Декабрь 1925 года. Шумят вековые сосны на горе Магнитной, над гладью Днепра по-прежнему выпирают знаменитые пороги, по трассе будущего Турксиба неторопливо бредут верблюды.

Еще батрачит Алексей Стаханов, большая часть населения не знает грамоты и мало кто из крестьян видел трактор.

Заправилы капиталистического мира все еще лелеют мечту о «падении большевизма». Правительство Соединенных Штатов Америки снова и снова выступает против дипломатического признания СССР. На просьбы о выдаче виз для поездки в СССР в Вашингтоне отвечают: «Такая страна нам неизвестна».

Но, вопреки злобе владык старого мира, упрямо не желавших примириться с существованием Советской страны, она уже отметила восьмую годовщину своего существования, с каждым днем набирала новые силы. Новая экономическая политика блестяще оправдала надежды В. И. Ленина: объем продукции крупной промышленности к концу 1925 года вырос по сравнению с 1920 годом в несколько раз. Уже давали ток Каширская, Шатурская, Ки-зеловская, Нижегородская электростанции. 87 процентов довоенной продукции производило к тому времени и сельское хозяйство. Однако как и 10—12 лет назад, мы не имели развитого машиностроения, современной химии, крупной строительной индустрии. Приходилось ввозить станки и трубы, хлопок и каучук, тракторы и многое другое.

Сама жизнь ставила вопрос: что делать дальше? Как покончить с технико-экономической отсталостью? Где взять средства для ускоренного создания основ социализма?

Некоторые предлагали: вовсю развивать сельское хозяйство, продавать хлеб, лен, пеньку, постепенно собирать деньги на новые заводы. Значит, оставаться аграрной страной?

Было и такое мнение: строить прежде всего предприятия легкой промышленности, продавать ситец, обувь и прочие предметы первой необходимости, а потом, накопив большие прибыли, взяться за тяжелую индустрию.

Чтобы выбрать правильный путь для построения социализма, большевики собрались 18 декабря 1925 года на свой XIV съезд.

Обсудив отчетный доклад Центрального Комитета, с которым выступил И. В. Сталин, съезд наметил единственно правильный путь: всемерно развертывать социалистический сектор народного хозяйства, развивать в первую очередь производство средств производства, форсировать подъем тяжелой индустрии, неуклонно укреплять оборонную мощь диктатуры пролетариата. Только так можно было осуществить реконструкцию, повсеместно вытеснить частника и перевести миллионы мелких крестьянских хозяйств на рельсы новой жизни.

Против линии партии на съезде выступила так называемая «новая оппозиция»; ее возглавляли входившие тогда в Политбюро ЦК Зиновьев и Каменев. Вместе с небольшой группой своих сторонников они, как и троцкисты, отрицали возможность построения социализма в СССР. При этом они все время ссылались на экономическую отсталость страны и малочисленность рабочего класса.

С тех пор прошло более 60 лет. Но и сегодня нельзя спокойно читать стенограмму XIV съезда ВКП(б). Буря негодования проносилась по залу, когда на трибуну выходили оппозиционеры. А сколько страстности, большевистской убежденности было в речах тех, кто отстаивал генеральную линию партии! Стоя приветствовали делегаты посланцев многочисленных заводов и фабрик, для которых не было сомнения в том, что социализм в нашей стране можно построить и что он будет построен.

Потерпев поражение на съезде, оппозиционеры попытались повести за собой ленинградскую парторганизацию. Но и здесь их ждал провал. Специально посланные партией в Ленинград члены ЦК (А. А. Андреев, К. Е. Ворошилов, М. И. Калинин, С. М. Киров и другие) рассказали коммунистам города о поведении и взглядах части их представителей на съезде. Бурно проходившие собрания закончились тем, что в Ленинграде 96,3 процента всех членов партии одобрили решения съезда и резко осудили «новую оппозицию».

И так было повсеместно.

В те дни у газетных киосков выстраивались особенно большие очереди. В цехах шли коллективные читки. Обеденные перерывы стихийно превращались в собрания и митинги. Рабочий класс хорошо понимал, что в жизни страны начинается новый этап.

Курс на индустриализацию не был, разумеется, неожиданностью, он явился прямым выражением ленинских предначертаний. Подготовка к нему велась уже давно: и тогда, когда появились первые декреты Советской власти, и когда разрабатывался и обсуждался план ГОЭЛРО, и когда строилась Шатура. Вообще сам термин «восстановление» во многом условен. Народное хозяйство не просто подтягивалось к довоенному уровню. Разруха преодолевалась в условиях, принципиально отличных от капиталистического мира. Все основные средства производства, земля, ее недра принадлежали народу. В крупной промышленности полностью господствовал обобществленный сектор, и она развивалась по государственному плану. Следовательно, восстановление по своему характеру было социалистическим.

Уже в начале 20-х годов многие старые предприятия, возвращаясь к жизни, перестраивались, оснащались новой техникой, расширялись. Именно тогда были созданы первый отечественный тепловоз, первые автомобили и тракторы. Первые отечественные. Царская Россия их не производила. Показательно и то, что по выработке электроэнергии, выпуску энергетического оборудования, ткацких станков, некоторых видов сельскохозяйственных и других машин Советский Союз превзошел показатели 1913 года задолго до XIV съезда ВКП(б).

Для тех, чьи взгляды увязли в прошлом, кто не мог отрешиться от старых шаблонов, это были маленькие островки удач, случайные успехи. Совсем по-другому оценивала эти достижения партия. В них она видела преимущество социалистической системы хозяйства, истоки грядущих побед, и взор ее был устремлен в будущее. Недаром еще 9 апреля 1925 года председатель ВСНХ Ф. Э. Дзержинский подписал приказ о проведении плана капитального строительства государственной промышленности на 1925/26 год, в котором выполнение этого плана прямо приравнивалось «к осуществлению программы мероприятий, связанных с индустриализацией СССР».

Иначе говоря, уже в 1921 —1925 годах накапливались предпосылки для создания современной крупной промышленности, обеспечивающей полную победу социалистического способа производства в городе и деревне, технико-экономическую независимость страны, безопасность ее границ. Естественно, что в полную меру этот процесс развернулся лишь после того, как было в основном восстановлено разрушенное.

—           Как я понимаю индустриализацию, так это вот что,— говорил один из путиловских рабочих.— Помните, два года назад наш завод Троцкий хотел закрыть, не видел для нас перспективы. Теперь об этом смешно вспомнить. Теперь нам нужно построить еще десять, а может, и сто таких заводов, да к ним еще электростанции и многое другое. Я в этих вопросах не очень силен, да и грамотным стал недавно. Но рабочий класс все это сделает. И придет конец безработице, всяким нэпманам да кулакам. Никакие там лорды и капиталисты нам не будут опасны.

А когда кто-то из маловеров, перебивая рабочего, крикнул: «Откуда это известно?»— поднялся секретарь партийной ячейки с газетой в руках и торжественно зачитал:

—           Вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование, чтобы таким образом СССР в обстановке капиталистического окружения отнюдь не мог превратиться в экономический придаток капиталистического мирового хозяйства, а представлял собой самостоятельную экономическую единицу, строящуюся по-социалистически, способную благодаря своему экономическому росту служить могучим средством революционизирования рабочих всех стран и угнетенных народов колоний и полуколоний.

—           Так ведь это все пока только на бумаге,— снова раздалось из зала.

И секретарь ответил:

—           Для тех, кто не верит в силу рабочего класса, это пока только на бумаге. А у настоящих путиловцев это и в сердце, и в голове. Для нас решение съезда — закон.

Курс на социалистическую индустриализацию стал генеральной линией всего советского народа.

Вот почему в удивительно короткие сроки — в сроки, поразившие мир, нам удалось собственными силами заложить фундамент социалистической экономики.

Капиталисты не оказали финансовой поддержки пролетарскому государству. Но сорвать дело индустриализации они не смогли. Необходимые средства дал народ, дали завоевания Великого Октября. Деньги, которые раньше присваивали себе буржуазия и помещики, которые транжирила царская фамилия, выплачивались иностранным капиталистам в виде процентов по царским займам, были направлены на становление социалистической индустрии. Громадный выигрыш дала борьба трудящихся за повышение производительности труда, за режим экономии, за лучшую организацию работы.

Вот как это было.

...В один из апрельских дней 1926 года секретарь партийной ячейки вагонной мастерской станции Москва Московско-Казанской железной дороги собрал комсомольских активистов. Зашел разговор о первых субботниках, о встречах с В. И. Лениным, о решениях XIV съезда ВКП(б). И тогда секретарь сказал:

—           А как вы, ребята, собираетесь ответить на призыв партии? Вы должны показать пример. Докажите всему цеху, что можно работать производительнее. Ведь вы же комсомольцы, передовая часть молодежи, ее ударная бригада, как говорил Владимир Ильич.

Первым поднялся Николай Некрасов, потом другие. В конце концов коллективно решили создать молодежную бригаду и работать без брака. Наладили обмен опытом, слесари стали обучать своих подручных. Однажды постановили: выполнять норму при меньшем числе рабочих. Согласились не сразу. «Это что же, сокращение штатов? А что будет с сокращенными?»

Но потом увидели: предложение дельное, квалификация у всех выросла. Каждые четверо стали работать сначала за пятерых, а потом и за шестерых. Производительность труда поднялась, ребята получили самый высокий заработок в цехе.

Такие же комсомольско-молодежные коллективы появились на резиновых заводах «Красный треугольник» и «Красный богатырь», в Сибири, на Урале, в Донбассе. Все они работали по-новому, по-ударному, и их справедливо стали называть ударными бригадами. Рождались тысячи больших и малых починов, и все они сливались в могучий поток всенародной инициативы.

Посмотрите газеты того периода, поговорите с ветеранами труда, присмотритесь к стендам исторических музеев, и вы почувствуете, как напряженно билась творческая мысль народа в поисках дополнительных резервов и источников накоплений.

Вот одно из многих тысяч таких свидетельств. В июле 1926 года семь работниц Тверской мануфактуры писали в газету: «Мы считаем, что полотенца у нас на фабрике выдаются напрасно. Мы получаем для чистки машин концы тряпок. От них можно отрывать тряпочки и для рук... Надо самим рабочим следить, чтобы добро береглось. Каждая пушинка есть частица нашего добра. Нужно экономить не только на крупном, но и на мелочах. А материал, который рвется на полотенца, пусть лучше идет на пошивку белья для детских домов и больниц». Вот как боролись за экономию тверские текстильщицы!

Можно было бы рассказать о крупных научных открытиях, о выдающихся рационализаторах, о просьбах снизить расценки, увеличить нормы... Но посмотрите еще раз на письмо из Твери. Простое, казалось бы, предложение, а в нем дух времени: все силы и средства, каждый порыв души, каждую копейку — на общее благо!

В результате общенародных усилий уже в 1926/27 хозяйственном году в промышленность удалось вложить более миллиарда рублей — почти в 50 раз больше той суммы, которую так радостно называл В. И. Ленин в 1922 году. Как же был израсходован этот миллиард? В конце 1926 года вступила в строй Волховская ГЭС. Вскоре первые рабочие появились у днепровских порогов. Десятки поисковых партий ушли в Хибины, на Урал, в Среднюю Азию. В 1927 году началась подготовка к строительству тракторного завода на Волге, гигантов черной металлургии в Кузнецке, у горы Магнитной и в районе Криворожского бассейна. Ускорилось техническое переоснащение заводов Украины и нефтепромыслов Баку. В Казахстане развертывалась добыча меди, свинца, цинка... Незабываемые дни!

19 декабря 1926 года на Волховстрой приехали председатель ВСНХ В. В. Куйбышев, секретарь Ленинградского губкома ВКП(б) С. М. Киров, члены правительственной комиссии, гости из Москвы и других городов. На торжественное открытие станции явились и дипломаты. Эти тоже обходили стройку; остановились у экскаватора, посмотрели на подвесную канатную дорогу, заметили и телефоны. Все было на уровне современной техники, и скоро от их показного равнодушия не осталось никаких следов. А когда сообщили, что мощность станции достигает 80 тысяч лошадиных сил и ей нет равной в Европе, удивлению не было границ. Так вот она какая, эта «несуществующая» страна!

И вот разрезана алая лента, включен рубильник — Волховстрой уступил место Волховской ГЭС. «Правда» писала в те дни: «Может или не может быть осуществлено социалистическое строительство в СССР? Да! Вот в болотной глуши, на берегу полупустынной реки засверкал тысячами огней изумительный по силе положительный ответ. И кто же может теперь сомневаться

в том, что будут построены силовые станции и на Свири, и на Днепре, и на Дону. Лишь бы не помешал враг извне, а внутренние силы рабочий класс найдет, как нашел для Волховстроя».

Тогда же в газетах появился снимок перспективного плана Днепровской плотины. «Зимним днем,— вспоминает А. В. Винтер,— созвали десятка два спецов в Кремль, в СНК- Стоит вопрос о постройке Днепропетровской гидростанции.

— Не можем рекомендовать строить самим. Дело слишком большое, опыта нет у нас в этих делах — так высказывается большинство. Трое высказались против, в том числе совершенно безоговорочно и я.

-— Если будет дано нужное оборудование — сами сделаем. Решение принято: нас троих и назначить на работу».

Кто эти трое? А. В. Винтер, утвержденный начальником строительства, и его заместители Б. Е. Веденеев и П. П. Ротерт. И в марте 1927 года на землях когда-то знаменитой Запорожской Сечи/за громыхали первые взрывы.

Костяк днепростроевцев составили рабочие Москвы, Ленинграда, Донбасса. 600 опытных строителей приехали с Волховской ГЭС. В 1928 году в распоряжении Днепростроя находилось 45 различных кранов, 10 крупных экскаваторов.

Значительную часть работ, которые на большинстве строек в ту пору выполнялись вручную, переложили на технику. В целом это был уже другой, более высокий уровень строительства, чем на Волховстрое.

Шаг за шагом поднималась в гору советская индустрия, день ото дня росла политическая и трудовая активность масс. Первоначально предполагалось, что все турбины и генераторы для Днепрогэса будут куплены за границей. Но рабочие «Электросилы» решили иначе: «Генераторы должны быть построены на нашем заводе». Ленинградцев поддержали харьковские металлисты. Это смутило даже такого крупного специалиста, как А. В. Винтер. В письме В. В. Куйбышеву он писал: «Эта задача трудно выполнимая для нашей электропромышленности».

Разгорелись споры. Тщательно взвешивались все «за» и «против». В итоге предложение ленинградцев было принято. 14 ноября 1927 года Куйбышев на заседании ВСНХ говорил: «Приняв сегодня решение о передаче заказов на основную массу электрооборудования для Днепростроя на советские заводы, мы тем самым приняли постановление исторической важности. История нашей страны теперь становится в полную зависимость от развития наших собственных производительных сил».

Так уже в первые годы индустриализации развертывалась борьба за технико-экономическую независимость страны. Особо важное значение имело создание собственного машиностроения. В 1928 году выпуск металлорежущих станков не достиг еще двух тысяч. Многие виды кузнечного оборудования, как и всевозможную аппаратуру, приходилось импортировать. В ту пору каждый день давал нам примерно два грузовика и три трактора. Не больше. О комбайнах еще только мечтали. Нельзя без волнения читать документы о том, как возникали первенцы машиностроения.

«Приказ № 1.

На основании постановления президиума Уральского областного совета народного хозяйства от 7 декабря 1926 года за № 14 я вступил в исполнение обязанностей временно управляющего Уралмашиностроем с 7 декабря 1926 года.

Управляющий Машиностроем Банников».

Так открывается история Уралмашзавода. Человек же, подписавший этот документ, хотя и назывался временным управляющим, отнюдь не был временным. Многим обязан ему завод и в пору трудного рождения, и в пору острой борьбы за право на жизнь, и в пору освоения производства первых машин. Коммунист, член ЦИК СССР, Александр Петрович Банников освобождал Урал от колчаковцев. Потом, занимаясь восстановлением промышленности, он мечтал проектировать новые заводы.

Летом 1927 года на стройке сформировалась первая коммунистическая ячейка. В ее состав входило всего 12 человек. Пришло время, и маленький отряд развернулся в армию, воспитавшую десятки тысяч бойцов за социалистическую индустрию. Но и когда их было двенадцать, они тоже шли в авангарде. Дело требовало — становились лесорубами, плотниками, каменщиками, разнорабочими. Своим примером увлекали других, и казавшиеся непреодолимыми препятствия отступали.

Сохранился рассказ строителя Рогозы, дошедший до нас в его собственноручной записи. «Когда мы пришли работать, только было привезено гужевым транспортом два куба серого камня, три куба песку и 100 штук досок... Мы работали с большой радостью... А контора была у товарища Банникова на каждом пеньке. Он с нами всевозможные беседы проводил о стройке. Подходит к нам как-то под вечер:

— Я сейчас все работы обошел, просмотрел. Даже есть захотел. Есть у вас картошка?

Садимся мы восемь человек и он девятый в кружок, полное ведерко вареной картошки в мундирах стоит перед нами да булки две ржаного хлеба, и ужинаем...

Вначале спали под сосной, потом сделали избушку для сторожа и самих себя... Первая работа артели — 12 ям для гашения извести, и лес валили. Была прорублена железная дорога, насыпь сделана и отведена ветка, которая называлась Южная. Коно-возчики работали на 250 лошадях... Потом поставили ларек. 10 июля прибыло еще 250 человек, а потом оборудование пошло...»

Так начинали.

Вскоре стали возводить фундамент. Прикрепили медную доску: «15 июля 1928 года, в день 9-й годовщины освобождения Урала от Колчака, заложен Уральский машиностроительный завод».

Постепенно новостройки переставали быть редкостью. Правда, в 1926—1928 годах основные средства расходовались еще на капитальный ремонт, на переоборудование действующих предприятий, на развитие старых промышленных районов. По замыслу партии они должны были стать (и действительно стали) опорными базами индустриализации. Но уже тогда отчетливо выявился курс на строительство новых предприятий, в первую очередь тяжелой промышленности; наметилась линия на ускоренный подъем ранее отсталых районов страны. Особое внимание уделялось бывшим царским окраинам.

Веками мечтали народы этих окраин о счастье. Заброшенные далеко от центров промышленной и культурной жизни, они только слышали, что где-то есть иная, большая жизнь. В начале 20-х годов мало кто из них представлял себе паровоз. Но вот по аулам разнеслась весть о строительстве большой железной дороги. О ней рассказывали агитаторы-коммунисты. Эта дорога, обещали они, откроет путь, по ней к нам придут машины, с ее помощью мы построим фабрики, оросим поля...

Вот оно, счастье, о котором мечтали! Советская власть дала землю и воду, боролась с баями, хочет построить Турксиб, который оживит край и поможет покончить с остатками феодализма. И потянулись люди на стройку. Уходя, говорили: «Идем строить дорогу жизни». Вместе с казахами и русскими прокладывать пути приехали тысячи украинцев со своими повозками, лошадьми и лопатами. Многие землекопы признавались, что пришли за длинным рублем. Однако сама жизнь вырабатывала в них чувство коллективизма, чувство пролетарской солидарности. Тяжело было работать зимой, в пургу и морозы, еще труднее давались километры летом, когда жара доходила до 40 градусов и выше, а песчаные бури разрушали насыпь, сносили юрты. Но в любую погоду первыми на работу выходили коммунисты и комсомольцы.

26-летним малограмотным парнем пришел на стройку Джум-галий Омаров. Работал без устали. Вместе со всеми учился, смотрел кинофильмы, не пропускал ни одного доклада, хотел быть ударником, потому и не боялся трудностей. Стал коммунистом, настоящим борцом за новую жизнь. К 1929 году строители из юрт и землянок стали переселяться в оборудованные для жилья вагончики. На помощь землекопам пришли экскаваторы и краны. Темп прокладки путей резко возрос. С удивлением наблюдали местные жители за новой техникой. А когда появились первые паровозы, старики уверяли, что их колеса крутит... шайтан. Кроме мулл, мало кто поддерживал стариков. Обо всем этом с улыбкой вспоминал Д. Омаров, ставший впоследствии начальником Турк-сиба.

Новое повсюду властно врывалось в жизнь. Социализм уверенно наступал. Конечно, многое, еще очень многое предстояло сделать. Но главное не вызывало сомнений: собственными силами, без государственной поддержки зарубежных стран советский народ приступил к социалистической индустриализации.