Неокантианский исторический номинализм

Построения представителей «философии жизни» па рубеже XIX—XX вв. отнюдь не единственный вариант «критики исторического разума». В этот период в рядах западных философов особенно популярен лозунг «Назад к Канту!». Такие ведущие теоретики Баденской школы неокантианства, как В. Винделъбанд и Г. Рик-керт, создали в своих трудах своеобразную альтернативу воззрениям сторонников «философии жизпи», по-своему нарисовав картину способностей и лимитов исторического разума.

В противовес психологизму «философии жизни», ее релятивизму, неокантианцы Баденской школы исходили из следующего тезиса: только логический анализ может привести к полному и всестороннему пониманию возможностей исторического разума. И если Кант, создав трансцендентальный метод «препарирования» априорной структуры сознания, не обратил его на изучение способностей исторического разума, то этот недостаток, по мнению Виндельбанда и Риккерта. подлежит скорейшему исправлению.

Неокантианцы, как известно, продолжили критику учения Канта справа, отрицая существование в сфере познания «вещей в себе», мира объективной реальности во всем многообразие ее предметных проявлении . На долю философии, исходя из такой установки, выпадает исследование нормативной структуры сознания, форм его всеобщей организации, которые позволяют существовать истинному знанию о действительности 20 21. Не только природная, но и социально-историческая реальность с подобной точки зрения не обладают самостоятельным существованием, а представления о них оказываются производными от специфических познавательных способностей индивида, высвечивающихся трансцендентальной рефлексией, проникающей в глубинпые пласты сознания. Вопрос о смысле истории встает для неокантианцев лишь тогда, когда они определяют свое отношение к самой возможности создания представлений о динамике социальной жизни, их мысленном конструировании.

«Критика исторического разума» предваряет и ограничивает, с точки зрения неокаптианских теоретиков, любые попытки конструирования глобального смысла исторического процесса. Риккерт, указывая па многозначность понятия «философия истории», говорил о ней как о дисциплине, ищущей смысл социального развития, и логике исторического исследования, являющейся необходимой предпосылкой философского поиска смысла истории: «Философия истории, как наука о принципах, не может даже приступить к своей работе, не ответив предварительно на поставленные вопросы. А она не сможет дать на них ответа без всякого проникновения в сущность исторического познания, т. е. без логических сведений» 22. Логика исторического исследования оказывается в центре внимания представителей Баденской школы, ибо любая попытка глобального взгляда на историю, ее смысл с подобных позиций лишается объективного основания и рассматривается лишь как вытекающая из познавательных способностей субъекта.

Неокантианцы Баденской школы отвергли достаточно устоявшееся к началу их деятельности противопоставление «паук о духе» и -«наук о культуре». Принципом деление научных дисциплин, с точки зрения Виндельбапда, должно служить не их предметное разграничение, а различение их познавательных целей. Одни науки стремятся открыть законы, другие — зафиксировать индивидуальное и неповторимое. Естествознание использует «номотетический» способ мышления, стремясь к обнаружению законов, в то самое время как история, напротив, ищет специфику индивидуального и обращается к «идиографическому» мышлению23. Виндельбанд противопоставил «науки о природе» и «науки о культуре», «номотетическое» и «идиографическое» мышление, но гуманитарные и естественнонаучные дисциплины при всем их различии роднит движение к раскрытию сущности, закономерностей, присущих объекту изучения. Ведь даже изучая индивидуальные феномены, историк пытается выявить закономерности, которые их порождают, а не просто зафиксировать факт самобытности и неповторимости их существования.

Риккерт для того, чтобы полнее и многостороннее обосновать позицию исторического номинализма, провел детальное разграничение «наук о природе» и «наук о культуре» по «материальному» и «формальному» принципам.

В поисках «материального» подкрепления исторического номинализма Риккерт пытался показать, что сфера природы совершенно несоизмерима с областью подлинно человеческого бытия. Он исходил из кантовского утверждения о том, что человек как субъект нравственного выбора, самосовершенствования поднимается над природной необходимостью и творит свой особый мир. Это сфера культуры24. Риккерт предложил аксиологическое определение культуры, говоря, что в ней запечатлеваются блага, имеющие отношения к общезначимым ценностям, которые не обладают реальным бытием, а принадлежат к «сфере значения». Так он обосновал платформу исторического номинализма, несовместимого с признанием законов и закономерностей социального развития.

Но, разумеется, разграничение «наук о природе» и «наук о культуре» по формальному принципу гораздо более интересовало ведущего теоретика Баденской школы, посвятившего этой проблеме свои многочисленные труды. В них исторический номинализм получил развернутое теоретико-познавательное обоснование, обрел систему аргументации, которая и поныне сохраняется в арсенале самых различных направлений западноевропейской философии истории нашего столетия. «В основе образования понятий, посредством которого действительность вбирается в науку,— писал Рик-керт,— должен лежать определяющий метод данной науки, формальный характер ее, и поэтому, для того чтобы понять метод какой-нибудь науки, мы должны будем ознакомиться с принципами ее образования понятий» 2\ Из сказанного явствует, что он откровенно отделил метод науки от ее предмета, хотя ранее и говорил о важности «материального» принципа в определении специфики различных дисциплин. Поиск же формальных отличий в способе образования понятий был нужен ему для обоснования собственной точки зрения на разграничение истории и естествознания.

Риккерт писал, что задача естественнонаучного понятия — это преодоление «экстенсивного и интенсивного многообразия вещей в интересах паучного познания телесного мира» 25 26. Над естественнонаучным понятием не властно время и пространственная определенность, потому именно при помощи этих понятий реализуется цель естествознания — создание системы законов, раскрывающих базисные отношения, господствующие в природе. Риккерт отнюдь не усматривал в законе объективную, существенную, необходимую, общую и повторяющуюся связь, ибо для пего он есть не более как способ упорядочения данных сознания, их соединения в единую цепь. Характерно, что при анализе механизма функционирования сознания Риккерт выделил два ряда категорий — конституитивные категории реальности (например, «данность») и менее значимые методологические категории (например, «закон»). Первоначальной же конститутивной категорией реальности он провозгласил данность, на которую, но его убеждению, как раз и опирается историческое познание, имеющее своей целью постижение единичного и индивидуального. Получается своеобразный парадокс: не признающий, как все неокантианцы, «вещи в себе», объективной реальности, Риккерт декларировал превосходство исторического познания над естественнонаучным на том основании, что первое базируется на категориях, созидающих, конституирующих картину реальности, а второе — на категориях методологических. Большая или меньшая «реальность» видов знания, таким образом, обеспечивается не действительностью, а предполагаемой структурой механизма функционирования сознания.

История как «наука о культуре», оперирующая «идиографическим» методом, стремится, по Риккерту, к образованию индивидуализирующих понятий27. Разумеется, историческая наука прибегает к использованию понятий, отображающих особенности изучаемого объекта. Однако очевидно и другое: историка интересует не только единичное, но и общее, присущее изучаемым им явлениям. Номиналистическая трактовка задач исторической науки как всецело ориентированной па единичное, индивидуальное, далека от реальной практики исторического исследования.

Отказ от признания законов, направляющих развитие общества и запечатлевающихся в индивидуальных исторических явлениях, диктовал необходимость обнаружить иные основания для квалификации событий общественной жизни как обладающих значимостью. Следуя «ндиографическому» методу нсторнческой пауки, полагал Риккерт, можно обрести такие основания, лишь обратившись к надысторическим ценностям. Противоположное, запредельное бытию царство вечных ценностей становится идеальным мерилом явлений культуры. Разумеется, работа историка немыслима без ценностных ориентиров, но они рождаются в конкретных социокультурных обстоятельствах, а потому и отмечены единством абсолютного и относительного. Не случайно впоследствии М. Вебер, скрыто полемизируя с Риккертом, говорит о том, что «вечное» в ценностях, используемых при определении значимости того или иного феномена исторической реальности, всегда достается исследователю в относительной, преходящей форме.

Казалось бы, неокантианский исторический номинализм ие оставляет надежд на возможность познания целостности истории, ее глобального смысла. Однако Риккерт старался доказать, что его теоретические воззрения не исключают подобной перспективы, хотя, разумеется, предполагаемая картина истории в ее смысловом единстве изначально мыслилась им как продукт синтезирующей активности философа, а не образ динамически изменяющейся социальпой реальности. Вопрос, стало быть, с его точки зрения, заключается в выяснении того, может ли исторический разум перейти от портретирования индивидуальных социальных явлений к синтетическому взгляду па историю.

Может ли быть создана всеобщая история, обладающая статусом специфической дисциплины философско-исторического характера?— прежде всего вопрошал Риккерт, отвечая на этот вопрос отрицательно. Историк, занимаясь чисто профессиональной деятельностью, не в состоянии представить процесс развития человечества как некоторое системное единство, ибо установление оснований такового остается вне сферы его компетенции и интереса. Человек, изучающий всеобщую историю, погружен, по Риккерту, в обработку эмпирического материала, который отнюдь не обретает системно расчлененной и «обработанной» целостности. Этот тезис Риккерт пытался подтвердить, обращаясь к «Всемирной истории» Ранке. «Выигрывая во внешней, количественной всеобщности, история необходимо при этом проигрывает во внутреннем единстве, так как руководящий принцип подобной истории не представляет из себя понятия какого-нибудь культурного целого» 29. Риккерт отверг возможность построения систематически обоснованной всеобщей истории. Однако ее создание возможно, если историк найдет опору в философском мировоззрении, позволяющем обозреть процесс развития человечества в его целостности. Противопоставление философско-исторического знания и всеобщей истории, к которому был склонен

Риккерт, отнюдь не служит делу глубокого и всестороннего постижения прошлого.

Отвергая саму мысль о существовании объективной целостности событий истории, Риккерт тем не менее допускал необходимость философского конструирования ее смыста. В историческое целое, созидаемое философом, по его мысли, должно входить все то индивидуальное, что существенно по отношению к миру кадэмпирическпх, трансцендентных культурных ценностей. «Конечно,— заключил теоретик неокантианства,— возникающий таким образом исторический универсум может быть опять-таки лишь „идеей11 в кантовском смысле, т. е. он, подобно самой системе культурных ценностей, по содержанию своему никогда не сможет быть вполне законченным, почему он и относится уже, как говорит Медикус, к «трансцендентальной диалектике критики исторического разума». Но обстоятельство это не уничтожает самостоятельного значения систематического философско-исторического трактования исторического универсума» 3,>. Целое истории, по Рнккерту, есть лишь полезная «идея», ибо вопрос об объективном содержании таковой снимается в духе учения Канта.

Предполагаемая система общезначимых культурных ценностей, возвышающихся в автономном царстве над исторической реальностью, становится у Риккерта основанием для выделения отдельных эпох и периодов, расположения их с целью выражения глобального смысла общественного развития. Философия истории виделась ему специфической систематической наукой о культуре. Она не должна притязать на обладание генерализующим методом, ведущим к открытию социальных законов, а лишь портретировать индивидуальный исторический универсум. Ее метод индивидуализирующий. Но сама она предстает в интерпретации Риккерта систематической дисциплиной, ибо опирается на систему общезначимых культурных ценностей, упорядочивающих индивидуальное в определенное целое. Теоретик неокантианства умозрительно конструирует надысторический мир культурных ценностей, призванных, по его мысли, к прогрессивному осуществлению в реальности. Универсум ценностей не выводится из конкретных условий исторического развития, а как бы предлагается социальной жизни свыше как средство преодоления ее противоречий.

Конечная цель «критики исторического разума», обращенной на поиск глобального смысла развития человечества,— обоснование либерального взгляда на этот процесс. Именно ей служат надысторические ценности, становящиеся мерилом истории. Философия истории, по Риккерту, покидает предполагаемо беспристрастную позицию чисто теоретического отнесения к ценности и открыто декларирует свою оценку хода развития человечества. Риккерт отверг реальный прогресс в истории, но лишь для того, чтобы спасти эту идею в царстве «чистой мысли», где признания поступательного совершенствования человечества требуют надысторические ценности 3|. Сквозь их призму происходит реставрация утраченного — либеральной веры в прогрессивное движение истории.

Но каковы в таком случае пути, которыми должна идти философия истории для обнаружения абсолютных ориентиров прогрессивного развития исторического целого? В своей эволюции философия истории, как представлялось Риккерту, прошла три этапа становления. В христианстве рождается идея всемирной истории, целостности человеческого рода, ибо всем народам приписывается необходимость поиска единого Бога как абсолютной ценности. Эта идея знаменует догматический этап в развитии философии истории. Скептический этап, когда проблематичной становится сама идея замкнутого исторического целого, знаменуется появлением сочинений Бруно и Коперника, заключивших историю человечества в незавершенный поток космического становления. И наконец, Кант является зачинателем критической эпохи в эволюции философии истории, продолжателем которой и называет себя Риккерт. Кант, согласно его последователю и критику, обнаруживает и абсолютный ориентир смыслового наполнения всемирной истории — свободу человека. «Тем самым в принципе найдена положительная критическая точка зрения по отношению к истории и положено начало третьей эпохе философии истории» 31 32. Линию «Критики практического разума», по Риккерту, закономерно продолжили Фихте, Шеллинг и Гегель. Их наследие интересовало Риккерта так же, как пример конструирования исторического целого при помощи абсолютных ценностных ориентиров.

Теоретик неокантианства ставил себе в заслугу последовательное проведение установки критической эпохи в выяснении задач философии истории, а также доказательство того, что философия истории не может быть чем-либо иным как учением о ценностях 33. Рик-керт не притязал на конструкцию глобальной схематики исторического целого, ибо его задача иная — тотальная «критика исторического разума» и утверждение абсолютности падысторпческих ценностей, которые предстают гарантом «либерального видения» перспектив развития человечества.

Неокантианская «критика исторического разума», несомненно, обнаружила то важное обстоятельство, что при постижении смысла истории происходит постоянное движение от уникальных и неповторимых событий к ее целостности, которое немыслимо без отнесения к ценностям. Сторонники неокантианства высказали много интересных суждений о специфике познания смысла исторических событий в практике исторического исследования и при философско-историческом синтезе. Их теоретические воззрения заставляют всерьез задуматься над сложной диалектикой общечеловеческого и исторически ограниченного, абсолютного и относительного в мире ценностей, позволяющей осмыслить исторический процесс.