Фундаментальная ошибка атрибуции

Заблуждение: поведение людей продиктовано их индивидуальностью.

Истина: поведение людей чаще определяется ситуацией, чем их характером.

Вы сидите за столиком в ресторане, и официант приносит вам блюдо, которое вы не заказывали. Вы отправляете это обратно на кухню и ждете целую вечность, пока принесут то, что вы хотели. Вино допито, а нового не предлагают. Когда же официант опомнился и соизволил подойти к вашему столику, выяснилось, что он не помнит, какое вино вы пили. Вопрос: какие чаевые получит официант?

Три студенческих года я обслуживал столики в кафе, так что знаю это назубок: если повара ошиблись с заказом, на чаевые не рассчитывай. Не моя в том вина, но клиенты систематически штрафовали именно меня. Если еда была холодной, подгоревшей, плохо прожаренной, завсегдатаи выражали свое неудовольствие, ничего не приплачивая официанту или, хуже того, оставляя медную монетку. Некоторые сохраняли любезность до последней минуты и выражали вотум недоверия исключительно в денежном эквиваленте; другие распалялись гневом и с набитым ртом требовали к себе администратора. Работа официанта воспитывает в человеке своего рода цинизм. Любой мой коллега заранее мог предсказать, за каким столиком с чаевыми выйдет облом. И ни для одного из нас это не служило уроком, ибо, как я убедился за три года, результат зависел не от моего усердия, а от обстоятельств. Я мог отчасти смягчить ситуацию, проявив к клиентам повышенное внимание, позабавить их, вступить в разговор, когда это казалось уместным, но все равно во всех промахах и бедах люди за столиками винили меня и только меня.

Признайтесь, вы хоть раз в гневе лишали официанта чаевых?

Садясь за столик, вы перестаете воспринимать официанта как личность — он винтик в механизме, и на нем лежит вся ответственность, если что-то пошло не так. Иногда на самом деле виноват официант, но чаще вы впадаете в заблуждение, которое называется фундаментальной ошибкой атрибуции.

Когда вы смотрите викторины вроде «Слабое звено» или «Кто хочет стать миллионером», не кажется ли вам, будто ведущего мало кто может превзойти интеллектом? Возможно, вы возносите до небес каких-то музыкантов, ученых или писателей и даже мысли не допускаете, что с этими небожителями можно болтать о рецептах пасты или своей любимой коллекции сувенирных ложечек. Их интеллект так подавляет вас, что вы и десяти минут не продержались бы в беседе с ними. Когда вам мало что известно о публичном человеке и нет шансов узнать его поближе, вы обычно ставите знак равенства между его публичным или сценическим образом и его индивидуальностью. Вы опираетесь на архетипы и стереотипы, проистекающие из опыта и фантазии. Вопреки многим разочарованиям вы продолжаете упорствовать в своем заблуждении.

Вы непрерывно меняете социальные маски. С друзьями вы держитесь иначе, чем с родственниками, с родственниками — не так, как с боссом. Однако вы забываете, что точно так же меняются, в зависимости от ситуации, ваши друзья, родственники и начальники.

Каждый раз при чтении новостей вы совершаете фундаментальную ошибку атрибуции. Например, время от времени какой-нибудь безумец врывается с оружием в почтовую контору. С1983 года такие случаи — на почте или возле нее— происходили примерно раз в два года. Нередко убийцей становился обиженный клерк — уволенный или обойденный премией. Появилось даже выражение — плод коллективного бессознательного американцев, — отдельно увековечившее почтового работника, поскольку представители этой славной профессии нередко оказываются в подобной ситуации: going postal — «впасть в ярость; сойти с ума; озвереть, опо-чтареть». До сих пор фильмы, книги, телешоу, песни доносят до нас метания сходящего с ума и хватающегося за оружие почтового работника.

Предлагались различные объяснения этого феномена — от повышенного стресса на работе до безумия, вызываемого бесконечной бюрократической волокитой; предполагался также эффект подражания. Но истина гораздо проще: во всех уголках современной Америки люди ломаются и начинают палить во всех без разбора. В Интернете совершенно доступна информация о таких инцидентах, которых насчитывается уже больше трехсот, а если поискать в Google словосочетание shooting rampage («массовый расстрел»), то вы обязательно обнаружите в любое время года хотя бы один случай за последние недели. Вероятность погибнуть в перестрелке на почте несколько меньше, чем в магазине, хотя для магазинов скорее всего учитывается и гибель при вооруженном ограблении. В любом случае фигура обезумевшего почтовика, расстреливающего всех направо и налево, для нас наиболее привычна, потому что именно под таким соусом средства массовой информации подают любой инцидент, где бы он ни произошел. Какая мысль в первую очередь приходит вам в голову, когда вы слышите о массовом расстреле на почте, в школе или аэропорту? Как правило, вы утешаете себя тем, что убийца сумасшедший. Что-то с ним было неладно, и вот наступил момент, когда этого чокнутого окончательно накрыло. Приговор печальный, но ободряющий: списать это на болезнь куда удобнее, чем видеть потенциальных убийц во всех подряд или, того хуже, в самом себе — вдруг в один прекрасный день сам утратишь контроль над собой.

Однако массовый убийца не съезжает с катушек в одночасье. Гнев копится годами, чаще всего ярость и разочарование связаны с работой. Человек привык отождествлять себя с фирмой, которой всю жизнь служил верой и правдой, поэтому при увольнении он теряет все, утрачивает ориентацию в жизни, впадает в состояние отчуждения, оказывается в полной изоляции от общества, и тогда наилучшим выходом ему представляется уйти из жизни в гневе и пламени и ореоле страдальца. У многих из них развивается чувство, будто их слишком долго мучили и унижали и теперь пришла пора расплаты. Жизнь всегда нападает, безжалостно подавляя и растаптывая личность бесправного человека. Иными словами, по его представлению, в их безумии виноваты окружение и обстоятельства.

Читателям новостей массовый убийца представляется извращенцем, но сотрудники и родственники обычно думают иначе: они скажут, что до безумия его довела работа, человек не выдержал стресса. С точки зрения близких, если бы не эта проклятая работа, все было бы в порядке. Вы смотрите на ситуацию извне и вам сподручнее винить во всем самого убийцу: такой уж у него характер, он в любом случае рано или поздно сорвался бы. Но не стоит так себя успокаивать: вы опять допустили фундаментальную ошибку атрибуции и поспешили с выводами. Вы смотрите только на человека, упуская из виду окружение, а потому во всем вините самого убийцу.

Но если вы ошибаетесь, если при определенных условиях это может произойти с каждым? А может — и с вами? Как такое принять — чтобы чудовищное зло было не порождением извращенного ума, а оказалось результатом цепочки прискорбных событий и невыносимого социального напряжения? Осознание этого нисколько не оправдывает убийцу, но оно сбивает с толку. Не волнуйтесь: если такая мысль вас пугает, значит вы пока нормальны.

Любой из вас ходил в школу, где обязательно учились выродки и болваны, спортсмены и принцессы. В каждом классе был свой местный шут, свой бездельник, поэт-мизантроп и напористый карьерист, бившийся за каждую оценку. Вы ведь любите разные истории, любите фильмы и книги с характерными героями, вы склонны всех знакомых записывать в персонажи с предсказуемым поведением. Вы из всех сил хотите понять этот мир и наделить его хоть каким-то смыслом. И все время пытаетесь познать ум другого человека, ища объяснения чужим поступкам.

Психологи знают, что поведение человека чаще всего определяется борьбой внешних и внутренних сил. Человеческий характер не представляет собой монолитную схему, согласно которой можно предсказывать очередные поступки. Дома и на работе, на большой вечеринке и в своем кругу — мы везде разные. Сейчас, когда вы читаете эти строки, вы соглашаетесь со мной, но когда начинаете судить других, мгновенно забываете о роли контекста. Вы ведь не объясните: «Джеку так трудно иметь дело с незнакомыми, поэтому на людях он старается держаться в стороне», вы просто скажете: «Джек застенчив». Чтобы разложить все по полочкам, четко сформулировать мысль, вы перекидываете мостики, выбираете короткие пути, срезаете углы — так легче. Ваш мозг любит упрощенные решения и пренебрегает ситуационными нюансами. Наблюдать людей через призму обстоятельств и поступков — задача, которую решает теория атрибуции как одно из фундаментальных направлений социальной психологии.

Если в баре с вами заговорит незнакомец и попытается угостить, вы не станете всматриваться в его лицо и изучать обстановку у барной стойки, в первую очередь вы постараетесь проанализировать — то есть домыслить — намерения этого человека. «Он клеится? Просто любезный человек? От него исходит угроза? Что ему надо? Чем продиктовано его поведение?» — спрашиваете вы себя, но ответа не знаете и мечетесь от одного предположения к другому.

Если ребенок орет и бросается на пол в супермаркете, а родители, не обращая внимания, продолжают наполнять корзину, вы опять же «срезаете путь» и мысленно выстраиваете историю этой семьи. Вы не располагаете достаточной информацией и сами это понимаете, и все же подыскиваете удовлетворяющее вас объяснение. Ваша атрибуция, причина, которой вы приписываете эту ситуацию, может быть верной, а может и неверной — весьма часто вы оказываетесь не слишком умны.

Константин Седикидес и Крэг Андерсон в 1992 году предложили американцам перечислить причины, которые могли бы побудить их сограждан эмигрировать в бывший Советский Союз. Большинство опрошенных — 80% — сказали, что сбежать в СССР может лишь изменник или запутавшийся, сбитый с толку человек, то есть этот поступок определялся характером. В конце концов Америка — страна свободная и родина храбрецов. Гипотетические перебежчики здесь выросли, наслаждались жизнью, с чего бы им уезжать? Зато на вопрос, какая причина может побудить к переезду русских, 90% опрошенных ответили, что русские бегут от невыносимых условий и ищут лучшей жизни. С точки зрения американцев, русские действовали не в силу своего характера, но под влиянием окружающей среды. Они не воспринимались как перебежчики и предатели — было бы очень неловко воспринимать их в таком свете, когда они перебирались в Америку. А значит, их поведение американцы должны были приписать внешним факторам.

Психолог Гарольд Келли утверждает: придумывая атрибуцию для чужих поступков, вы тем самым сохраняете логическую последовательность. Ваш приятель с кем-то подрался, и вы первым делом сопоставляете этот поступок с прежним его поведением. Если приятель и его противник не раз уже пускали в ход кулаки, значит причина в их характере, но если оба человека спокойные, вы возлагаете вину на ситуацию. Обычно это правильно, и нашим предкам было нетрудно убедиться в цельности личности тех, с кем они имели дело изо дня в день. В современном мире мы не можем быть уверены в подобной устойчивости официантки или попутчиков в метро. Быть может, сегодняшний убийца прежде был вполне нормальным человеком, а вот засранец, что подрезал ваш автомобиль, скорее всего засранцем и родился. Вы не знаете ситуацию, поэтому всегда вините человека.

Одно из первых исследований, разоблачивших фундаментальную ошибку атрибуции, было проведено в 1967 году Эдвардом Джонсом и Виктором Харрисом в университете Дьюка. Ученые предложили студентам прочитать речи как в поддержку, так и против политики Фиделя Кастро (сегодня они использовали бы речи Усамы бен Ладена). Если студентам говорили, что человек, выступавший с этой речью, автор своей позиции, студенты соотносили идеологию речи с личным мнением оратора. Например, если участник дебатов осуждал Кастро, студенты верили в его искренность. Но когда участникам эксперимента говорили, что у оратора не имелось выбора и что он исполнял назначенную роль, выступая или за Кастро, или против него, на это студенты не покупались. Прочитав речь в защиту Кастро, студенты с уверенностью заявляли, что таково подлинное мнение оратора. Они не принимали во внимание ситуацию и рассматривали все сказанное как выражение убеждений и характера человека.

Тот же эксперимент в различных версиях проводится поныне, и при любых переменных проявляются одинаковые ошибки. Питер Дитто в 1997 году представлял мужчинам свою сотрудницу, которая проводила с каждым из них короткую беседу с глазу на глаз, а затем писала отчет. Если Дитто предупреждал участников эксперимента, что женщина получила инструкции писать негативный отчет, они так и считали все отрицательное в ее отзыве вынужденным, но если им говорили, что женщина писала на заказ положительный отзыв, мужчины оставались при убеждении, что по-настоящему ей понравились.

Вы допускаете фундаментальную ошибку атрибуции, предполагая, будто поступок обусловлен характером человека, а не ситуацией. Мужчина способен убедить себя, будто он приглянулся стриптизерше, начальник верит, что у подчиненных захватывает дух от его рассказов про рыбалку в Коста-Рике. Фундаментальная ошибка атрибуции.

Оценить значимость ситуации, ее влияние на ваше поведение и на поведение хорошо знакомых вам людей очень трудно. Филипп Зимбардо в 1971 году в Стэнфордском университете провел эксперимент, который не на шутку потряс самого ученого и многое изменил в науке. Зимбардо интересовался ролями, которые мы исполняем на протяжении жизни, приспосабливаясь к различным ситуациям. Он предполагал, что жестокость на войнах и в тюрьмах может быть вызвана не столько человеческой злобой, сколько бессознательным проигрыванием ролей.

Зимбардо распределил между двумя дюжинами студентов роли тюремщиков и заключенных. Тюрьму оборудовали прямо в университетском кампусе, заключенных облачили в робы с номерами на спине и надели на них кандалы. Охрану одели в ладную униформу, вручили деревянные дубинки. Стражам приказали обращаться к заключенным строго по номерам, но не применять физического насилия. Затем по просьбе Зимбардо местная полиция провела «аресты», подвергнув будущих заключенных обыску на глазах у соседей; с ними провели полную процедуру оформления в участке, сделали снимки и отпечатки пальцев. Какое-то время они ждали в обычной камере, с завязанными глазами, а потом их препроводили в кампус, где раздели и провели санитарные процедуры. С этого начался рассчитанный на две недели эксперимент. Психологи наблюдали за «стражами» и «заключенными» и делали пометки. Эксперимент пришлось свернуть на шестой день.

На второй день разразился мятеж. На третий день пришлось выпустить одного заключенного — он сломался, психологи боялись удерживать его дольше. Что пошло не так?

Зимбардо отбирал студентов из семей среднего класса, без криминального прошлого, не злоупотреблявших наркотиками или спиртным. Он поручил охранникам поддерживать порядок, но не давал инструкций, как именно это следует делать. Поначалу обе стороны относились к эксперименту не слишком серьезно, они пошучивали, медленно входили в роль, и тогда Зимбардо распорядился, чтобы охранники будили заключенных свистками и пересчитывали их, заставляя «преступников» громко выкрикивать свои номера. Во время этих поверок охранники становились агрессивными, оскорбляли своих подопечных и проявляли жестокость. Вскоре они стали наказывать за неподчинение, приказывая отжиматься или сажая заключенного в карцер. Уже на второй день заключенные решили, что с них хватит: они забаррикадировались в камерах и на крики стражников отвечали не менее грозными воплями. Тогда тюремщики приволокли огнетушитель и струей пены отогнали заключенных от решетки, чтобы обеспечить себе доступ в камеру. Там они раздели заключенных, забрали у них постели, принялись всячески их оскорблять и унижать. Для предотвращения новых мятежей стражники разрешили части заключенных оставить при себе одежду и спать в постели, если те будут слушаться. Им предоставлялись и другие привилегии: еда получше, зубная щетка и паста. Несколько часов спустя у послушных отобрали привилегии и поменяли их местами с мятежниками, и так снова и снова, чтобы окончательно запутать всех и пресечь любые интриги и заговоры: заключенные уже не знали, кто есть кто, и подозревали друг друга в сотрудничестве с «властями». А спустя немного времени заключенные уже испражнялись по приказу охранников в ведро и изображали акты содомии.

Зимбардо эта ситуация напугала не меньше, чем самих студентов. Он самого себя воображал начальником тюрьмы, а когда до него дошли слухи о планах побега, он попытался (правда, неудачно) перенести свой эксперимент в настоящую тюрьму. Посмотрев видеозапись, где охранники, полагая, что в этот момент психологи не следят за ними, перешли к физическому насилию, Зимбардо понял, что эксперимент вышел из-под контроля. Один из его учеников как раз в это время заглянул на экспериментальную площадку и пришел в ужас от того, в каких условиях находятся заключенные. Это окончательно убедило Зимбардо, и на шестой день эксперимент прекратили. Заключенные возликовали, а тюремщики остались недовольны.

На собеседованиях после опыта заключенные признавались, что быстро утратили свое «я», им казалось, будто они попали в настоящую тюрьму; более того, они сомневались в собственном душевном здоровье. Стражи упорно твердили, что просто выполняли приказ. Еще раз напомним: всего за неделю до событий эти люди были самыми обычными студентами, выходцами из среднего класса. Ни они сами, ни их знакомые не подозревали за ними склонности к насилию — или к такому конформизму. Действие разворачивалось прямо в кампусе, и все участники знали, что это эксперимент, но ситуация, давление извне оказались настолько сильны, что всего задень молодые люди превратились в злодеев и жертв.

Десятилетия спустя Зимбардо отверг объяснения правительства США по поводу тюрьмы Абу-Грейб, мол, это все натворили несколько плохих парней. По его мнению, правительство впало в фундаментальную ошибку атрибуции, проигнорировав влияние ситуации и списав все на нескольких человек, от которых можно избавиться. Не оправдывая тех, кто пытал иракских заключенных, Зимбардо считал, что в такой ситуации (он и сам создавал подобные условия в своем эксперименте), как и в Багдадской тюрьме в 2004 году, как и во всех лагерях и тюрьмах прошлого, происходит одно и то же. Люди и так не прекрасны по своей природе, но ситуация провоцирует в них самое скверное. Дай человеку власть и возможность — и любой превратится в монстра.

Если сдержанность супруга вы понимаете как равнодушие к вашим запросам и потребностям, а не как усталость, реакцию на напряженную работу, на проблемы, которые его одолевают, то вы совершаете фундаментальную ошибку атрибуции. Когда вы голосуете за приятного с виду кандидата, не задумываясь над тем, что это лишь публичный имидж, вы совершаете такую же ошибку и впадаете в нее снова, путая дружескую привязанность с сексуальной зависимостью и называя бедность результатом лени. Всякий, кто подбирает причину для чужих поступков, непременно ее найдет, но мы очень редко задумываемся над самой ситуацией, мы виним человека, а не его окружение, не влияние друзей. Мы поступаем так потому, что нам хочется верить, будто мы все определяем для себя сами. Прочитав мою книгу, вы убедились, что это не так. Каждый из нас — и экстраверт, и интроверт, и хитрец, и простак, и харизматичный лидер, и надоеда — все зависит от того, где мы находимся и кто на нас смотрит.

Фундаментальная ошибка атрибуции побуждает наклеивать ярлыки и высказывать предположения, но помните: как раз первые впечатления наиболее обманчивы. Они сохраняют влияние, покуда вы не узнаете человека ближе, не поймете его обстоятельств. Понять — не значит простить что-то дурное, но, может быть, понять — значит предотвратить.