеря офицерского состава на 9010 человек (Старобельск, Козельск), один лагерь полицейских и жандармов — 5962 человека и три лагеря на работах в системе Наркомчермета—10172 и на строительстве Львовской дороги—14 211 человек, т. е. всего интернированных было 39355 человек.

В новых условиях, создавшихся после роспуска по домам части солдат и их репатриации, руководство управления считало необходимым предпринять дальнейшие действия в этом направлении. В частности, начальник первого отдела управления А. В. Тишков после командировки в Осташков полагал, что необходимо отпустить офицеров запаса («трудовую интеллигенцию») и студентов из советских областей после индивидуальных бесед с ними. При этом лиц, заявивших о принадлежности к коммунистической партии Польши и комсомолу, тщательно проверить. Тишков не счи тал целесообразным задерживать и полицейских запаса («представителей рабочих и крестьян»),

В конце декабря 1939 г. руководство НКВД вновь рассматривало вопрос о поляках. 31 декабря 1939 г. Берия издал серию приказов по интернированным. Первая группа документов касалась выяснения причин неэффективности труда интернированных на работах в УССР. Берия приказал Тишкову и еще двум лицам выехать в Елено-Каракубский лагерь в Донбассе и проверить факты массового отказа от работы. Надлежало предать суду инициаторов и зачинщиков, расследовать случаи побегов, вскрыть причины срыва материального обеспечения и бытового обслуживания военнопленных, а конкретных виновников привлечь к ответственности.

Вторая группа распоряжений касалась командирования в три офицерских лагеря специальных бригад (в основном следователей) под руководством сотрудников управления для проверки учета, в том числе проверки заполнения персональных анкет.

Тогда же был послан запрос председателю Военной коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульриху относительно компетенции органов прокуратуры и следствия. 28 января 1940 г. был получен ответ, что надзор за следствием по делам военнопленных должен осуществлять военный прокурор войск НКВД, эти дела подсудны военному трибуналу войск НКВД, а следствие ведет лагерная администрация.

Возможно, в результате командировок в лагеря родилось очередное предложение о «дальнейшей разгрузке лагерей». Для этого в специальном донесении от 20 февраля 1940 г. Берии предлагалось утвердить следующие мероприятия. Во-первых, отпустить всех лиц старше 60 лет, всех больных, инвалидов, всех офицеров запаса из советских областей — в мирной жизни агрономов, врачей, учителей, инженеров и техников (всего 700—800 человек). Во-вторых, оформить дела примерно на 400 человек для рассмотрения на особом совещании, которое провести в НКВД УССР и БССР или в Осташкове. Среди этих 400 были члены корпуса пограничной охраны, судьи и прокуроры, помещики, активисты ПОВ и «Стрельца», офицеры второго отдела Главштаба (разведки и контрразведки).

На этом донесении Берия наложил резолюцию: «Т. Меркулов, переговорите со мной». Лагеря были изолированы от остального мира. Переписка запрещена. Началась подготовка к эвакуации.

Насколько можно судить, в марте «в верхах» СССР решался вопрос о дальнейшем существовании лагерей (конкретно об этом есть сообщение из Кривого Рога от 26 марта 1940 г.). В Кривом Роге, Еленовке, Дзержинске уже стали готовиться к полной эвакуации лагерей. В марте же правительство УССР выделило кредит в миллион рублей «на содержание лагерей».

Документы отмечают отправку интернированных, находившихся в Донбассе и Криворожском бассейне, по двум направлениям: в северные районы СССР и на запад, к границам, для использова ния на военном и дорожном строительстве и сооружении аэродромов. По приказу Меркулова в Ровно, Львов отправляли и тех, кто в просьбах об освобождении из лагерей заявлял о своей приверженности социализму и желании служить новой родине, «дабы они делом доказали свои слова». Туда же для использования по специальности увозился медперсонал.

Движение эшелонов контролировалось лично наркомом внутренних дел.

Комиссар Козельского лагеря сообщал, что интернированные знали, что их везут в Смоленск — об этом свидетельствовали надписи, сделанные поляками на стенах вагонов. Об отправке в Смоленск сказал узникам один из советских офицеров, сопровождавших эшелоны, политкомиссар Федоров, за что он и был наказан. Оказалось, что поляков привезли в Катынский лес под Смоленском.

Польские офицеры «убыли», «переданные через первый отдел в распоряжение УНКВД областей, в которых расположены лагеря». К 20 мая 1940 г. все содержавшиеся в лагерях были вывезены.

Отчетов политорганов лагерей, описывающих ход и направление эвакуации лагеря близ Осташкова, автор не нашел. По документам известно, что оттуда убыли 6787 человек. В лагере осталось 112 военнопленных. Из Козельска отправлено 4404, оставлено 205 человек. Из Старобельска, соответственно,— 3896 и 78. Всего из трех офицерских лагерей вывезено, по данным на 1940 г., 14 587 человек.

Это были поляки, украинцы, белорусы, русские, немцы, представители других народов. По закону от 29 ноября 1939 г. о гражданстве значительная часть из них стала гражданами СССР: из 8980 офицеров польской армии 4,5 тыс. постоянно проживало на Западной Украине и Западной Белоруссии.

Автор не нашел приказа о вывозе или уничтожении людей, находившихся в упомянутых лагерях. Возможно, он был передан устно по прямому проводу или офицеры были казнены по приговору особого совещания НКВД как «классовые враги». Нельзя найти пока и какого-либо определенного объяснения этому варварскому акту, противоречившему международному праву, в частности Женевским конвенциям 1929 г.

9 июня 1940 г. Берии докладывали, что лагеря готовы к приему новых контингентов. Вновь были подготовлены Осташковский, Оранский, Юхновский, Козельский и Старобельский лагеря. (Пу-тивльский лагерь был ликвидирован 22 мая 1940 г.) По договоренности с Литвой и Латвией под предлогом перерегистрации находившихся там интернированных поляков в сентябре 1940 г. в СССР были вывезены чины польской армии. Рядовых отправили по домам, офицеров — в лагеря близ Осташкова или Козельска. Начиналась история лагеря Козельск-3. Этот лагерь (на 4 марта 1941 г. в нем было 2448 человек) стал интернациональным. В нем содержались интернированные французы (из Каунаса), бельгий цы, поляки. Козельск вновь стал лагерем смешанного типа для офицеров и рядовых.

Чины полиции проследовали в Осташков. 7 марта 1941 г. было подготовлено предложение Управления НКВД об «оформлении дел» для рассмотрения на Особом совещании на «антисоветчиков», полицейских и жандармов. Но это предложение не было принято, и интернированные продолжали трудиться на строительстве дорог, аэродромов.

Но появились и новые веяния: в октябре 1940 г. последовал приказ Берии в Козельск и Грязовец о вызове в Москву к 9— 10 октября группы польских офицеров. Часть их согласилась приступить к разработке планов создания в СССР польских национальных воинских формирований, нужен был офицерский корпус. Вызванные в НКВД офицеры на вопрос об офицерах из Козельска-2 и Старобельска-2 получили от Берии и Меркулова ответ: «Ничего из этого не выйдет», «Мы совершили с ними крупную ошибку»,

^Проблема польских офицеров вновь возникла с началом Великой Отечественной войны и восстановлением дипломатических отношений между правительством СССР и правительством генерала Сикорского. По соглашению от 14 августа 1941 г. органы эмигрантского правительства стали формировать в СССР польскую армию. Возглавил армию, создавшуюся из интернированных и депортированных, генерал В. Андерс.

В соответствии с достигнутым между сторонами соглашением Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1941 г. была объявлена амнистия «всех польских граждан, содержащихся ныне в заключении на советской территории в качестве ли военнопленных, или на других достаточных основаниях». Амнистия распространялась также на депортированных.

Для набора в армию интернированных из Севжелдорлага и По-ноя было приказано перевезти их в Суздальский и Южский лагеря- со строительства дорог и аэродрома в районе Львова —в Ста-робельский лагерь. В 20-х числах августа 1941 г. в Грязовецком, Южском, Суздальском и Старобельском лагерях к работе приступили смешанные советско-польские призывные комиссии. Вскоре число призванных в армию интернированных составило 25115 человек. Около тысячи человек, находившихся в лагерях, были признаны негодными к военной службе или отказались служить в польской армии.

Для формирования армии необходимы были офицерские кадры. В. Сикорский, премьер-министр эмигрантского правительства, и В. Андерс передали Сталину во время переговоров в декабре 1941 г. списки офицеров, которые должны были находиться в СССР. В тот же день 3 декабря 1941 г. была составлена та самая справка, где говорилось уже, что из 130 тыс. человек «убыло» из офицерских лагерей 15131 человек. Следовали ответы: «Все освобождены» или «Захвачены гитлеровцами» и т. д. Польская сто рона продолжала настаивать на полном выполнении Указа об амнистии. Отношения обострились.

Проблемы амнистии польских офицеров, помощи населению, призыва в армию, принципов формирования и использования армии обострили советско-польские отношения. Наряду с другими проблемами межгосударственных отношений, в частности территориальным вопросом и вопросом о гражданстве, к которым примешивались личные амбиции Андерса и политические расчеты Великобритании, они привели к тому, что к концу августа 1942 г. польские формирования ушли из СССР на Ближний Восток. Советско-польские отношения переживали кризис.

13 апреля 1943 г. германское радио сообщило, что недалено от Смоленска, в Катынском лесу, обнаружены могилы 10 тыс. польских военнопленных офицеров, расстрелянных органами НКВД весной 1940 г. Затем эта цифра увеличилась до 12 тыс. Германские власти уже давно знали, что летом 1942 г. могилы обнаружили поляки, работавшие в гитлеровской военно-строительной организации Тодта в районе Смоленска. Но тогда нацистов это не заинтересовало: их войска рвались к Волге. Но весной 1943 г. позади уже был разгром и пленение армии фельдмаршала Паулюса.

Военно-политическая ситуация все более менялась в пользу антигитлеровской коалиции.

В связи с ухудшением военно-политического положения Германии немецкие власти решили ударить по слабому звену антигитлеровской коалиции — отношениям между СССР и польским эмигрантским правительством. Они надеялись если не расколоть антигитлеровскую коалицию путем острого советско-польского столкновения, то по крайней мере создать значительные трения между СССР, США и Великобританией по польскому вопросу. Своим заявлением о Катынском расстреле немецкие фашисты надеялись навсегда поссорить русских с поляками, поколебать антифашистские позиции польского народа, быть может, получить возможность достичь германо-польского соглашения на антисоветской основе.

Гитлеровцы намеревались нанести удар прогрессивным силам немецкого народа и прикрыть кампанию уничтожения еврейского населения Польши.

Вокруг катынских могил гитлеровцы организовали шумную пропагандистскую кампанию с использованием радио и прессы. В Катынь привозили многочисленные экскурсии, комиссии с участием всевозможных польских организаций, в том числе подпольных. Первую польскую делегацию привезли в Катынь 11 апреля 1943 г., еще до геббельсовского заявления. Делегация увидела и сопоставила больше, чем хотели организаторы экскурсии. В частности, юна привезла немецкие гильзы и пули, которыми были убиты польские военнослужащие. Факт этот чрезвычайно встревожил Геббельса, считавшего, что его разглашение может подорвать всю пропагандистскую кампанию. Впоследствии было выяснено, что патроны калибром 7,65 Д в 30-е годы экспортировались Германи ей в Польшу, СССР и Прибалтику. Вскоре были найдены и советские патроны. Делегация обратила внимание на большой разрыв во времени между обнаружением могил и публикацией сведений о них, на то, что гитлеровцы, не произведя вскрытия всех могил, подгоняли цифру убитых под число интернированных в СССР польских офицеров.

Геббельс посылал все новых визитеров в Катынь. Он особенно был озабочен тем, чтобы кроме делегаций интеллигенции были делегации и польских рабочих. В Катынь возили не только жителей Смоленска, но и журналистов из нейтральных стран, польских и американских военнопленных. Посетителей было по нескольку сот каждый день. Стала действовать международная комиссия врачей. Кроме д-ра Ф. Невилла из Швейцарии, все остальные врачи были из стран, оккупированных Германией или зависимых от нее.

Геббельс записал в дневнике 17 апреля 1943 г.: «Катынское дело становится колоссальной политической бомбой, которая в определенных условиях еще вызовет не одну взрывную волну».

Считая вопрос о Катыни «гигантским политическим делом», гитлеровская Германия продолжала «разделывать его по всем правилам искусства». Как и предполагали германские власти, польское правительство повело себя по написанному в Берлине сценарию. Английское правительство и власти США поняли политический расчет фашистской Германии. Реакцией антигитлеровской коалиции на фашистский демарш было стремление ограничить его политический резонанс, не допустить разрыва коалиции. Общие интересы союзников в тот момент оказались выше выяснения истины. Это отразила и переписка Черчилля со Сталиным. Английское правительство тщетно пыталось воздействовать на польское правительство в интересах сохранения единства объединенных наций.

Хотя в заявлениях польского правительства и говорилось о том, что гитлеровцы совершают ежедневно кровавые расправы над польским населением, «поэтому польское правительство от имени польского народа отказывает Германии в праве черпать аргументы для собственной защиты из преступления, которое они сваливают на других», правительство Сикорского, вопреки советам Черчилля, 15 апреля 1943 г. приказало своему представителю в Швейцарии обратиться к Международному Красному Кресту с просьбой выслать в Катынь комиссию для немедленного проведения расследования. Узнав об этих намерениях правительства Сикорского, гитлеровская Германия на 30 минут раньше поляков представила собственное заявление в Международный Красный Крест. Но Красный Крест отказался расследовать вопрос в том числе и потому, что не было согласия всех заинтересованных сторон, прежде всего СССР.

Советское руководство сочло, что польское правительство встало на путь сговора с «третьим рейхом», так как фактически прекратило союзные отношения с СССР, и 25 апреля 1943 г. Заявило о разрыве отношений с правительствохм Сикорского. Американская газета «Нью-Йорк тайме» 27 апреля 1943 г. констатировала, что как русские, так и поляки попали в нацистскую ловушку. В межсоюзнических отношениях возник «польский вопрос», разрешением которого занимались все конференции глав великих держав. Гитлеровцы добились основной цели своей провокации: создали трения в антигитлеровской коалиции. К сожалению, для достижения этой цели фашисты использовали вполне реальные дела и факты.

Международная комиссия врачей и так называемая Техническая комиссия польского Красного Креста, занимавшиеся эксгумацией и опознанием трупов, в апреле — начале июня 1943 г. определили, что Катынский лес уже давно служил для расстрелов советских граждан. Их трупы, пролежавшие в земле 5—15 лет, были обнаружены при раскопках. В Катынском лесу были вскрыты и восемь польских могил. Семь из восьми могил в 1943 г. были эксгумированы полностью, восьмая частично. Могилу засыпали, работы были прекращены. Почему? На этот вопрос есть несколько ответов: дальнейшие раскопки могли опровергнуть гитлеровскую версию о 12 тыс. убитых в Катыни польских офицеров; немцы опасались советского наступления, ведь фронт уже проходил в 30— 40 км от Смоленска.

Что же ближе к истине?

В нераскрытой могиле могло быть 150—200 трупов, как и в других могилах, сброшенных навалом. Людей убивали с близкого расстояния выстрелом в затылок. Многие трупы (до 20%) были найдены со связанными руками а следами сопротивления. Жертвы были убиты в разное время года; тела лежали и в зимней (могила № 1) ив летней форме. Имелись 22 лица в гражданской одежде. Были убиты не только офицеры, но и рядовые. Гитлеровский глава немецкой военной комиссии д-р Г. Бутц назвал дату смерти:            весна 1940 г. Польская комиссия не определяла дату

смерти даже в выдаваемых семьям свидетельствах о гибели жертв Катыни. Правда, члены комиссии договорились не подтверждать гитлеровских версий. Отчет главы этой комиссии М. Водзинского, написанный в 1947 г., содержит весьма обтекаемые формулировки. Степень распада трупов, по мнению М. Водзинского, «не может быть основанием для обозначения точного времени пребывания тел из Катынского захоронения в земле». Время совершения преступления определялось им на основе материальных и письменных свидетельств, найденных у захороненных: вторая половина марта — апрель 1940 г. (Всего было найдено 3194 акта. В 1945 г. гитлеровцы их уничтожили.) Водзинский считал, что все гитлеровские свидетели были подкуплены.

Объявленное нацистской пропагандой число жертв в Катыни не подтвердилось. Но и комиссия Бурденко, заявляя, что время расстрела — сентябрь — декабрь 1941 г., т. е. после оккупации Смоленска гитлеровцами, определила число жертв в 11 тыс. (не раскрывая всех могил). Она же указала, что среди нескольких добытых вещественных доказательств был документ офицера из Старо бельска, т. е. надо понимать, что жертвами были узники не только из Козельска, но и из Старобельска. Материалы об этом офицере действительно есть в документах Старобельского лагеря.

Приводимую комиссией Бурденко цифру в 11 тысяч польская сторона считает намерением закрыть вопрос об интернированных в СССР офицерах. По советским материалам известно, что она появилась в отчете и в материалах Нюрнбергского процесса «неожиданно».

Эксгумировано было 4243 трупа, из которых 2730 было идентифицировано. Комиссия Бурденко (работала 16—23 января 1944 г.) эксгумировала 925 трупов. Перезахороненные польской комиссией трупы были снабжены металлическими бирками, указывающими их номер в составленном списке. Наличие бирок не отмечается в «Сообщении» комиссии Бурденко, но она о них знала. Комиссия имела в своем распоряжении немецкий отчет, что следует из письма Н. М. Шверника к Н. Н. Бурденко от 18 января 1944 г., в котором говорится о высылке указанного материала и дается совет не вступать с немецкой «фальшивкой» в полемику.

Данные немецкой и польской технической комиссий 1943 г. показывают, что найденные на трупах документы, обрывок газеты имеют последнюю дату 6 мая 1940 г. Она сопоставима с датой документа НКВД за 1941 г., говорившего, что в Козельске уже 2— 5 мая 1940 г. не было никого.

Комиссия Бурденко на основе данных эксгумации, исследования материалов, опроса свидетелей, найденных на трупах документов заявила, что поляки оставались в районе Смоленска до сентября 1941 г. включительно и были расстреляны гитлеровцами осенью 1941 г. в Катынском лесу под Смоленском. В «Сообщении» утверждается, что к началу 1943 г. гитлеровские оккупационные власти предприняли меры к тому, чтобы приписать собственные злодеяния органам советской власти (свозили трупы из других мест, используя для этого более 500 советских военнопленных, которых потом уничтожили, выкапывали трупы, проверяя содержимое карманов, часть вкладывали обратно, часть сжигали, дополнительно вкладывали бумаги, привезенные в ящиках).

Среди собранных комиссией палаты представителей Конгресса США в 1951—1952 гг. материалов имеется пересказ слов смертельно больного Н. Н. Бурденко, сказанных сыну своего друга в 1946 г. В изложении С. Меляка это звучит так: «Нас заставили подготовить формальные обоснования для обвинения немцев. Подчиняясь личному приказу Сталина, я прибыл в Катынь, где были обнаружены захоронения... Все тела находились там уже 4 года. Они погибли в 1940 г. Для меня, как врача, факты были очевидными и не было никаких сомнений. Сомневаться невозможно. Наши товарищи из НКВД допустили страшную ошибку». Правда, следует иметь в виду, что собеседник Бурденко дезертировал вскоре из Советской Армии и уехал на Запад.

Комиссия Бурденко сообщила, что нашла на трупах документы с датой 1941 г. Игнорировать эти факты нецелесообразно. Есть показания двух лиц, которые говорили о том, что летом 1941 г. в Катыни после занятия Смоленска гитлеровцы расстреливали не успевших эвакуироваться интернированных поляков и их советских охранников. При всем современном недоверии к показаниям того времени их необходимо проверить. Они сопоставимы с сообщением А. П. Бринского, советского партизанского командира, о приказе гитлеровцев хватать всех катынских беглецов, т. е. польских интернированных. Это подкрепляется записями от 15 августа 1941 г. в блокноте бургомистра Смоленска Меньшагина.

Итак, на основании косвенных документов НКВД, времени прекращения переписки, исчезновения тысяч людей, почти полного соответствия численности Козельского лагеря и численности погребенных в Катыни, а также по показаниям свидетелей, в частности С. Свяневича, следует признать, что время основного заполнения могил Катыни — весна 1940 г. Катынское дело — это преступление сталинского репрессивного режима, поправшего нормы международного права и человечности. Могилы Катыни 1929—1939 гг. и 1940—1941 гг.— это могилы советских людей многих национальностей и интернированных поляков. Здесь же лежат польские граждане немецкого происхождения.

Остается невыясненным, кто отдал чудовищный приказ (или вынес приговоры), каковы мотивы этого решения, его цели, причины и повод.

Юридическую оценку и квалификацию имеющегося материала надлежит сделать прокуратуре и суду.