Пристрастие к нормальности, или Отрицание страха

Заблуждение: во время опасности вы начинаете паниковать, поскольку не срабатывает защитный механизм вашего организма, известный как реакция «бей или беги».

Истина: в напряженный момент вы зачастую ведете себя излишне спокойно и делаете вид, будто все нормально.

Как вы поступите, услышав сообщение, что на ваш дом надвигается беспощадное стихийное бедствие огромной разрушительной силы? Созовете близких? Возглавите спасательную бригаду и постараетесь выяснить обстановку? Спрячетесь в ванной и накроетесь сверху матрасом?

С чем бы вы ни сталкивались в жизни, вы прежде всего анализируете ситуацию в контексте привычных для вас жизненных категорий, а затем пытаетесь поместить свой новый опыт в ряд обычных жизненных процессов. Вот почему вы склонны недооценивать масштабы бедствий и воспринимать в порядке вещей возникающую угрозу, как будто это самое обычное развитие событий.

Разрушительные торнадо в 1999 году за три дня стерли с лица земли несколько округов Оклахомы. Среди прочих по штату прокатился чудовищный «Бридж-Крик-Мур», названный по именам двух населенных пунктов — Бридж-Крик и Мур. Этому торнадо был присвоен статус F5. По шкале Фуд-зиты, или F-шкале, которая используется для классификации торнадо по скорости ветра и нанесенному урону, F5 — это максимально присваиваемая категория; такому торнадо также присваивается характеристика «невероятный». Наиболее частые — торнадо категории F1 и F2; уже на уровне F4 рушатся дома и взлетают на воздух автомобили; при категории F5 ветер развивает скорость свыше 400 км/ч — такой силы торнадо достигает очень редко. «Бридж-Крик-Мур» несся со скоростью 600 км/ч. Жители были предупреждены за 13 минут, однако многие не сделали буквально ничего: они ждали, смотрели, надеялись, что обойдется, и не укрылись в убежищах. Чудовище снесло 8 тысяч домов и убило 36 человек. Если бы не предупреждение, погибло бы гораздо больше; например, в 1925 году, при отсутствии современной системы оповещения, такой же торнадо погубил 695 человек. Но те 36, которые были предупреждены и все-таки погибли, — почему они не вняли предупреждению и не спрятались от торнадо?

Свойство человека замирать перед лицом опасности хорошо известно метеорологам и особенно спасателям. Всегда найдутся люди, которые рискнут переждать ураган и не будут убегать от надвигающейся бури. И метеорологи, и спасатели отмечают, что когда в момент опасности сердце человека охвачено паникой, его разум будто обволакивается пеленой невозмутимости. Психологи считают подобную склонность аномалией, причем это отклонение от нормы принято называть пристрастием к нормальности, оно же имеет уточняющий термин — отрицание страха. Эту странную губительную склонность человека — терять инстинкт самосохранения в самый неподходящий момент — обычно учитывают при прогнозировании числа жертв различных катастроф: от кораблекрушения до срочной эвакуации болельщиков со стадиона. Фильмы о катастрофах на самом деле искажают действительность, так как, услышав сигнал тревоги, герои не бегут к выходу, вопя и размахивая руками. Охотник за торнадо Марк Свенхолд в книге Big Weather («Большая погода») описывает, насколько заразно пристрастие к нормальности. Он вспоминает многих людей, убеждавших его успокоиться и не призывать всех спасаться бегством от надвигающейся опасности. Даже когда население официально информировали о грядущем бедствии, всегда находились те, кто говорил, что это «не их проблема». Среди таких людей были даже представители власти, требовавшие от того же Свенхолда, чтобы он перестал надоедать своими предупреждениями об угрозе и не сеял панику. Видимо, его здоровый инстинкт самосохранения они воспринимали как посягательство на свое понятие нормы.

Но это не норма, а отклонение от нее. Пристрастие к нормальности проникает в сознание человека независимо от масштаба беды и срока ее прихода. Такое психическое состояние может проявляться и в случаях, когда вы, будучи загодя предупреждены, имеете в запасе довольно времени, и в случаях, когда лишь мгновения отделяют вас от гибели.

Представьте, что вы летите на «Боинге-747», началось снижение. В тот момент, когда земля перестает надвигаться на вас, когда вы слышите, как шасси коснулось посадочной полосы, вы пытаетесь побороть вздох облегчения. По мере того как затихают двигатели, ослабевает хватка ваших пальцев на подлокотниках. Вокруг суматоха — нескольких сотен людей спешат покинуть самолет. Впереди вас ждет довольно утомительный путь от полосы до терминала. Вы перебираете кое-какие моменты только что завершившегося полета: порадовали приятные попутчики, несколько раз тряхнуло, но в целом прошло отлично. Вы, как и все, собираете ручную кладь, отстегиваете ремень безопасности. Поглядываете в иллюминатор, пытаясь различить знакомые очертания аэропорта. Вдруг совершенно неожиданно вашу плоть начинают разрывать невыносимые жар и давление. Страшный удар, из-за которого самолет вот-вот разнесется на куски, разрывает вас изнутри. Вокруг такой грохот, будто в туннеле на полном ходу столкнулись два поезда, и у вас лопаются барабанные перепонки. Языки пламени бушуют в проходе, над головой, под ногами, заполняя каждый уголок, каждую трещину. Затем они отступают, но сохраняется невыносимый жар. Вы чувствуете, как волосы на голове превращаются в пепел. Единственный звук, который окружает вас, — потрескивание остатков пламени.

Теперь снова представьте, что вы сидите в этом самолете. Прямо сейчас. Когда все случилось. Со всех сторон поднимаются столбы огня и дыма. Но у вас над головой небо, поскольку ударом сорвало крышу самолета, а его борта зияют отверстиями. И это путь к спасению. Ваши действия?

Думаете, вы вскочите на ноги и начнете лезть в эти дыры с воплем: «Ко всем чертям отсюда!»? А может быть, вы, подобно наркоману в отключке, свернетесь в позе эмбриона? Статистика противоречит обоим предположениям. То, что вы предпримете ради спасения, будет более чем странным.

На острове Тенерифе, что на Канарских островах, в 1977 году на взлетно-посадочной полосе в результате целого ряда ошибок столкнулись два огромных боинга.

В условиях плохой видимости из-за густого тумана самолет компании Pan Am с 496 пассажирами на борту уже разгонялся на взлетной полосе, когда в то же самое время самолет голландской компании KLM с 248 пассажирами запросил разрешение воспользоваться для взлета этой же полосой. В тумане экипаж KLM не видел другого самолета, и оба самолета оказались невидимыми для диспетчерского пункта. Экипаж второго борта, не разобравшись в инструкциях диспетчера, подумал, что разрешение дано, и начал разгоняться навстречу первому самолету. Диспетчеры попытались их остановить, но радиосвязь прерывалась. В последний момент капитан самолета KLM, увидев второй самолет, попытался оторваться от земли, но скорость была слишком мала и взлет не удался — на скорости 300 км/ч его самолет чуть ли не целиком въехал в другой боинг. Врезавшись в него, самолет KLM подскочил на 150 метров вверх, и у него взорвались бензобаки. Все, кто был на борту, погибли в то же мгновение. Огонь не удавалось погасить целые сутки.

Спасательная команда выехала на поле, но кинулась не к самолету Pan Am, где еще было кого спасать, а к пылающим обломкам борта KLM. Еще 20 минут в хаосе и неразберихе этой страшной катастрофы пожарные и медики пребывали в убеждении, что горит только один самолет, а костер на некотором расстоянии, в тумане, принимали за догорающие осколки того же крушения. Никто не спешил на помощь пассажирам самолета Pan Am, в котором продолжали на полную мощность работать двигатели, потому что в последний миг пилот попытался избежать столкновения, а после удара выключить двигатели не удалось, так как порвались провода. Ударом снесло крышу боинга, многих пассажиров буквально разорвало на части, но еще оставались живые, даже почти не пострадавшие. Бушевало пламя, постепенно охватывая весь самолет. Чтобы спастись, надо было действовать: отстегнуть ремни, пробраться сквозь хаос в уцелевшее крыло, спрыгнуть с высоты шести метров. Это был реальный выход, но далеко не все им воспользовались. Одни, действительно, вскочили на ноги, отстегнули своих близких, помогли соседям, потащили их за собой наружу. Другие сидели на месте, покуда их не поглотило пламя. Через несколько минут взорвался главный бензобак, уничтожив всех, кроме тех 70 человек, которые вовремя выбрались.

В книге Аманды Рипли «Кризисы и катастрофы»* (The Unthinkable) отмечено, что эксперты, расследовавшие катастрофу, назвали время до взрыва центрального бензобака: одна минута. За эти шестьдесят секунд семьдесят человек выбрались, а еще несколько десятков застыли в параличе и погибли.

Почему люди медлят, когда дорога каждая минута?

Психолог Дэниел Джонсон специально занимался этой аномалией поведения погибающих. Он опрашивал выживших при Тенерифской катастрофе, людей, спасшихся во время пожаров в небоскребах, кораблекрушений и других несчастий, стараясь понять, почему в таких случаях одни бегут, а другие застывают в неподвижности.

В разговоре с Полом и Флой Хек выяснилось, что когда они кинулись на поиски выхода, их соседи оставались сидеть на своих местах, да и десятки других людей, видя, как супруги пробегают мимо них, даже не предприняли попыток спастись.

В момент столкновения с самолета сорвало крышу, и Пол Хек увидел, как Флой застыла неподвижно, не в состоянии осознать случившееся. Он громко закричал, приказывая ей следовать за ним. Отстегнув ремни, Пол схватил ее за руку и потащил прочь из салона, который уже наполнялся дымом. Позднее Флой винила себя за то, что не вопила по пути, чтобы все бежали за ними, что надо было вывести пассажиров из ступора и тем самым, быть может, спасти их. Но она сама была в каком-то тумане и следовала за Полом автоматически, не осознавая, что таким образом он сохраняет ей жизнь. Спустя годы, во время интервью газете Orange County Register, Флой Хек призналась, что в тот момент, когда они с Полом выпрыгивали через щель в борту самолета, она успела увидеть свою подругу, которая оставалась сидеть, как сидела, сложив руки на коленях, глядя перед собой невидящими глазами. Подруга ее погибла в огне.

Любая опасность — будь то кораблекрушение, ад пожара в летящем самолете, торнадо, перестрелка — с большой вероятностью перегрузит ваш мозг неотложной и противоречивой информацией, а в результате вы застынете на месте и не сделаете ровным счетом ничего. Ваше «я» куда-то исчезнет, останется лишь безжизненная и бесчувственная статуя; и если никто не окликнет вас вовремя, вы так и будете дожидаться гибели.

Джон Лич, психолог из Ланкастерского университета, также изучал это явление оцепенения при стрессе. По его данным, около 75% людей не в состоянии мыслить разумно в момент катастрофы или надвигающегося несчастья. За пределами этого большинства остаются 10-15% «крайностей» — тех, в ком просыпается отвага и бдительность, и тех, кто впадает в бессмысленную панику.

Джонсон и Лич отмечают, что выживают главным образом люди, которые готовились к худшему и практиковались заранее: читали соответствующие инструкции, строили убежище, участвовали в учебных тревогах. Такие люди в любом месте обращают внимание на план эвакуации и мысленно представляют себе свои действия в случае аварии. Большинство из них уже имели опыт выживания, пережив в детстве пожар или наводнение. Попав в катастрофу, они не тратят времени на размышления, как тратят его остальные.

Пристрастие к нормальности вызывает торможение в момент кризиса: человек пытается уговорить себя, что все останется по-прежнему, ничего непредсказуемого не произойдет. Те, кому удается пересилить это чувство, действуют, остальные застывают в оцепенении. Выживают люди, заставившие себя сдвинуться с места, пока остальные думают, стоит ли это делать.

По мнению Джонсона, прежде чем тело включится и начнет действовать, в мозгу должен осуществиться ряд процессов: распознавание, восприятие, осознание, решение, команда к действию — и только затем движение. Перескочить через какой-либо процесс невозможно, однако благодаря практике можно упростить сами шаги, чтобы не отнимать драгоценного времени, заставляя свой мозг запускать вычислительные циклы. Джонсон сравнивает это с игрой на музыкальном инструменте: чтобы извлечь дребезжащую ноту, человек, никогда не бравший аккорд на гитаре, должен продумать расстановку пальцев, потрогать струны и так и этак. Но некоторое количество тренировок — и он, не задумываясь, берет аккорд, а звук гитары уже заметно лучше.

На всякий случай следует внести ясность: не стоит отождествлять пристрастие к нормальности с синдромом кролика, застывшего перед удавом. Такое с людьми тоже встречается. Паника может вызвать замедление сердечного ритма, и человек застывает на месте — срабатывает автоматический, независящий от воли инстинкт. Иногда это состояние называют тонической неподвижностью. Так газели, почуяв приближение хищника, замирают неподвижно в надежде слиться с окружающим фоном. Некоторые животные заходят еще дальше и прикидываются мертвыми, такую защитную реакцию называют танатозом, или мнимой смертью.

Ученые Федерального университета Рио-де-Жанейро в 2005 году сумели вызвать тоническую неподвижность у группы испытуемых, попросту показывая им фотографии изувеченных людей. При таком зрелище резко сокращалась частота сердцебиения, а мускулы тела немели. Очевидно, такая же физическая реакция проявляется и при катастрофе, однако пристрастие к нормальности — это нечто иное.

Ваше поведение в значительной степени обусловлено стремлением снизить уровень тревожности. В знакомой безопасной ситуации вам ничего не грозит. Пристрастие к нормальности — своего рода самоуспокоение, когда человек необоснованно верит в благополучный исход. Надо лишь вести себя, как обычно, сделать вид, что ничего не происходит, и ваш уровень тревоги не повысится. Пристрастие к нормальности — это состояние души, которая хочет, чтобы все было хорошо. С помощью пристрастия к нормальности вы пытаетесь сохранить обычную реальность, отказываясь верить, что с вами может случиться плохое, хотя на то есть все основания. Застигнутые катастрофой, первое, что вы, вероятно, будете испытывать, — это высочайшую потребность в ощущении покоя и безопасности. В ту секунду, когда выяснится невыполнимость вашего желания, вы начнете погружаться в мир грез, где все осталось на своих местах.

Выжившие в башнях-близнецах 11 сентября вспоминали, как, прежде чем покинуть свои офисы, собирали вещи, звонили близким, выключали компьютеры, переговаривались друг с другом. Они покидали здание неторопливым шагом, без суеты и криков. Не возникало нужды призывать к спокойствию — невменяемых там не было. Все оставались в рамках нормальности и заклинали мир вернуться к норме.

Закрываясь от грозных ударов судьбы, первым делом вы цепляетесь за что-то знакомое. Затем вы вспоминаете, что есть разные источники информации, и обращаетесь за ней к сотрудникам или родным, прилипаете к экрану телевизора, беспрестанно слушаете радио. Вы собираетесь вместе и обмениваетесь своими знаниями и навыками. Есть предположение, что именно поэтому некоторые люди не пытались укрыться от торнадо «Бридж-Крик-Мур». Катастрофа отменяет все известные схемы и рутинные действия, она потому и катастрофа, что возникает ситуация, в которой привычные правила игры не действуют. Человек цепенеет перед лицом беды не из-за паники, а потому что выбита почва из-под ног — исчезла норма жизни.

Рипли назвал момент оцепенения рефлективным недоверием. Пока мозг пытается обработать обрушившиеся на него данные, ваше бессознательное взывает: пусть хоть кто-нибудь уверит, что этот ужас только снится. Вы ждете успокоительных заверений, пока страшная реальность не станет слишком очевидной. Корабли раскалываются надвое, рушатся небоскребы, горят самолеты, но всегда и везде у вас срабатывает механизм ожидания нормальности. Не исключено, что вы сохраняете спокойствие, когда ураган швыряет автомобиль через крышу вашего дома или обрывает провода линии электропередачи. Вы спокойны, пока все вокруг мечутся в поисках хоть какой-то информации.

Специалистам, отвечающим за эвакуацию — дежурным горячих линий, планировщикам публичных зданий, охране стадионов, бортпроводникам, — известен фактор пристрастия к нормальности, он описан в их профессиональных журналах и инструкциях. Социологи Сюндзи Миками и Кэн Ити Икэда из Токийского университета в статье 1985 года, опубликованной в International Journal of Mass Emergencies and Disasters, разобрали стадии восприятия катастрофы. Согласно их выводам, сначала человек интерпретирует ситуацию в соответствии с привычными представлениями и при этом существенно преуменьшает опасность. Именно в момент, когда жизнь от смерти отделяют секунды, пристрастие к нормальности приводит к человеческим жертвам. Затем следует вполне предсказуемая цепочка действий: человек обращается за информацией прежде всего к тем, кому доверяет, затем к любому, кто окажется рядом. Далее он делает попытку связаться с родными, и лишь потом начинает готовиться к эвакуации или поиску убежища. То есть ваша готовность спасать себя возникает в самом конце цепочки. По мнению японских социологов, человек медлит тем дольше, чем менее он понимает серьезность ситуации. Плохо, если вы никогда прежде не попадали в сходное положение и не получали инструкций, как следует себя вести. Еще хуже, если поддадитесь обычной человеческой тенденции сравнивать и сопоставлять: пока вы будете убеждать себя, что опасность не представляет собой ничего особенного и что подобное уже бывало не раз, вы промедлите еще больше. Типичный эффект пристрастия к нормальности.

В качестве примера Миками и Икэда привели наводнение 1982 года в Нагасаки, где легкие наводнения случаются ежегодно. Поэтому местные жители сочли сильнейший ливень обычным явлением. Вскоре стало очевидно, что вода поднимается быстрее и выше, чем в прошлые годы, и в 16 часов 55 минут было объявлено предупреждение. И тем не менее многие пребывали в уверенности, что наводнение будет ненамного сильнее прежних. К 21 часу удалось эвакуировать всего 13% населения. В итоге погибло 265 человек.

К моему дому в Миссисипи приближался ураган «Катрина», и я тут же отправился в магазин запастись продовольствием и водой. Меня поразила беспечность остальных покупателей: все привычно брали батон хлеба и пару бутылок воды. Они с нетерпением наблюдали, как я расплачиваюсь за коробки консервов и упаковки бутылок. Тогда я обратился к ним: «Простите! Но нужно на всякий случай подготовиться». Знаете, что они ответили? — «Вряд ли это так уж серьезно». Порой я их вспоминаю и думаю, каково им всем пришлось в те две недели, когда мы сидели без электричества, отрезанные от всего мира.

Избавиться от такой аномалии, как пристрастие к нормальности, довольно сложно. Повседневная жизнь кажется прозаичной до скуки, но человеческое сознание настроено именно на такое ее восприятие, иначе из-за избытка информации ваш мозг не выдержит перегрузки. Что происходит, когда вы переезжаете в новый дом, покупаете новую машину или даже новый телефон? Вначале вы обращаете внимание на каждую деталь, не жалея времени на отделку помещений, выбор мебели, обустройство салона и настройку параметров мобильника. Спустя какое-то время новые вещи вписываются в норму жизни, вы к ним привыкаете, и все идет своим чередом. Вы даже забываете про недоделанные мелочи, пока какой-нибудь гость вам не укажет на них — и тогда вы заново их открываете. Вы приспособились к новым условиям и вещам, и только когда что-то ломается, отрывается и падает, то есть отклоняется от нормы, тогда это обращает на себя ваше внимание. В противном случае ваша жизнь превратилась бы в сплошной шумовой фон, сквозь который не пробьется ни один тревожный сигнал.

Но подчас привычка отодвигать все помехи на задний план и не слышать их может сослужить дурную службу. Порой вы принимаете за шумовой фон сигнал бедствия и ищете норму там, где ее быть не может. Потопы и ураганы — это что-то слишком грандиозное, слишком далекое и абстрактное, чтобы воспринимать их как реальную действительность. Вы их не боитесь, так как искренне верите, что они не ворвутся в вашу жизнь. Единственным решением этой проблемы может стать, как считают Миками, Икэда и другие исследователи, система раннего предупреждения об опасности и многократные его повторения. Все ответственные лица, специалисты, профессионалы, в конечном счете, все, кто видит опасность и знает, как от нее можно спасти людей, должны с регулярной частотой оповещать население об угрозе и давать четкие указания, что надо делать. Если вы постоянно слышите сигналы опасности и снабжены подробными инструкциями, как вести себя при ней, то сама катастрофа начнет восприниматься как осознанная реальность, ставшая на какое-то время «нормальной» ситуацией. И тогда вы возьметесь за дело.

Пристрастие к нормальности проявляется и при глобальных событиях. Изменение климата, сумасшедшие цены на нефть, проблема ожирения чуть ли не в мировом масштабе, крах фондовых бирж — эти и многие другие угрозы слишком реальны, но вы опять бездействуете, не в силах представить себе, что грозные пророчества сбудутся и до неузнаваемости изменят вашу жизнь. Склонность прессы к сенсациям и нагнетанию паники, будь то проблема компьютерного сбоя в 2000 году, свиной грипп или атипичная пневмония, немало способствует укреплению вашей аномалии в глобальных масштабах. Политические деятели и разные политологи грозят мировыми кризисами, если вы не проголосуете за ту или иную партию. Все кричат: «Волки, волки!» — попробуй разберись в этом бешеном потоке информации: ложная тревога или нет, надо бежать или можно отсидеться дома, действительно грядет эвакуация или просто идет учебный процесс. В первую очередь следует оценить, до какой степени ситуация отклоняется от нормальной, и действовать лишь в том случае, когда проблема на самом деле превышает допустимый уровень, который уже нельзя игнорировать. К несчастью, пока разберешься, принимать меры уже поздно.