Партия видела радикальное решение задачи подъема сельского хозяйства «на путях дальнейшего форсирования процессов коллективизации и строительства совхозов, на путях дальнейшего улучшения и укрепления самих колхозов и совхозов, наконец, на путях форсированного развития индустрии, являющейся ключом к социалистической реконструкции сельского хозяйства».

Именно так в ноябре 1929 года Пленум ЦК партии определил способ ликвидации затруднений, возникших в ходе строительства социализма. В связи с этим были приняты дополнительные меры по укреплению материальной базы колхозного сектора и т. д. В некоторых местах в течение одного года крестьяне переходили от сохи сразу к трактору, от молотьбы цепами — к комбайну. Таких хозяйств было еще мало, но их пример распространялся необычайно широко.

Решение о необходимости сократить намеченные пятилетним, планом сроки проведения коллективизации созревало, таким образом, постепенно в ходе острых дискуссий й анализа местного опыта. Кое-где курс на ускорение темпов колхозного строительства был взят еще в апреле 1929 года. Такие решения приняли съезды Советов Грузии, Киргизии и других районов. Тогда же впервые, как практическое задание ближайшего времени, прозвучали и слова «сплошная коллективизация». Колхозцентр РСФСР объявил Воловской район Тульской губернии, ранее ничем не примечательный, первым в стране районом сплошной коллективизации. Его территория была разбита на 14 «гнезд». В центре каждого из них находились колхоз (существующий или создаваемый), машинно-тракторная станция или тракторная колонна. Вокруг этого центра велось объединение крестьян данной зоны в единый «колхоз-комбинат». Этот опыт стал, и порой без должного критического подхода, распространяться на другие районы.

Опыт создания социалистических предприятий на месте единоличных хозяйств был еще очень мал и накапливался нередко методом проб и ошибок. Но главный вывод был сделан со всей категоричностью: экономику страны нельзя длительное время базировать на двух различных социальных основах — на основе крупной социалистической промышленности и на основе мелкотоварного индивидуального хозяйства.

Крестьянин также не был изолирован от тех процессов, которые происходили в стране. Он видел: капиталистические элементы уже почти полностью вытеснены из промышленности, потеряли прежние позиции в торговле. Усиливалось наступление и на частное производство в деревне. В борьбе с социалистическим государством нэпманская буржуазия вообще и сельский капитал в частности терпели поражение. Все это оказывало серьезное воздействие на середняка: он понимал, что развитие по капиталистическому пути не имеет будущего в СССР. Переходу на путь колхозов способствовала и помощь им со стороны государства.

И все же большие сомнения испытывал крестьянин, прежде чем вступить в колхоз, с трудом расставался с единоличным хозяйством.

Вот, например, как начинался известный впоследствии «Колхоз имени Владимира Ильича» в подмосковной деревне Горки. В первом собрании участвовало 29 человек. В колхоз после долгого обсуждения вошли все. Отказался вступить М. И. Иванов, в прошлом бедняк, ставший за годы Советской власти середняком. Волнуясь, он высказал остальным свои сомнения, а с ними и то, что нашептывали кулаки:

—           Верьте, братцы, колхоз разорит мужика. Давайте лучше за своей землей глядеть... В колхоз ни за что не пойду. Всю жисть, сами знаете, на кобылку деньжат сколачивал. Это моя первая собственная... Теперь, выходит, мое добро задарма отдавать? Э, нет! Пелагея меня со свету сживет. Много бедовали... При Советской власти только и ожили. Хозяином стал. Нет, не могу я идти в колхоз.

Крестьянин, обычно рассудительный и твердый в хозяйственных делах, колебался, приносил и забирал обратно свое заявление о вступлении в колхоз.

—           Вот хоть по казанку подергай у меня пальцы, а в колхоз не пойду,— говорил писателю Ф. И. Панферову давний его знакомый, крестьянин-середняк из приволжского села Широкий Буерак. Все звали его запросто — дядя Матвей. Был он в прошлом бедняком, сражался, не щадя живота, в Красной Армии за землю, а после войны вгрызся в нее, «как полновластный хозяин».

Когда началась массовая коллективизация, ушел в колхоз один сын Матвея, потом другой. Жизнь решительно вторгалась в его хозяйство. Чтобы слить обобществленные земли в один массив, запахивали полоски единоличников и выделяли им новые участки за пределами коллективного поля. Смели и колышки, которыми отмечены были загоны дяди Матвея.

Упрямый, непримиримый, сидел он дома и, увидев проходивших мимо организаторов колхоза — сельских коммунистов, начал с ними идеологическую дискуссию:

—           Эй, вы, ячейщики, что Карл Маркс сказал? «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Пролетарии ведь. А мы кто? Мы не пролетарии, а крестьяне, а вы и нас соединяете. Вот против кого поперли.

Дискуссия не получилась. Собеседники смеялись. Тогда Матвей повторил свой лозунг:

—           Хоть на пузе солому жги, а в колхоз не пойдем.

Но «лозунг» уже невозможно было выдержать, и в конце концов самый последний единоличник, распродав весь скот, оставив одну только лошадь, вступил в колхоз. Произошло это, когда колхозный строй в стране победил. Но путь дяди Матвея, ставшего прообразом Никиты Гурьянова—одного из героев романа Панферова «Бруски» и Никиты Моргунка из «Страны Муравии» Твардовского, типичен для многих крестьян: одни раньше, другие позже, все они были вовлечены в социалистическое производство.

Примерно в это же время, в январе 1930 года, в Зауралье, в деревне Мальцево, рождался широко известный ныне колхоз — «Заветы Ленина». Он вырос из сельскохозяйственного кружка, созданного еще в 1925 году.

По-разному возникали колхозы: на собраниях бедноты и середняков, по инициативе опытников.

У основания их в одних деревнях стояли бывалые люди, в других — безусая молодежь. Но общими были их судьбы, как и судьбы всей сельской России.

...Российская деревня. Какая огромная и нелегкая жизнь прожита ею! Сколько песен сложил о ней народ — печальных и гневных, бесшабашно-удалых и задумчиво-нежных... Сколько противоречивых чувств рождал один ее внешний облик! Насупившиеся за сплошными заборами хоромы сельских богачей и открытые всем ветрам домишки бедноты, бескрайние поля, изрезанные причудливым узором крохотных крестьянских полосок, видный издалека позолоченный купол церкви, как палец, назидательно поднятый в небо... И все же деревня была уже иной, чем 10—12 лет назад. Жила она новыми мыслями, привыкала к новым понятиям: колхоз, коллективизация. Они вносили что-то необычное и тревожное в душу крестьянина. Красный флаг над сельсоветом и сельским райкомом партии, как огонек в темноте, собирал все активные, революционные силы деревни на битву с последним оплотом капитализма в нашей стране. Море крестьянских хозяйств было последним его убежищем. Сюда и врезались колхозы вначале маленькими островками, а потом, принимая все новые слои крестьян, расширяли свои владения все дальше.

С июля по октябрь 1929 года в колхозы было записано почти столько же крестьян, сколько за весь без малого 12-летний период существования Советской власти. А за три последних месяца этого неспокойного года численный рост колхозов возрос еще в 2 с лишним раза.

В колхозы записывались не только бедняки, но и середняки. Это и определило перерастание коллективизации в сплошную. Но обнаружились в этом деле и серьезные ошибки, встревожившие партию.

Середина сентября 1929 года. Из Москвы в Хоперский округ Нижне-Волжского края выехала комиссия Колхозцентра. Слава об этом округе катилась по стране: о нем говорили в ЦК партии и в правительстве, в печати и на собраниях. Инициатива Хопра становилась аргументом в споре с теми, кто был против форсирования коллективизации.

Почин и в самом деле был знаменательным: около трех недель назад окружной комитет партии принял решение полностью завершить коллективизацию округа в течение пятилетки. До сих пор на этот путь встало лишь несколько районов страны (Воловской в Тульской губернии и другие). Но взять обязательство коллективизировать такую крупную территорию, как округ, до Хопра не решался никто.

В Москве инициативу одобрили и поддержали. Для помощи окружным организациям в разработке конкретного плана коллективизации и была создана комиссия. Возглавил ее инструктор Колхозцентра Баранов.

Около месяца ездит он по округу, появляясь то в одном селе, то в другом. Села здесь большие, многолюдные. Благодатна эта земля. И зерновое хозяйство и животноводство носят ярко выраженный товарный характер. Зерно и мясо уходят далеко за пределы округа. По сравнению со многими другими районами уровень развития производства здесь довольно высокий.

И классовое расслоение хоперской деревни глубже, чем в других местах. В самом деле, более 26 процентов хозяйств не имели рабочего скота, свыше 43 процентов вынуждены были занимать пахотные орудия у более богатых соседей, около 70 процентов вынуждены были тоже либо одалживать сеялку, жатку и т. п., либо сеять из лукошка, убирать урожай косой и серпом, молотить зерно цепами.

Естественно, что беднота и маломощные середняки были заинтересованы в организации коллективных хозяйств, освобождавших их от кулацкой кабалы. На этой основе и начался быстрый рост колхозов.

Но день ото дня нарастали и тревожные симптомы. Уполномоченные и особоуполномоченные райкомов, окружкома и крайкома партии, появляясь в деревне, нередко подменяли своими директивами работу сельских ячеек партии и сельсоветов.

Вслед за встречными планами между районами начинается соревнование за наивысший процент коллективизации. Погоня за процентом отвлекала и колхозные органы от их основной работы — организационно-хозяйственного укрепления коллективных хозяйств.

Все это мешало здоровому росту колхозного движения. Жесткий подход к организации колхозов окружные работники обосновывали, в частности, ссылками на значительный удельный вес кулацких хозяйств: их насчитывали в 1928 году до 13 процентов, а в отдельных районах — до 19 процентов. Однако в дальнейшем выяснилось, что эти данные завышены, что на практике привело к раскулачиванию части середняков.

Баранов по горячим следам пишет письмо в Москву:

«Местными органами проводится система ударности и кампа-нейства. Вся работа по организации проходила под лозунгом: «Кто больше». На местах директивы округа иногда преломлялись в лозунг: «Кто не идет в колхоз, тот враг Советской власти». Широкой массовой работы не проводилось. Был случай, когда постановлением схода организовали колхоз, а не желающим вступать предлагали подать специальное заявление, почему он не желает идти. Имели место случаи широкого обещания тракторов и кредитов: «Все дадут — идите в колхоз».

Совокупность этих причин дает формально пока 60%, а может быть, пока пишу письмо, и 70%. Качественную сторону колхозов мы не изучили... Таким образом, получается сильнейший разрыв между количественным ростом и качественной организацией крупных производств. Если сейчас же не принять мер к укреплению этих колхозов, дело может себя скомпрометировать. Колхозы начнут разваливаться. Необходимо учесть, что в округе идет сильнейшая распродажа скота... Все это ставит нас в затруднительное положение».

В Москву шли письма и из других районов. У местных работников опыта и знаний было мало. Вспомним классический образ одного из них — Макара Нагульнова, созданный Шолоховым в «Поднятой целине». В таких революционных романтиках своеобразно уживались и пламенная вера в социализм, и фанатическая самоотверженность борца, и незрелость начинающего' политика. Они не сознавали, что при социалистической перестройке деревни не обойтись без осторожного и постепенного перехода к новым порядкам, без кропотливой организаторской работы.

Уровень коллективизации намного превосходил плановые предположения. Рост колхозов обгонял реальные возможности государства: финансовые, в снабжении техникой, подготовке кадров; усиливались трудности в налаживании внутриколхозной жизни и крупного общественного хозяйства. Требовалось проанализировать все эти явления, наметить правильные пути.

В ноябре 1929 года собрался Пленум ЦК Коммунистической партии, который рассмотрел итоги первого года пятилетки, утвердил контрольные цифры развития хозяйства на следующий год и обсудил вопрос о путях коллективизации сельского хозяйства. С докладом по этому вопросу выступил председатель Колхозцентра Г. Н. Каминский.

Пленум отметил успехи коллективизации, определил программу дальнейшего развертывания колхозного движения, создания материально-технической базы сельского хозяйства, организационного и производственного укрепления колхозов.

Особое внимание Пленум ЦК обратил на проблему кадров и принял решение послать в деревню 25 тысяч закаленных пролетариев, способных возглавить молодые колхозы.

Пленум ЦК призвал партийные организации, Советы, профсоюзы, комсомол и другие массовые организации принять участие в социалистическом переустройстве деревни, укрепить партийное руководство всей работой на селе.

Некоторые участники Пленума (например, С. В. Косиор), предлагая ускорить коллективизацию, вместе с тем говорили и об уже проявившихся извращениях ленинских принципов кооперирования. Было зачитано, в частности, цитированное выше письмо Баранова. Однако опасность перегибов, забегания вперед не была еще всеми глубоко осознана.

В начале декабря 1929 года была создана комиссия Политбюро по коллективизации. Комиссия провела большую работу по обобщению опыта коллективизации, подготовила предложения по вопросам колхозного строительства.

Была конкретизирована установка на ускорение создания колхозов с учетом расширения помощи им со стороны государства. Таким образом, партия исходила из того, что установка на форсирование коллективизации, как и высокие темпы строительства социализма в целом, сами по себе ничего общего не имеют с принуждением, с грубым администрированием. Действительного ускорения колхозного строительства (разумеется, в разумных, объективно обусловленных пределах) партия считала возможным добиться путем усиления хозяйственной, организаторской, агитационной работы в деревне. В частности, государство во все возрастающих размерах финансировало колхозы, улучшало их машиноснабжение, а также предоставило им ряд льгот: налоговых, земельных и проч., создававших у единоличников дополнительный стимул для вступления в коллективные хозяйства.

5 января 1930 года ЦК партии принял решение «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», наметившее основные направления работы партии по осуществлению сплошной коллективизации, определившее ее сроки дифференцированно по районам страны.

Социалистическому преобразованию сельского хозяйства во многом мешали частнособственнические привычки крестьянина. Перед вступлением в колхоз многие середняки и даже бедняки, подстрекаемые кулаками, продавали инвентарь, имущество, резали скот.

Кулачество стремилось любыми средствами уберечь от конфискации свое хозяйство. Распродавая нажитое чужим трудом добро, сводя свое хозяйство до середняцкого уровня, кулак складывал советские рубли в ту же заветную кубышку, где хранились у него николаевки и керенки. Деньги он рассчитывал сберечь до лучших времен, чтобы потом быстро развернуть свое эксплуататорское хозяйство.

В результате самоликвидация хозяйств в деревне и разбазаривание имущества начали приобретать массовый характер, далеко вышли за пределы только кулацких дворов. Сокращение производительных сил деревни стало особенно наглядным, когда развернулось массовое хищническое истребление скота. Ежесуточно уничтожались, летели на ветер огромные средства, которые так нужны были слабым, только что родившимся колхозам и самим колхозникам в приусадебном хозяйстве. В те дни в ходу были такие антиколхозные лозунги, распространяемые врагами колхозного строя: «Режь, теперь оно не наше!», «Режь, все одно заберут!» И резали не только взрослый скот, но и молодняк, а порой и тягло.

В ряде районов за 2—3 месяца было хищнически истреблено до половины рабочего и продуктивного скота. Это было тяжелым ударом по благосостоянию трудящихся и материальной базе рождавшегося колхозного строя.

Подобные эксцессы стали возможны в обстановке расширения левацких перегибов при организации колхозов. Менее чем за два месяца (с 20 января по 10 марта 1930 года) уровень коллективизации крестьянских хозяйств страны поднялся примерно с 22 до 58 процентов. Этот рост был результатом ускоренной коллективизации незерновых районов, национальных республик и областей вопреки существовавшим там объективным условиям и уровню сознания местного сельского населения.

Партия вскоре отметила, что прежде всего был нарушен Принцип добровольности в колхозном строительстве: «В ряде районов добровольность заменяется принуждением к вступлению в колхозы под угрозой раскулачивания, под угрозой лишения избирательных прав и т. п.». На менее развитые районы были перенесены темпы коллективизации, принятые для передовых районов. Тем самым нарушался принцип учета разнообразия условий. Партия указывала также на недопустимость положения, когда «подготовительная работа по коллективизации и терпеливое разъяснение основ партийной политики как бедноте, так и середнякам подменяются бюрократическим, чиновничьим декретированием сверху раздутых цифровых данных и искусственным вздуванием процента коллективизации». Грубейшей ошибкой было принудительное обобществление жилых построек, мелкого скота, птицы и в связи с этим учреждение нежизнеспособных «коммун» вместо создания сельскохозяйственных артелей.

Эти ошибки объяснялись рядом причин: отсутствием опыта, недостаточной зрелостью кадров, волюнтаристскими тенденциями в руководстве и т. п.

Получив многочисленные сигналы об обострении обстановки в деревне, ЦК принял меры, обеспечившие ликвидацию перегибов.

По решению ЦК партии 2 марта 1930 года в газете «Правда» была опубликована статья И. В. Сталина «Головокружение от успехов» и Примерный устав сельскохозяйственной артели в новой редакции, утвержденной ЦИК и СНК СССР.

14 марта 1930 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении». На следующий день это постановление было опубликовано в «Правде», а затем во всех местных газетах. Центральный Комитет потребовал от всех партийных организаций немедленно прекратить какой бы то ни было нажим в проведении коллективизации, продолжать работу по укреплению созданных колхозов, развивать колхозное движение исключительно на основе добровольности. Работников, не ведущих борьбу с искривлениями линии партии, ЦК потребовал привлекать к ответственности. В ходе проходившей в то время партийной чистки, начатой весной 1929 года, в деревне было исключено из партии 20 процентов крестьян-коммунистов, не понимавших политики партии и допускавших крайности в ее проведении (часть из них — за правооппортунистические взгляды, другие—за «левацкие» перегибы).

Однако и в ходе чистки в ряде случаев принимались неверные решения. Классовый враг не преминул воспользоваться этим. В ряде мест на открытые собрания, посвященные чистке, проникали кулаки, другие противники Советской власти. Они пытались очернить побольше коммунистов, предъявляя им наиболее тяжкие, нередко совершенно надуманные обвинения и соответствующим образом настраивая присутствующих. Это, по признанию секретаря Партколлегии Центральной контрольной комиссии партии Е. М. Ярославского, приводило к грубейшим ошибкам: «Иногда хороших коммунистов исключали, а плохих оставляли». Ошибки, допущенные в ходе чистки, были в значительной мере исправлены органами ЦКК.

 Твердость в преодолении вскрытых перегибов помогла, как отметил ЦК партии, преодолеть возникшую опасность подрыва союза рабочего класса с середняком, то есть угрозу для «социалистического строительства в целом».

Осуждение перегибов и администрирования сняло напряженность в деревне. Выявился и реальный уровень перестройки сознания крестьян на коллективистский лад. Те из них, кто еще не созрел для вступления в колхоз, вернулись к единоличному хозяйству. Распались и так называемые «бумажные» колхозы, числившиеся только в документах и статистической отчетности, но реально к работе не приступавшие. Весной и летом 1930 года из колхозов ушло примерно две трети числившихся там крестьян. Уровень коллективизации вновь снизился до 21,4 процента хозяйств, то есть к уровню, достигнутому в самом начале года.

В последующие месяцы до сбора урожая большинство единоличников воздерживалось от вступления в колхозы. Кроме этой естественной причины для ситуации в деревне того времени характерно было и шараханье многих работников из одной крайности (администрирование) в другую (отказ от целенаправленной работы по вовлечению единоличников в колхозы). XVI съезд партии осудил.такую ставку на «самотек» как проявление правого оппортунизма и подтвердил взятый ранее курс на «ускорение темпов социалистического строительства и развернутое наступление на капиталистические элементы по всему фронту». Съезд отверг, как клеветнические, .заявления уклонистов, «будто бы исправление антисередняцких перегибов означало отступление партии от своей генеральной линии».

К концу 1931 года в колхозах было 62,2 процента крестьянских хозяйств страны.

Все более важной задачей наряду с завершением коллективизации становилась внутренняя организация колхозов и колхозного производства.