В 1932 году уже давали чугун домны Магнитки и Кузнецка; хибинские апатиты перерабатывались на удобрения в Ленинграде и на Украине; появились харьковские тракторы и нижегородские автомобили, фабрики искусственного волокна в Клину, Могилеве и Ленинграде, химические заводы в Березниках и Воскресенске, медеплавильный комбинат в Красноуральске и завод сельскохозяйственных машин в Ташкенте. Можно перечислять и перечислять — всего за период с 1 октября 1928 года по 1932 год было построено 1500 крупных промышленных предприятий. Можно сказать что ежедневно в строй вступал один форпост индустрии.

Особенно быстро развивались ранее отсталые национальные районы страны: объем промышленного производства в старых центрах вырос в 2 раза, а в национальных республиках — в 3,5 раза. Так практически воплощалась в жизнь ленинская национальная политика. Закладывался прочный фундамент для фактического равенства всех народов Советского Союза.

Разительные перемены произошли и в старых промышленных районах, предприятия которых подвергались коренной реконструкции. Новая техника пришла на нефтепромыслы Баку, угольные шахты Донбасса. По меткому выражению современников, реконструкция старых заводов сплошь и рядом была «пришиванием пиджака к пуговице». Преобразовались и вновь стали молодыми такие ветераны, как «Красный пролетарий» и Коломенский паровозостроительный, «Красный треугольник» и знаменитый Сормовский. Там, где были мастерские АМО, поднялись корпуса одного из крупнейших в Европе автомобильного гиганта. Окончательно ушла в прошлое «ситцевая» Москва. Столица СССР стала центром машиностроения и электротехники.

Повсюду ударный труд преображал страну. Побывавший у нас в 1931 году Бернард Шоу писал: «...Россия отвратительного царизма сейчас становится энергичной, трезвой, чистой, по-современному интеллектуальной, независимой, цветущей и бескорыстной коммунистической страной.

Пятилетний план завершается с успехом, ибо каждый мужчина, женщина и ребенок, занятый планом, знает, что результаты принесут им пользу, а не будут расточаться лентяями. Они знают, что пятилетний план уже дал им короткую рабочую неделю и более высокую заработную плату, а также воспитательные и культурные возможности, о которых не мечтали их отцы, и полное социальное признание как действительно органической части общества. Такой план невозможен в Англии или в Америке, так как рабочие знают, что их усилия означали бы лишь более высокие прибыли для лентяев, сокращение продолжительности жизни и потогонные условия труда для самих рабочих».

Едва ли нужно комментировать эти слова. Умом глубокого мыслителя, сердцем искреннего друга Бернард Шоу оценил и почувствовал главное: те решающие преимущества социализма перед капитализмом, которые раньше обосновывались чисто теоретически, в Советской России осуществляются на практике. Многие, подобно Шоу, видели не только нехватку жилья и продовольствия. Перед их взором была страна новостроек и коллективных хозяйств, народ, покончивший с эксплуататорами и безработицей, государство, установившее самый короткий в мире рабочий день и утвердившее для каждого труженика равное право на труд, учебу, отдых.

Всякому, кого не ослепила классовая ненависть к социализму, было ясно, что наши трудности — это трудности роста, что они принципиально отличны от «будней» капиталистического мира.

Там склады и магазины ломились от товаров, но не было покупателей: высились горы хлеба, мяса, масла, но народ голодал; стояли сотни заводов и фабрик, а миллионы трудящихся оставались без работы.

В ту пору лишь на одной шестой части планеты успешно шло созидание нового общества. Советские люди хорошо понимали это, верили в будущее, ради него сознательно шли на многие ограничения, лишения и жертвы. Боролись и побеждали. Хорошо сказал об этом один старый рабочий: «Живется как? Тяжело живется... Спросите любую женщину — легко рожать? Сколько мук принимает каждая, пока даст жизнь маленькому человечку. А потом сколько тревог, сколько забот, пока поставит это дите на ноги, пока сделает из него настоящего человека. Сколько годов, трудов надо на это положить. А мы, русские пролетарии, вздумали целый мир рожать, и не только для себя, но и для всех таких, как мы с вами. И вы что же, хотели, чтоб и он сразу на ноги стал, без боли и мук?!

Посмотрите на него. Молод годами, а уже крепко стоит. Посмотрите, как бежит, как догоняет этот младенец старый мир, как перестраивает его на новый лад Тракторостроями и Магнито-строями».

Страна действительно преображалась на глазах. Шаги советской индустрии были поистине семимильными. Уже в 1931 году досрочно выполнили пятилетний план машиностроители, электротехники, нефтяники. А в январе 1933 года объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) констатировал: сделан решающий шаг по пути превращения СССР в могучую индустриальную державу, заложены:основы для технического перевооружения всех отраслей народного хозяйства, построен экономический фундамент социализма.

Это была великая победа, одержанная партией, рабочим классом, всем советским народом.

Давно ли Россия была страной преимущественно аграрной? Еще в 1913 году 3Д всей ее продукции давало сельское хозяйство; все отечественное машиностроение изготовило в год лишь 1754 станка. И ни одного трактора, ни одного автомобиля собственного производства... Даже в 1928 году город выпускал товаров меньше, чем деревня. Количество собранных станков по-прежнему не достигало двух тысяч. Всего лишь 800 автомашин и 1300 тракторов вышли в тот год за заводские ворота...

И менее чем через пять лет промышленность уже давала намного больше половины всей продукции народного хозяйства, а в самой промышленности тяжелая индустрия по объему превысила легкую; в 1932 году было выпущено 19,7 тысячи станков (в 10 раз больше, чем в 1928 году), 50,8 тысячи тракторов (в 28 раз больше, чем в 1928 году), 23,9 тысячи автомобилей (в 28 раз больше, чем в 1928 году). Резко увеличилось производство электроэнергии, удобрений, газа, нефти, цемента, бумаги...

Но дело было не только в количественном росте и не только в структурных сдвигах внутри народного хозяйства. Главное заключалось в том, что это были успехи социалистической индустрии, индустрии, которая принадлежала народу, неуклонно шла вперед по единому государственному плану и всем ходом своего развития укрепляла диктатуру пролетариата. Мир дотоле не знал такой экономики, не знал подобных темпов. Еще бы! Социализм строился впервые, и впервые человечество на практике знакомилось с его решающими преимуществами.

Было бы наивно думать — да этого никто никогда и не утверждал,— будто советская экономика поднималась в гору по гладко укатанной дороге. Подъем в гору всегда связан с преодолением трудностей, тем более если речь идет об огромной стране, на долю которой выпала миссия первой проложить путь к вершинам коммунизма. Мешали технико-экономическая отсталость, капиталистическое окружение, сопротивление свергнутых классов. Мешала и нехватка кадров, стройматериалов, оборудования, сырья. Мешало и отсутствие опыта. Все это, вместе взятое, необычайно усложняло строительство социализма, нередко приводило к оплошностям и ошибкам, создавало дополнительные препятствия.

Не удивительно, что итоги первой пятилетки свидетельствовали не только об успехах. Днепрогэс уже давал электроэнергию, а крупнейший ее потребитель — металлургический завод «За-порожсталь» только начинал строиться. Оборудование фабрики в Клину было готово к эксплуатации, но еще продолжались работы по созданию теплоэлектроцентрали. Наиболее серьезные неувязки обнаруживались в металлургии: вместо намечавшихся 10 миллионов тонн чугуна удалось получить всего 6,2 миллиона тонн.

Значительные расхождения (между планом и фактическим выполнением) обнаружились и в области химии, в легкой промышленности, в ряде других производств. Сказались, в частности, просчеты, связанные не просто с неопытностью плановых работников, но и со своего рода произволом в делах планирования. Бурные темпы индустриализации кое-кому вскружили голову, обнаружилась даже переоценка имеющихся возможностей. Уральцы, например, необоснованно пытались доказать реальность выплавки в 1932/33 году 15--17 миллионов тонн чугуна. Эта цифра получила тогда официальную поддержку. Вопреки действительным возможностям, выдвигалась и задача построить десять больших заводов синтетического каучука (в 1932 году удалось пустить только два). Между тем плановая экономика требовала особенно глубокого обоснования проектов, научного, подлинно марксистского проникновения в саму сущность экономических законов новой формации.

В значительной мере уроки первой пятилетки были учтены при разработке второго пятилетнего плана, которая началась уже в 1931 году. В январе 1932 года XVII конференция ВКП(б) утвердила директивы к его составлению. На всесоюзных конференциях, посвященных проблемам электрификации, химизации, размещению производительных сил и т. д., на специальных совещаниях в республиках изучались его основные положения и цифры.

Было решено в кратчайший срок ликвидировать узкие места в промышленности, а главное — завершить техническую реконструкцию всего народного хозяйства. Для этого, указывал январский (1933 года) объединенный Пленум ЦК и ЦКК партии, необходимо прежде всего развернуть освоение новой техники и новых производств.

Это не означало, что размах строительства сузится. Наоборот, он должен был возрасти. Общий объем капиталовложений в промышленность увеличивался. Но особенность второго пятилетнего плана в том и состояла, что лозунг нового строительства дополнялся лозунгом освоения самой передовой техники.

Рабочий класс хорошо понял призыв партии. 1 января 1933 года повсеместно отмечался как День ударника.

Таким он был и в Бобриках. Здесь по установившейся традиции Новый год встречали коллективно. Чествовали лучших рабочих и инженеров. Пели песни. Вспоминали прошлое. Мечтали о будущем. Вот, осиливая многоголосый хор, поднялся П. Г. Ару-тюнянц: «Друзья, минуточку внимания!» Постепенно все голоса умолкли.

Начальник строительства был общим любимцем. Многие знали его еще по 1917 году, вместе сражались в Замоскворечье, потом на фронтах гражданской войны. Помнили и другое. Осенью 1930 года он обходил старых московских друзей. С обычной убежденностью, страстно объяснял: «Понимаешь, ЦК посылает в Бобрики. Надо строить большую химию. Ты там очень нужен. Не знаешь, где Бобрики? Позор! Жена будет против? Возьмем с собой! Есть ли школа? Смешной вопрос, затем и едем. Будет и институт. Значит, я на тебя рассчитываю».

В ту осень более 300 коммунистов направил Московский комитет партии под Тулу сооружать энергохимический комплекс, равный Магнитке. А в канун 1933 года первые заводы начали вступать в строй.

Так что же сказал тогда П. Г. Арутюнянц? — Друзья, предлагаю тост за успешное окончание строительства, во-первых, за успешное начало строительства, во-вторых.

Тост всем понравился: завершились работы первой очереди, наступило время второго цикла.

— А я за то,— сказал секретарь горкома И. С. Енов,— чтобы Петр Георгиевич перестал быть начальником строительства...

Надел очки, лукаво улыбнулся и добавил:

—           Я за то, чтобы Петр Георгиевич стал директором химического комбината.

За шутливой формой, в которую Енов облек свое пожелание, скрывался глубокий смысл. По-разному воплощалось оно в жизнь в Бобриках и Кузнецке, в Белоруссии и на Дальнем Востоке, но суть была одна: главной задачей дня становилось освоение новых производств.

Кто теперь не знает Волгоградский тракторный завод! Открой любую книгу по истории советского общества и обязательно найдешь рассказ о нем или рассказ о том, как вступал в строй этот тракторный гигант на Волге. И это не случайность!

В середине июня 1930 года был собран трактор СТЗ-1. По плану на следующий день с конвейера должно было сойти уже 30 машин, а после достижения проектной мощности — 144 трактора в сутки. Но проходили дни, недели и даже месяцы — конвейер почти не работал.

В апреле 1931 года.--в город приехал председатель ВСНХ Г. К- Орджоникидзе. Ша“г за шагом обошел он цехи завода, беседовал с рабочими и инженерами, всматривался и слушал. Кругом была молодежь, полная задора и энергии, но впервые столкнувшаяся с производством. А тут конвейер, железный ритм, сноровка, глубокое знание дела. Штурмы только во вред, нужны планомерное овладение техникой, четкая организация процесса. Серго привык говорить правду в глаза, он не боялся большевистской прямоты и откровенности. На общем собрании коллектива он беспощадно вскрывал недостатки: «Это колоссальный завод, махина. Но не мы им владеем, а он нами. Мы барахтаемся беспомощно. При тех машинах, которые имеются у нас, требуется дисциплина такая же, как от красноармейца, который стоит на посту и ответствен за порученное ему дело. Отвернулся — и уже нарушил дисциплину. А у вас не только отворачиваются, а еще и почешутся, а потом и папиросу закурят...»

Больно слышать такие упреки, но Серго прав. Коммунисты завода объявили поход за коренную перестройку работы. Во главе завода партия поставила опытного организатора М. С. Михайлова-Иванова. Бригада во главе с секретарем ЦК ВЛКСМ А. В. Косаревым направилась для налаживания политико-воспитательной работы. И дело пошло.

На заводе была введена новая система оплаты труда — уравниловке пришел конец. Все рабочие взялись за учебу: одни учились читать чертежи, другие овладели смежными операциями, третьи изучали конвейер... Расширилось жилищное строительство, вступил в строй кинотеатр, открылись новые столовые.

Постепенно завод ожил, задышал полной грудью. 20 апреля 1932 года он дал за день 144 трактора. Вскоре проектная мощность была превышена.

«Динамо» в содружестве с амовцами и ярославскими автомобилестроителями выпустил первый троллейбус. В Москве открылось регулярное троллейбусное сообщение.

Самое важное заключалось в росте электровооруженности труда. За вторую пятилетку она поднялась в промышленности (в расчете на одного рабочего) более чем в два раза. Это позволило механизировать многие трудоемкие й тяжелые процессы, создало намного более благоприятную, чем в прошлом, обстановку для повышения производительности труда. В повседневный обиход стали входить такие понятия, как электроплавка, электросварка, электролиз и т. п. Производительность труда в годы первой пятилетки выросла в среднем на 41 процент, а за годы второй пятилетки в промышленности она поднялась на 82 процента (по плану предусматривалось 63 процента), а в строительстве — на 83 против намеченных 75 процентов.

Новый план осуществлялся в условиях, в целом гораздо более благоприятных, чем в минувшее пятилетие. Иными стали город и деревнй, видоизменилось все народное хозяйство, социалистический сектор одержал в нем безраздельную победу, и это наложило отпечаток как на материальную, так и на духовную жизнь страны.

Внутри партии больше не стало оппозиций. Никто уже не выступал против генерального курса на социалистическую индустриализацию. Последние остатки классово чуждых элементов были разоблачены и изолированы. То поколение, которое пошло в школу в середине 30-х годов, как правило, лишь из рассказов старших да из книжек узнавало про кулаков и нэпманов. А ведь еще в канун 1928 года в газетах печатались объявления: «Сдается квартира лицу свободной профессии или торговцу», работали частные театры и рестораны, еще светились огни Владимирского игорного клуба, который, как значилось в его рекламе, работал круглосуточно весь год, «за исключением рождества Христова и пасхи».

Радостной была встреча 1935 года. С 1 января начиналась отмена карточной системы снабжения продуктами. В тот день традиционное пожелание «С Новым годом, с новым счастьем!» было наполнено особым смыслом.

В целом, повторяем, вторая пятилетка начиналась в условиях, когда творческая активность рабочего класса получила простор еще больший, чем в конце 20-х годов, когда социалистическое соревнование приняло массовый характер.

Возглавленное и поддержанное партией движение за освоение пущенных производств и передовой техники ознаменовалось рождением новых починов, дальнейшим ростом политической сознательности трудящихся. К общественной жизни потянулись самые широкие слои населения. К руководству бригадами, цехами, заводами, промышленностью выдвинулась целая плеяда талантливых организаторов.

Еще в 1923 году, в самый разгар восстановительных работ, XII съезд РКП (б) в своем решении указал: «Весь тот энтузиазм, который расходовался ранее рабочей молодежью на революционно-политическую борьбу, должен направляться на овладение наукой и техникой... Организация социалистического хозяйства для пролетарского авангарда — не карьера, а подвиг». В тот год, когда партия выдвигала эту задачу, значительную часть командиров промышленности, руководителей предприятий, строек составляли беспартийные специалисты; некоторые из них даже не скрывали своего неверия в строительство социализма. В составе учащихся технических вузов на долю коммунистов и комсомольцев приходилось всего 11,4 процента. Среди обучающихся рабочим был лишь каждый шестой.

Принципиально иная картина наблюдалась десятью годами позже. В среде студентов 70 процентов составляли рабочие, а члены партии и комсомольцы — 61,3 процента.

Курс партии на создание советской технической интеллигенции осуществлялся успешно. На капитанские мостики фабрик и заводов, к руководству стройками и шахтами приходили кадры, выросшие и сложившиеся в условиях пролетарской революции, в условиях социалистического строительства.

Ярким представителем такого пополнения был металлург Павел Иванович Коробов. Он родился в 1902 году. Мальчиком пришел в доменный цех Макеевского завода, где долгие годы работал мастером его отец. Затем наступило время учения в Московской горной академии. Став инженером, молодой Коробов прошел путь от помощника начальника цеха до директора Магнитогорского комбината. Сила его заключалась не только в том, что он был талантливым организатором, знатоком современного производства. Нередко вместо разговора о том, как устранять недостатки, он становился к агрегату и показывал, что надо делать и каким именно образом. В 1933 году Г. К. Орджоникидзе срочно командировал П. И. Коробова в Днепропетровск. Здесь руководители настаивали на ликвидации старых печей и сооружении новых. Несколько недель изучал Коробов производство, анализировал свои наблюдения, советовался с рабочими, инженерами. В результате удалось выработать и реализовать такой план, который позволил доменному цеху завода имени Петровского выйти из прорыва и стать одним из лучших в металлургии СССР.

Такие же методы работы были типичны для многих директоров и инженеров, выходцев из рабочего класса и пришедших к руководству промышленностью на рубеже 20—30-х годов. Это Е. Л. Бродов, О. П. Осипов-Шмидт — в химии, А. П. Завенягин, К. И. Бутенко, Г. Е. Трейдуб — в черной металлургии, К. К- Карташев — в угольной промышленности, С. С. Дьяконов — в машиностроении и т. д. Все они прошли путь от рабочего до крупного специалиста, хорошо понимали жизнь своих коллективов, их нужды и запросы, прекрасно разбирались в новейших достижениях науки и техники.

Бок о бок с ними продолжали успешно работать замечательные практики — директор Кировского завода К. М. Отс, директор Московского автозавода И. А. Лихачев, директор Березниковского азотнотукового комбината М. А. Грановский, руководитель Кузнецкстроя, а затем Орско-Халиловского строительства С. М. Франкфурт и многие другие. Они обладали большими знаниями производства, выделялись организаторскими способностями, громадным житейским опытом. В них счастливо сочетались качества больших хозяйственников и партийных руководителей.

Это были люди, исключительно сильные верой в торжество дела партии, они трудились, действительно, не покладая рук, не щадя своих сил и здоровья. Без этого поколения руководителей нельзя себе представить индустриализацию страны, ее успехи.

То же самое можно сказать и о тех передовиках производства, которые в 30-е годы выступали запевалами новых форм социалистического соревнования.

Выдающуюся роль в борьбе за повышение производительности труда сыграл в те дни Никита Изотов. В 1932 году ему исполнилось 30 лет. Он хорошо помнил начало своей шахтерской биографии: 12-летний мальчик работал подручным, знал, как тяжел был труд шахтеров.

Советская власть даже в самые трудные годы восстановительного периода и перехода к индустриализации делала все возможное, чтобы облегчить участь подземных рабочих. На шахты поступали различные механизмы, отбойные молотки, а потом и первые врубовые машины. Зарплата росла. Хорошели старые горняцкие поселки. Передовые забойщики старались работать как можно лучше.

И все же Донбасс с плановыми заданиями не справлялся. Заводы, фабрики, тепловые электростанции постоянно нуждались в угле. Что делать? Внимательное изучение дел на местах показывало, Ачто новая техника' во -многих шахтах используется крайне плохо; н^ хватает квалифицированных кадров; организация работ сплошь и рядом отстает от современных требований.

Примерно в таком положении находилась и шахта «Кочегарка», на которой работал Н. Изотов. А соседняя шахта, № 5 имени Ленина, была передовой. Она пыталась помочь отстающим, но ничего не получалось. Тогда ленинцы прислали... рогожное знамя. Повесили его над ламповой. Кадровые рабочие, проходя мимо, опускали голову. Горняки-коммунисты забили тревогу. Решено было коренным образом перестроить всю работу на шахте.

«Когда партийная ячейка,— писал позднее Н. Изотов,— стала нас привлекать к работе, когда стали к нам больше прислушиваться, когда я впервые почувствовал, что ответственность за шахту возложена и на меня, я задумал вступить в партию. Долго я носил заявление в кармане. Много думал: гожусь ли, нужен ли я партии? А в ленинские дни подал. В этом заявлении я писал:

«Прошу принять меня в партию Ленина. Хочу вместе с кадровыми рабочими большевиками-коммунистами проводить настоящую борьбу за снятие с шахты рогожного знамени».

На партийном собрании двух мнений не было. Несколько раз повторяли: «У Изотова нужно учиться работать». И тогда он впервые подумал: «Работаю я, действительно, неплохо, и учиться у меня есть чему, но почему же я до сих пор ничего не сделал, чтобы научить других... Ведь не всякий отстающий рабочий — лодырь и симулянт. Учить надо людей».

А научить Изотов мог многому: сам он обычно вырубал 20 тонн угля, перевыполняя план в четыре раза. И он взялся за обучение отстающих. Помогал советом и примером. Потом через «Правду» призвал опытных шахтеров распространять свой опыт. Ему ответили тысячи горняков и металлургов, химиков и колхозников. Значит, почин назрел давно. Потому так быстро и зашагал он по всей нашей стране.

Нехитрое вроде дело—обучить новичка. Но ветераны не просто передавали свои навыки. В совместном труде крепло содружество поколений; молодые и начинающие рабочие воспринимали от старших революционные традиции, гордость за свою профессию, любовь к труду.

Почин Н. Изотова по времени совпал с постановлением правительства об обязательном техническом минимуме знаний для основных групп квалифицированных рабочих и помог молодежи получить их. В ведущих отраслях тяжелой промышленности — машиностроении, металлургии, химии, на угольных шахтах — к техминимуму готовились буквально все производственники. Каждый из них должен был хорошо знать свое рабочее место, содержать его в образцовом порядке, примерно трудиться. Сначала между отдельными бригадами и цехами, а потом и между заводами разгорелось соревнование за лучшие результаты. Комсомольцы «Уралмаша» решили сдавать общественный технический экзамен, или, как его называли, соцтехэкзамен. Их примеру последовали остальные.

«После работы,— вспоминают краснопролетарцы,— никто из цеха не ушел. В пролете поставили стол с красной скатертью. За ним — инженеры, представители профсоюза, гости. Кто пойдет первым к станку? Оробели мы, а ведь дело свое неплохо знали, занимались много и дружно. Одним из первых вышел Виктор Романов. Хочу, говорит, на отлично. Мы чуть было не ахнули, а потом подумали, что ничего тут удивительного нет: на заводе он с детских лет, станки знает любые, вечерами посещает институт. Работал он — одно загляденье, у нас таких навыков не было. Сдали на хорошо. На следующий день подходит и говорит: «Давайте я вам помогу, а то вон на сборке одни отличники, а у нас их мало». Стали мы готовиться, вызвали на соревнование соседей. У них тоже был свой Изотов (это мы Романова так в шутку звали). Через несколько месяцев все сдали на отлично».

«Свой Изотов» — это хорошо сказано, по-рабочему метко. Изотовцами называли многих.

Кого же считали последователями донецкого шахтера? Прежде всего кадровых рабочих-ударников, систематически обучавших молодежь. Интересно, что среди них были и предшественники Валентины Гагановой. Рабочий Пиликис с фабрики «Скороход» на слете ленинградских ударников (апрель 1934 года) рассказывал: «Я взял отсталую бригаду, которая с нормой никогда не справлялась (вместо нормы 750 пар она давала только 400, максимум 450 пар), и начал по утрам собирать ее и обсуждать неполадки в работе... Прежде всего мы обратили внимание на наше оборудование. Для того чтобы давать такое количество продукции, необходимо было изучать наши машины. С этой работой мы справились. Затем мы стали практиковать обмен опытом и мнениями до работы и по окончании работы: один делает, другой замечает и делает поправки...»

Позднее Пиликис перешел еще в одну отстающую бригаду и снова добился отличных результатов.

Развивались и другие, ныне всем известные формы приобщения масс к инженерному творчеству, возникали весьма перспективные, в то время принципиально новые способы повышения культурно-технического уровня рабочих. Краснопутиловец В. Карасев возглавлял, быть может, самую первую в стране комплексную бригаду рационализаторов, в которую входили и рабочие, и конструкторы.

А в Москве на заводе имени Владимира Ильича был создан кружок рабочих-авторов. Теперь уже трудно узнать, кто выступил инициатором создания таких кружков (они действовали на «Красном богатыре», на Дорогомиловском химзаводе и других предприятиях). Главное же заключается в том, что, подобно сотням других начинаний, новые формы творческой активности масс свидетельствовали о наступлении нового этапа в жизни страны.

...Шел 1934 год. Капиталистический мир еще переживал последствия небывалого по своей катастрофической силе и размаху кризиса. По-прежнему миллионы людей мечтали о работе. Тысячи бездомных и обездоленных влачили жалкое существование, даже не имея никаких надежд на будущее. Именно в это время первое на земном шаре социалистическое государство вновь посетил Герберт Уэллс, так мало веривший в вероятность ленинских прогнозов. Но теперь писатель-фантаст на каждом шагу убеждался, что ленинизм живет и побеждает.

Уэллс шагал по Москве. Навстречу ему и обгоняя его проносились советские автомобили, троллейбусы, трамваи. По Остоженке нельзя было проехать: вдоль всей улицы тянулась глубокая траншея. «Здесь прокладывают метро. Работы ведутся открытым способом»,— пояснили иностранному писателю. Он улыбнулся. Может быть, вспомнил свои скептические прогнозы 14-летней давности?

Сопоставим еще раз год 1920 и год 1935. Поистине дистанция огромного размера. Народный комиссар тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе, выступая на декабрьском Пленуме ЦК ВКП(б), говорил:

«Завтра, 22 декабря, исполняется 15 лет с того дня, когда Владимир Ильич Ленин с трибуны VIII Всероссийского съезда Советов провозгласил план ГОЭЛРО второй программой партии...

По электрификации по плану ГОЭЛРО было намечено ввести в работу 1500 тысяч киловатт на новых районных электростанциях. К концу 1935 года, то есть за 15 лет, на электростанциях Главэнерго введено 3815 тысяч киловатт новой мощности, сверх того на крупных промышленных станциях районного значения введено за эти годы 530 тысяч киловатт. Всего 4345 тысяч киловатт, то есть план ГОЭЛРО перевыполнен почти в три раза».

Одновременно плановые задания ГОЭЛРО были выполнены по добыче угля на 174 процента, по выплавке стали — на 195, по производству чугуна — на 152, по добыче железной руды — на 138 процентов и т. д.

Следует подчеркнуть, что в достижении этих результатов первые годы второй пятилетки сыграли значительную роль. В строй вступило большое количество крупных предприятий, заложенных ранее (во вторую пятилетку страна вступила с огромным незавершенным строительством: 13,7 миллиарда рублей против 1,7 миллиарда рублей в 1926 году). Начали давать продукцию «Уралмаш» и Ново-Краматорский машиностроительный гигант, по мощности обогнавший знаменитый завод Круппа в Руре. Заработали азотнотуковые комбинаты в Бобриках и Горловке. Появились тракторы с маркой Челябинского завода. Правительственные комиссии приняли первые доменные печи на Запорожском, Криворожском и Липецком комбинатах, на «Азовстали», десятки новых угольных шахт.

В сочетании с повседневной борьбой за освоение новой техники это привело к принципиально важным качественным сдвигам. Только за 1934 год по сравнению с 1932 годом добыча угля увеличилась на 30 миллионов тонн (прирост превысил всю дореволюционную добычу). В полтора раза против уровня 1933 года поднялась выплавка стали. Вдвое увеличился выпуск азотных удобрений. Почти на 50 процентов ускорилась проходка нефтяных скважин... Что особенно важно, в отличие от первой пятилетки, когда себестоимость промышленной продукции вопреки плану даже повысилась, с 1933 года она начала регулярно снижаться.

Буквально во всем ощущалась новая полоса развития советской индустрии. Пафос освоения давал свои плоды. Техникоэкономическая независимость страны, строящей социализм, стала реальностью.