Когда до штурма Зимнего оставались считанные дни, реакционная газета «Новое время» писала: «Допустим на минуту, что большевики победят. Кто будет управлять нами тогда? Может быть, повара, эти знатоки котлет и бифштексов? Или конюхи, кочегары? Или, может быть, няньки побегут на заседание Государственного совета в промежутках между стиркой пеленок? Кто эти государственные деятели? Может быть, слесари будут заботиться о театрах, водопроводчики — о дипломатии, столяры — о почте и телеграфе? Будет ли это? Нет! Возможно ли это? На такой сумасшедший вопрос большевикам ответит история».

История дала убедительный ответ, ответ, который имеет всемирно-историческое значение. Ведь не секрет, что даже некоторые социал-демократы, а не только ослепленные классовой ненавистью монархисты считали: пролетарская революция в России обречена на гибель уже потому, что большинство населения неграмотно. Сначала, говорили они, нужно достичь определенного уровня культуры и лишь потом ставить вопрос о власти. В. И. Ленин едко высмеивал подобных фразеров. Где, кем и когда, спрашивал он, выявлен этот необходимый для победы социалистической революции уровень знаний?

С полным сознанием той великой ответственности, которая выпала на их долю, большевики с первых же дней Октября развернули борьбу за самое широкое вовлечение трудящихся масс в революционное творчество, в управление страной, в дело создания нового общественного строя. Партия, разумеется, хорошо понимала, что неграмотный человек не может быть активным участником политической жизни, по-настоящему сознательным строителем социализма. Но коммунисты не сомневались, что свержение буржуазно-помещичьего господства и установление диктатуры пролетариата явятся предпосылкой для утверждения новой, социалистической культуры. Партия была уверена, что, сбросив эксплуататоров, широкие массы рабочих и крестьян в короткий срок преодолеют свою культурную отсталость.

Главную задачу культурной революции В. И. Ленин видел в том, чтобы сделать культуру подлинно народной. Для этого требовалось, во-первых, ликвидировать пропасть, которая в прошлом, в условиях помещичье-буржуазной России, разделяла народ и культуру, превратить все богатства культуры, завоевания науки и искусства в безраздельное достояние народа; во-вторых, решительно поднять образовательный и культурный уровень всей массы трудящихся, открыть широкий простор для народных талантов, для полного развития творческих сил народа и духовной жизни общества.

Советская власть начала с того, что «сняла с руководства культурой» буржуазию, ликвидировала реакционные учреждения вроде министерства «народного затемнения», как иронически называли царское министерство просвещения. Вместо них были созданы новые органы по руководству культурной жизнью страны. Эти органы возглавили представители трудящихся. Первым наркомом просвещения был назначен А. В. Луначарский. Бок о бок с ним работали Н. К. Крупская, М. Н. Покровский, О. Ю. Шмидт, Ф. В. Ленгник, Ф. Н. Петров и другие.

Из рук эксплуататоров было вырвано такое острое оружие, как печать. Наиболее реакционные органы старой прессы были закрыты специальными декретами, а остальные постепенно растеряли своих читателей. Тиражом 350 тысяч выходила до революции буржуазная газета «Русское слово». Чего только не предпринимали ее издатели, стремясь и после революции сохранить своих подписчиков! То и дело меняли заголовок — «Новое слово», «Свободное слово», «Народное слово», «Наше слово»... Но трудящиеся не считали эту газету своей, они не видели на ее страницах ни свободного слова, ни нового слова. Никакая фразеология не могла спасти антисоветское содержание газеты. Вскоре число ее покупателей сократилось в 18 раз. К такому же естественному краху пришли и другие чуждые народу издания, вроде «Балалайки» и «Брачной газеты».

Зато с каждым днем поднимался авторитет советской печати. Фактически лишь нехватка бумаги сдерживала рост тиражей. В 1920 году, например, «Правда» и «Известия ВЦИК» ежедневно расходились в количестве 600 тысяч экземпляров, газета «Беднота» — 570 тысяч и т. д. Широкое развитие получила местная печать. Решили выпускать свою газету и комсомольцы Иваново-Вознесенска (Иваново). Правда, не было типографии, бумаги, линолеума для клише. Но разве это могло остановить юных большевиков? Было самое главное — энтузиазм, горячее желание просвещать массы, помогать партии воспитывать молодежь. Специальная делегация направилась в губком РКП (б). Его секретарем в 1919—1920 годах работала известная революционерка-подпольщица О. А. Баренцева. (В делах жандармского управления сохранилась ее характеристика: «Выдержанная, уравновешенная натура, заядлая социал-демократка искровского толка».)

Ольга Афанасьевна приветливо встретила юношей и девушек. Напоила морковным чаем с сахарином. Внимательно выслушала и сказала: «Бумагу на первые два-три номера вы получите; правда, она оберточная, но вы не смущайтесь. А в типографию идите сами, там есть комсомольцы, организуйте субботники».

Так появилась первая молодежная газета «Юный Спартак».

Особое внимание партия уделила созданию национальной прессы. Этой работой помимо Народного комиссариата по делам национальностей — Наркомнаца занимались специальные отделы при Наркомпросе и других ведомствах. На татарском языке стала выходить газета «Чулпан», на литовском — «Тиеса», на эстонском — «Эдази». Общее число таких органов печати увеличилось с 20 в 1918 году до 60 в 1920 году. Одновременно с газетами стали печататься миллионы листовок и брошюр, с помощью которых Советская власть провозглашала и утверждала равноправие всех народов. Так слово партии стало доходить до совершенно забитых и темных в прошлом масс, помогало их политическому пробуждению, втягивало их в культурную жизнь.

Решительный удар был нанесен и по поповскому мракобесию. От тех далеких времен сохранилось коротенькое письмо, пришедшее в Смольный на рубеже 1917—1918 годов из Сибири:

«Дорогой товарищ Ленин!

Я пишу из города Красноярска. Я ученица Красноярской губернской гимназии в Ш-м нормальном классе. Вы большевик, и я тоже большевичка. Пожалуйста, я Вас прошу написать нашей гимназии предписание, чтобы у нас не был обязательный закон божий, так как наша гимназия буржуазная и она потому не изволила с самого начала сделать закон божий не обязательным. Я очень и очень Вас прошу написать мне хоть маленькое отдельное письмо.

Мой адрес такой: г. Красноярск, Благовещенская ул., № 68, кв. большевика Замощина, получить большевичке Жене Замо-щиной».

Вместе с юной большевичкой ответ получила вся страна. 23 января 1918 года был опубликован декрет Совета Народных Комиссаров «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Религия стала частным делом граждан. Школа получила возможность развиваться на действительно научной основе, на марксистско-ленинском миропонимании.

Одновременно пролетарское государство осуществило многовековую мечту женщин: они стали равноправными и свободными, приобрели возможность наравне с мужчинами участвовать в государственной, общественной и культурной жизни. Нужно ли напоминать, сколь печальной была женская судьба в царской России? Женщины были лишены избирательного права. Вплоть до 1917 года им был закрыт доступ в университеты. Лишь немногие из них, да и то обычно из богатых семей, могли получить высшее образование (как правило, педагогическое или медицинское).

Любой школьник знает имя Софьи Ковалевской — выдающегося русского математика, первой в мире женщины-профессора. А в России эта женщина не могла получить должность в высшей школе. Чтобы заниматься наукой, она вступила в фиктивный брак и уехала с «мужем» за границу. Александра Ивановна Ма-ренина стала первой в России женщиной инженером-электротех-ником. Но получить у себя на родине работу по специальности она так и не могла. Уехала искать счастья в Америку. Но и в США ей говорили: «Женщина-инженер? А кто будет шить, стирать, стряпать?»

И все-таки молодая женщина нашла выход: переодевшись, выдала себя за мужчину. Так на одном из сталелитейных заводов появился способный русский специалист — мистер Соколов.

Лишь после 1917 года в биографии Соколовой-Марениной началась первая по-настоящему радостная страница. В Петрограде она поднялась на кафедру Технологического института. Ее лекции слушали бойцы революции.

— Пусть юность знает и помнит,— говорит Александра Ивановна,— как нелегко было первым. Пусть дорожит тем, что дано ей сегодня.

Решительная борьба большевиков за приобщение многомиллионных трудовых масс к сокровищам культуры вызвала дикое озлобление свергнутых классов. «Родина наша гибнет,— стонали «Русские ведомости»,— гибнут религия, мораль, наука, искусство и все прочие культурные ценности духа человеческого».

Напрасными были эти стенания. Став подлинным хозяином своей страны, народ бережно и действительно по-хозяйски отнесся ко всему лучшему, что досталось ему в наследство. Государство национализировало важнейшие художественно-исторические ценности.

Так было не только в больших городах. В доме фабриканта Морозова в Богородске (Ногинск) все стены были увешаны полотнами знаменитых русских и западных художников, а парадная лестница украшена ценными скульптурами. Когда грянула революция, красногвардейцы взяли под охрану не только местный банк, почту, но и морозовский особняк. Старые владельцы бежали налегке, все осталось в целости. С винтовками в руках сменяли здесь друг друга Александр Смирнов и Дмитрий Корнеев. Потом составили опись имущества и сдали картины в первый советский Дом культуры.

Не менее примечательна судьба многих других художественных коллекций. Вот, например, история всемирно известной картины «Мадонна». Летом 1917 года американские дельцы выделили 20 миллионов долларов на приобретение в России всевозможных реликвий. Узнав об этом из газет, А. М. Горький с волнением писал: «...это предприятие грозит нашей стране великим опустошением, оно выносит из России массу прекрасных вещей, историческая ценность которых выше всяких миллионов». Временное правительство не откликнулось на взволнованный голос писателя.           ,

Великий Октябрь положил конец этому преступному расхищению. Однако зарубежные магнаты еще в 1918 году пытались любой ценой выкрасть у нашего народа принадлежащие ему ценности. Не раз германский посол упрашивал бывшую княгиню Мещерскую продать за границу прославленную картину. Он предлагал ей полтора миллиона рублей золотом. Когда об этом стало известно в правительстве, Совет Народных Комиссаров под председательством В. И. Ленина специально рассмотрел вопрос о картине и признал ее государственной собственностью. Вскоре знаменитая «Мадонна» была передана в Музей изобразительных искусств имени Пушкина, где она и хранится поныне.

Декрет о картине был принят 30 мая 1918 года. Москва находилась в то время на военном положении, в городе был раскрыт крупный контрреволюционный заговор. Сопоставим эти два факта. Разве не поразительна их одновременность!

Нельзя не восхищаться и тем, что в годы гражданской войны и интервенции Совет Народных Комиссаров принимал специальные решения об обеспечении топливом Третьяковской галереи, об открытии новых музеев, об ассигновании денег для постройки памятника на могиле Карла Маркса в Лондоне и т. д. Миллионы трудящихся впервые получили доступ к духовным богатствам. Они жадно потянулись к знаниям. Не было такого дня, чтобы пустовали избы-читальни, рабочие клубы, музеи, лектории. Новый зритель пришел и в театр. Билеты распределялись по организациям. И где бы ни проходили спектакли: в народных домах, на фабриках и заводах, в частях Красной Армии,— свободных мест в зрительном зале не было.

Народная артистка СССР В. Н. Пашенная писала в своих воспоминаниях: «Приходилось играть в совершенно неприспособленных, холодных помещениях. Иногда играли прямо в шубах...

Отношение к нам, артистам, и к нашим спектаклям было трогательно заботливым и предельно чутким. Рабочие сцены с особым старанием натапливали печурки в комнатах, где мы одевались, и приносили нам в жестяных кружках кипяток. После спектакля обычно зрители долго аплодировали, почти всегда провожали нас до трамвая, который ожидал где-нибудь на линии, или до подводы и обсуждали только что виденный спектакль».

Партия придавала большое значение развертыванию культурно-просветительной работы. В различные районы Поволжья, Кавказа, Средней Азии направлялись специальные агитпарохо-ды и агитпоезда, передвижные библиотеки и книжные лавки. Делалось все возможное, чтобы книгой могло воспользоваться наибольшее количество людей. Когда делегаты VIII съезда Советов получили изданный тиражом 1500 экземпляров «План электрификации РСФСР», они нашли в нем примечательное приложение: «Ввиду крайней незначительности числа экземпляров этой книги убедительно просят товарищей, получивших ее, передать книгу по прочтении в местную библиотеку, чтобы по этой книге могли учиться рабочие и крестьяне».

В короткий срок библиотечное дело, возглавляемое Н. К. Крупской, достигло невиданных в прошлом размеров: до революции в Москве имелось всего 16 массовых библиотек, доступных трудящимся, а в 1920 году в столице действовало 119 библиотек общего пользования.

Как и следовало ожидать, новая культура утверждалась нелегким путем. Преодоление вековой отсталости требовало времени, подготовленных кадров, больших средств и усилий. Мешали прямое сопротивление свергнутых классов, религиозные и феодально-родовые пережитки. Сказывалась и неопытность молодой советской интеллигенции. Порой допускались ошибки, идейные срывы. Среди части интеллигенции имела хождение буржуазная теория «искусства ради искусства». Сторонники этого «чистого искусства» старались отгородить культуру от жизни, от интересов трудящихся.

Прямо противоположные взгляды высказывали сторонники Пролеткульта (так называлась литературно-художественная и культурно-просветительная организация, возникшая незадолго до революции). Пролеткультовцы выдавали свои воззрения за истинно пролетарскую идеологию. Возражая поборникам «чистого искусства», они требовали создать «чистую» пролетарскую культуру и отбросить «проклятое прошлое». Один из пролеткультовских поэтов взывал:

Во имя нашего Завтра — сожжем Рафаэля,

Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.

«В то время,— вспоминал Константин Федин,— находились люди, считавшие, что в области культуры произойдет простая замена старых форм новыми. Один этап истории кончился, начался другой. Между ними выкапывается ров, и чем он глубже, тем дело вернее: старое не возвратится, будущее утвердит свою независимость от прошлого».

В отличие от Пролеткульта, под мелкобуржуазное влияние которого поначалу подпала часть общественности, и вопреки Пролеткульту Коммунистическая партия боролась за критическое освоение культурных богатств, созданных человечеством на протяжении многих веков. В речи на III съезде комсомола В. И. Ленин подчеркивал: «Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, не является выдумкой людей, которые называют себя специалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор. Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества, чиновничьего общества».

По мере становления социалистической культуры от Пролеткульта отходили наиболее здоровые элементы, а в его рядах подвизались различного рода футуристы, сторонники абстрактного искусства. Число их «почитателей» таяло. Когда, например, на одной из улиц Москвы появился гранитный куб, по замыслу автора изображавший героя революции, жители города потребовали убрать «чудище». Зато успехом пользовались выполненные в реалистической манере барельефы и бюсты революционеров, мыслителей, писателей. Сделанные обычно из бетона и гипса, они не все выдержали суровое испытание временем, но некоторые из них и сейчас стоят на московских улицах, как, например, памятник Ф. М. Достоевскому скульптора С. Д. Меркурова около больницы, на улице, носящей имя писателя.

Принципиально новый смысл приобрел в те дни гранитный шпиль в Александровском саду, установленный в свое время в связи с 300-летием династии Романовых. С него сбросили бронзового двуглавого орла и царский герб, срубили перечень российских императоров и на отполированных гранях вычеканили другие имена: Маркс, Энгельс, Либкнехт, Лассаль, Бебель, Кампанелла, Мелье, Уинстлей, Т. Мор, Сен-Симон, Вальян, Фурье, Жорес, Прудон, Бакунин, Чернышевский, Лавров, Михайловский, Плеханов.

По инициативе В. И. Ленина 7 ноября 1918 года на площади перед Моссоветом был установлен величественный обелиск Свободы '. В объявленном тогда конкурсе лучшим был признан проект молодого архитектора Д. Осипова — трехгранный монумент, у основания которого на постаменте возвышается скульптура женщины — олицетворение свободы. Фигура женщины была установлена годом позже. Ее вылепил скульптор Н. А. Андреев, создавший впоследствии «Лениниану» — серию графических и скульптурных портретов Владимира Ильича.

С марта 1918 года столицей Советской республики стала Москва. Над Кремлем взвилось красное полотнище. Но почему стоят часы на Спасской башне? В Кремль к В. И. Ленину был приглашен старый часовщик, большой мастер своего дела (эта встреча легла в основу одной из сцен пьесы Н. Погодина «Кремлевские куранты»), «Главные часы государства» должны теперь отсчитывать новое время! И работа закипела. Громадный уникальный механизм, поврежденный снарядом, был собран заново, и в ноябре 1919 года, когда столица молодой Страны Советов праздновала победу над Деникиным, москвичи вновь услышали торжественный перезвон ■ курантов, их величественный бой. Но теперь вместо «Коль славен наш бог...» раздались звуки «Интернационала».