«Кто виноват?» - извечный вопрос русского народа.
Кто виноват?» — извечный вопрос, задаваемый не только в России. Русским вопросом его нельзя назвать и потому, что в самой России этот вопрос задается не только русскими. Характерным для нашей страны является лишь его постоянство. Мировая история начинается с этого вопроса. Библейское описание свидетельствует о том, что формирование сознания Евы и Адама происходит одновременно с переживанием чувства вины за нарушение договора с Богом. Когда проступок вскрывается, Адам не испытывает раскаяния. Он быстро соображает и сваливает всю вину на Еву и Бога, ссылаясь на то, что яблоко ему предложила женщина, которую дал ему Бог. Подобное поведение переняли и его потомки. Древние иудеи в великий день всепрощения выбирали двух козлов. Одного называли «козлом отпущения» и, возлагая на него руки, символически переносили на него все грехи Израиля. После этого его выгоняли к демону пустыни Азазелу, а другого козла жертвовали Богу (возможно, надеясь, что тот слишком занят, чтобы заметить, как ответственность переносится на козла?). С тех пор этот удобный метод внешне значительно изменился, перекочевав на другую почву, и сохранил лишь свой смысл — перекладывание ответственности за проступки с одних плеч на другие. Теперь задающие вопрос «Кто виноват?» не стремятся найти причины проблемной ситуации и пути выхода из нее. Этим вопросом они обозначают лишь потребность найти того, на кого можно обрушить эмоции людей, ожидавших результата, но не получивших его, потому что те, кто нес ответственность за результат, с этим не справились. Те же, на кого обрушивается гнев, также не желают решить проблему. Их задача — пережить момент обвинения и извлечь из него любую пользу, по возможности ничего не меняя. Вопрос «Кто виноват?» задают родители и воспитатели детям, его ставят при разводе бывшие влюбленные, он присутствует на производстве, во всех эшелонах власти, когда последствия бездеятельности и бездарности руководящей элиты нужно списать на наиболее удобные в настоящий момент персоны. Вслед за этим вопросом поднимается рука с розгой, раздается крик, если виноватого ищут среди детей; начинается развод и дележ имущества в семье; увольняется очередной «стрелочник», звучат жесткие заявления по телевизору, если жертву ищут во властных структурах, но в последнем случае обычно все ограничивается газетной шумихой, специально приуроченной к нужному моменту. Затем воцаряется мир и спокойствие до той поры, пока вновь накопившееся раздражение не выльется в очередной скандал. Язык четко фиксирует эти особенности данного вопроса. Недаром говорится: «Виновные понесут наказание». Это означает, что те, кого мы выбрали в качестве «козлов отпущения», «понесут» наказание, то есть в той или иной мере испытают воздействие нашего раздражения. Но не более того. Вся ситуация не предполагает анализа причин и восстановления ущерба. Поиск виновного не отвечает на эти вопросы. Он не связан с конструктивным поведением, направленным на будущее. Это лишь желание снять боль в настоящем. «Ты виноват» означает «ты плох». Обвиняющий не дает оценку поступку, его причинам, не ищет способ решения проблем. Он лишь однобоко характеризует личность того, кого признали виновным, и неумолимо свидетельствует — ты плох в принципе. .Когда назревает необходимость разобраться в сути происходящего и предотвратить повторение подобных ситуаций в будущем, задается другой вопрос: «В чем причина?» Его отличительной особенностью является то, что внимание фиксируется не на наказании, а на поиске исходных факторов сложных явлений, разработке механизмов, препятствующих повторению ошибки, исправлении того, что сделано неверно. Обсуждению подвергается не личность ошибающегося, а его действия, и дается оценка не ему, а его поступкам. Таким образом, в первом случае человек или общество изливают на других свою эмоцию и снимают с себя ответственность, а во втором стремятся создать условия адресности деятельности, открытости ее результатов и систему обратной связи при совершении ошибки. При этом родитель, не угрожая ремнем, а обнимая ребенка, говорит: «Давай разберемся». Супруг(а) не выносит вердикт: «Ты сломал(а) мою жизнь!» — а спрашивает: «Что ты чувствуешь? Давай поговорим». Руководитель в этот момент готов услышать нелицеприятную критику и сказать: «Я несу ответственность за происходящее. Что сейчас нужно сделать?» Очевидная конструктивность второй позиции провоцирует вопрос: «Почему и в быту, и в политике весьма часто предпочитается менее эффективная стратегия?» Вопрос можно переформулировать и так: «Почему люди предпочитают не менять положение вещей для того, чтобы больше не повторять ошибки, а лишь изливают свой гнев на другого?» Ответ очевиден: менять надо почти всегда что-то в себе, что связано с напряженной работой, а обвинять можно другого, вообще не предпринимая никаких усилий. Более того, чем сильнее обвиняется другой, тем чище и значительнее кажется собственная персона, тем благороднее мотивы собственной деятельности и весомее ее результаты (вне зависимости от реальности). Именно поэтому в тех ситуациях, когда тяжело жить и нужно прилагать усилия, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам, обвинения перерастают межличностные отношения и становятся внутри- или межгосударственными, надевая личину межнациональной или межрелигиозной розни. Слишком велико искушение снять с себя груз ответственности и сказать, что во всем виноват кто-то другой. И самое простое решение состоит в том, что другой — это человек иной национальности, иного вероисповедания, иного цвета кожи и иной политической системы, как бы абсурдны ни были обвинения. Именно в этом причина широкого распространения межэтнических конфликтов в период распада Советского Союза. Не желая предпринимать какие-то шаги и нести ответственность за свое нынешнее положение, часть населения легко ловится в сети политиков, нутром чувствующих это состояние, и голосует за националистические идеи. В людях, веками живших вместе в мире и согласии, пробуждаются самые темные чувства. Они начинают думать, что сосед живет хорошо не потому, что много работает, а потому, что забрал то, что не имеет права брать, поскольку он другой национальности. Но очень быстро выясняется, что, изгнав соседа, лучше жить не будешь. Для этого все равно надо работать самому. Политики получают свои дивиденды, а обманутое население вновь встает перед дилеммой — тяжело трудиться сейчас или вновь продолжать искать виновного. Последнее оказывается проще. Поэтому вместо объединения, позволяющего совместно выйти из кризиса, происходит все большая дезинтеграция и обнищание тех, кто еще верит, что можно хорошо жить, лишив соседа его прав. Стремление найти виновного определяется не столько экономическим положением, сколько психологической незрелостью человека. Религиозные и межэтнические конфликты возникают и в экономически развитых, и экономически отсталых странах, поскольку люди с низким уровнем рефлексии (способности анализировать собственные поступки), который и позволяет реализовывать свою несостоятельность через гнев, обращенный на другого, встречаются всюду. Различие между странами с разным экономическим статусом заключается лишь в числе людей, желающих экстренно снять свое напряжение за счет других: их больше там, где тяжелее жить, и там, где нет возможности отстаивать человеческое достоинство. Психологическая зрелость проявляется именно в осознании собственной значимости и умении видеть достоинства (а не недостатки) других. Если судебная система не дает возможность человеку поднять голову, то чувство вины только сильнее пригнет ее. Потребность в мощной полицейской системе в экономически развитых странах свидетельствует о том, что и там подобных людей немало. С особой силой снятие эмоций за счет другого происходит в преддверии и начале третьего тысячелетия, когда человечество входит в полосу проблем, решение которых возможно лишь при совместных усилиях многих стран. Объединение необходимо для того, чтобы исправлять ошибки, которые были совершены не нами, но могут повлиять на жизнь наших детей. При этом любые позитивные действия по объединению тут же влекут за собой новый рост межэтнической розни, сводящей на нет все предыдущие усилия. За межэтническими встают проблемы религиозные, которые, как и первые, лишь прикрывают неспособность и нежелание определенной части политиков действовать конструктивно и, напротив, острое желание снять эмоциональное напряжение у больших масс людей в сжатый срок. Поскольку в этом случае каждая из вновь возникших «державных» стран не пытается учесть уроки недавнего прошлого, а, идя «своим « собственным путем», наступает на одни и те же грабли, можно говорить, что это не случайное явление, а некий механизм, имеющий достаточно сложную природу. Возникая как внутриличностный конфликт, при соответствующих условиях он достигает масштабов государственных. В психологической науке существует понятие «копинг», под которым подразумеваются механизмы, позволяющие человеку справиться с той или иной экстремальной ситуацией. Современному россиянину трудно пенять на отсутствие таковых ситуаций, поэтому поиски способов снятия возникшего напряжения, безусловно, являются актуальными. Различают два типа копинга: направленный на решение возникшей проблемы и связанный с переживанием эмоций по поводу этой проблемы. В первом случае человек, попавший в экстремальную ситуацию, стремится рационально оценить происходящее, ищет его причины и возможности выхода из создавшегося положения наиболее эффективным путем. Во втором случае эмоции захватывают человека настолько, что он не пытается самостоятельно осознать и решать проблему, а лишь фиксируется на собственных переживаниях, ища возможность снять эмоции, обвиняя кого-то или самого себя. Так, попадая в тяжелое положение, люди могут причитать: «За что мне такое наказание?», «Почему это произошло именно со мной?», «Господи, почему ты меня оставил?» и т. д. Особого замечания заслуживает тот факт, что исправлением ситуации занимаются при этом другие люди. Обычно подобные вопросы задаются при крайне тяжелых обстоятельствах: смерти близких людей, внезапных катастрофах, стихийных бедствиях. Чувство вины необязательно возлагается на другого, оно может полностью охватить переживания самого говорящего вне зависимости от реальности и возможности исправления ошибки. Итак, попытка найти виновного — это не путь решения проблемы, это лишь стремление разрядить эмоции, используя другого, часто более слабого человека, например ребенка или подчиненного. Именно поэтому вопрос «Кто виноват?» задается в обществе обычно тогда, когда реально нет желания знать причины ситуации (а более вероятно, даже есть стремление скрыть их), но есть насущная потребность в эмоциональной разрядке. Как только она происходит, ситуация продолжает вновь развиваться в направлении, нужном тем людям, которые скрывают истинные причины происходящего. Остальные же, разрядив свои эмоции, испытав видимость торжества справедливости, могут ослабить бдительность до следующего взрыва эмоций, когда вновь будет предложено очередное «жертвоприношение». Недаром со времен Древнего Рима мы знаем, что толпа требует от правителей не только хлеба, но и зрелищ, вовсе не интересуясь нравственными аспектами происходящего. Именно поэтому те же римляне с удовольствием наблюдали битвы гладиаторов, решая, кому из них жить, а кому - нет. Процесс отреагирования эмоции за счет другого человека действует не только на участников, но и на зрителей столь возбуждающе, что казни и публичные наказания были востребованы во все времена, вплоть до конца XX в. и начала третьего тысячелетия. Самолеты НАТО «наказывали» Югославию бомбардировками под молчаливое согласие всей Европы, и наблюдение за уничтожением страны в центре Европы было одним из самых массовых и востребованных событий. Журналисты с удовольствием демонстрировали результаты жаждущей публике. «Наказание» Ирака происходило не столь гладко, но зато более убедительно по числу снарядов, сброшенных на мирных жителей, на древнейшие памятники (выдержавшие нашествия множества прежних варваров, но не переживших атаку современных вандалов). Вина предполагает, что ты не можешь изменить ситуацию сам. Ты обязан покаяться, а некто, кто в силу обстоятельств наделен соответствующими полномочиями, снимет или не снимет с тебя вину. Причастность к снятию вины, а следовательно, и некоторое «мессианство», ощущают все участники и наблюдатели наказания. Это чувство столь приятно, что можно не задавать вопрос о том, на каком основании некто присваивает себе функции Господа Бога и единолично решает, кто прав, кто виноват. Кроме торжества справедливости зрители часто переживают приятное чувство собственной правоты, поскольку многие уверены, что уж с ними-то такое никогда не случится. На подобном катарсисе (эмоциональном отреагировании) паразитируют многие производители массовых фильмов (и прежде всего «мыльных опер»), в которых отсутствие художественности искупается обязательным торжеством справедливости и наказанием обидчика. При этом зритель не фиксируется на том, что вся жизнь положительного героя ушла на дрязги с ним, а конструктивного ядра разрешения ситуации так и не было предложено. Эта фабула удобно ложится на отсутствие собственных обязательств у части любителей подобной продукции, поэтому такие представления еще долгое время будут иметь неизменный успех. Являясь зеркалом общества, типичная семья также периодически сотрясается в катарсической разрядке. Попадая в клубок неразрешимых проблем (отсутствие нормального жилья, денег, чувства защищенности и любви), члены семьи часто не пытаются понять их причины, а ищут виновного, через которого можно разрядить болезненные эмоции. Им может быть и муж, и жена, и дети. Именно поэтому в экстремальной ситуации любая ошибка этого члена семьи автоматически ведет к признанию его виновности и жертвоприношению, механизмы которого отработаны не одним поколением. В такой семье вслед за бдительными поисками жертвы и бурным «справедливым» ее осуждением воцаряются периоды идиллического спокойствия, пока растущее напряжение не потребует новой разрядки. При этом семья и общество надежно поддерживают друг друга: если механизм обвинения ослабевает в обществе, семья усиливает его, поставляя людей с удобным способом разрешения трудных ситуаций. В общественной жизни потребность в катарсисе используется в том, что сейчас называется на иностранный манер пиаром. Предвыборные демонстрации наказания заранее намеченных жертв (например, «оборотней в погонах», или олигархов, или некоторых мэров) происходят по всем законам жанра и весьма успешно помогают продвинуть нужных людей во властные структуры. Например, снимают на камеру обыск в доме очередной жертвы, показывают роскошные апартаменты, деньги, эффектное задержание виновного с укладыванием лицом в грязь. Но за этим никогда не следует суд, поскольку он может вывести зрителей за рамки жанровых композиций. Так, он может обнаружить, что у жертв были начальники. При нужном свете, как в сценке фокусника, видны только отвлекающие фигуры, а сами большие конструкции, находясь в тени, надежно скрыты от взоров непосвященных, любующихся яркой бутафорией. Но пройдут выборы, и об этом забудут до следующей кампании. А там можно подыскать новых жертв — в стране, где правила меняются каждый день, недостатка в виновных нет. Если бы у устроителей акции возникла потребность решить проблему коррупции, это почувствовали бы на себе все. При желании всегда можно найти решение многих сложных задач. Регулярно являясь жертвой чужого гнева, часть людей начинает откликаться на вопрос «Кто виноват?» ответом «Я», примирившись с позицией «козла отпущения». Если оценивать национальные особенности проблемы вины, то, по-видимому, более корректно искать не столько русский вопрос, сколько русский ответ: «Я». Вспомним, например, как отвечал мудрый Христос Понтию Пила- ту на вопрос: «Ты царь Иудейский?» Он не подтверждал ничего, а лишь твердил: «Ты говоришь». Самобичевание, раскаяние, покаяние особенно поощряется в России, где отсутствуют надежная система защиты личности от оскорбления и способы контроля властных структур. Самобичевание и ответственность не связаны между собой. Ни сам разбираемый вопрос, ни любой ответ на него, в том числе самообвинение, не направлены на устранение ущерба, поиск причины неудач, изменение ситуации. Ответ «Я», в свою очередь, предполагает лишь то, что ответчик умеет играть по правилам задающего вопрос и готов в этой ситуации быть «козлом отпущения». Мы уже говорили, что любое изменение ситуации связано с необходимостью обоюдной работы — и для того, кто задает вопрос, и для того, кто на него отвечает. Часто это серьезная работа по изменению личности каждого из них. Обвиненному проще некоторое время испытать на себе гнев, чем нести ответственность за сложившуюся ситуацию, поскольку он знает, что не ему придется исправлять ошибку. Ее исправляет тот, кто несет ответственность, а не тот, кто виноват. Поэтому в тех случаях, когда с телеэкрана люди слышат: «Во всем виноват тот-то», — они должны понимать, что груз ответственности будут нести налогоплательщики, а эмоциональный накал достанется очередной жертве, оказавшейся под рукой у взывающего к справедливости. Часто это лишь увеличивает популярность виновного, упрочивает его движение по политической лестнице и усиливает его экономическое положение, поскольку способность молча играть роль «козла отпущения» оценивается начальством. Сколько таких виновных политиков находится сейчас у кормила власти? Кто не помнит громогласное утверждение «Во всем виноват Чубайс»? Все видят, где находится Чубайс, и знают, что сталось с тем, кто это сказал. Чубайс оказывается виноватым регулярно, отчего дивиденды его только растут. Примерно такая же ситуация с человеком, учебник истории которого всенародно раскритиковал президент. С тех пор этого человека сделали руководителем секции федерального экспертного совета по истории, так что он теперь будет судить о качестве содержания всех учебников по истории. Всего-то несколько минут позора, а потом спокойная и сытая жизнь в качестве платы за умение молча спасать вышестоящих. Но такая судьба — судьба многоразовых «козлов отпущения» — уготована избранным. Ими становятся люди, которые, вися на крючке (они же виноваты), соблюдают правила игры (или имеют компромат на вышестоящих) . Но есть и такие, которые хотят сами формировать правила игры. Таким (например, Ходорковскому) остается роль одноразовой жертвы, поскольку стоит его отпустить, как те, кто обличает, тут же могут поменяться местами с бывшим «козлом». Естественна при подобном объяснении ситуации ответная реакция: «Но разве не должен быть ошибающийся наказан?» Все зависит от того, что хочет вопрошающий. Если обвиняющему нужно видеть только раскаяние и внешние атрибуты «торжества справедливости», то — да. Если же хочется, чтобы ошибка была исправлена и больше не повторялась, а у того, кто совершил ошибку, сформировалось ответственное поведение, то — совсем не обязательно. Ошибка — это один из наиболее распространенных способов познания мира. Она показывает границы наших возможностей, адекватность понимания ситуации. Люди, которые никогда не ошибаются, неспособны на новые действия и могут лишь воспроизводить хорошо знакомые последовательности. Более того, чаще они лишь говорят, что не ошибаются. Они привыкли не замечать свои ошибки, поскольку болезненно переносят возникающее при этом чувство вины. Ошибка может научить, если за ней следуют анализ и помощь, и может отбить охоту к учебе, если приведет к выводу: ты — плох. Чтобы быть ответственным, нужно не бояться ошибок, а извлекать из них урок. Известен случай, когда сотрудник одной фирмы ошибся при оформлении сделки так, что фирма заплатила за это несколько миллионов долларов. Сотрудник, оценив ситуацию, готов был к разговору об увольнении. Однако его непосредственный руководитель начал обсуждать с ним новый проект. Не выдержавший напряжения сотрудник сказал: «Зачем вы обсуждаете это со мной? Ведь меня все равно уволят!» На что услышал ответ: «Ваше обучение слишком дорого обошлось фирме. Вам необходимо отработать эти деньги». Рассуждения руководителя имели свои резоны. Если уволить этого сотрудника, то новый, не обладая достаточным опытом, может опять совершить что-то подобное. Обвинения человека вряд ли изменят ситуацию в целом. Поэтому расчет на уже полученный опыт прежнего сотрудника, осознание им произошедшего, понимание особенностей работы фирмы в данном случае будет эффективнее наказания. Подобный метод особенно успешен в семейном воспитании. Дети изучают этот мир разными способами, в том числе и методом проб и ошибок. Важно не запретить им ошибаться, а научить их учиться на своих ошибках. Например, ребенок, получивший двойку, не выслушивает подробную лекцию о том, каким позором покрывает он головы близких людей, а исправляет задание так, чтобы оно было выполнено качественно. Малыш, разбивший любимую мамину чашку, не узнаёт о том, как мама привязана к сосуду и сколь порочен он сам, а просто убирает за собой осколки. Это приучает и первого, и второго ответственно относиться к своим действиям и чувствовать значимость собственной личности. Провоцирование чувства вины в ребенке приведет к тому, что он обучится обходить ошибки, не совершая самого действия. Он перестанет самостоятельно изучать мир, а предпочтет ждать, когда другие объяснят ему, что происходит вокруг. Именно поэтому так мало среди взрослых людей любопытных и непосредственных и так много тех, кто утверждает, что им все давно известно. Это — осторожные люди, если нечто надо сделать самому, но они же весьма компетентны, если дело касается критики действий другого. При этом когда-то и они были любопытными малышами, стремящимися все сделать самостоятельно. Отсутствие вины не есть безнравственность, как утверждают те, кому виновность выгодна. Если вместо вины есть ответственность, то это означает, что человек уважает себя и других, готов договариваться и помогать. Если отмечать ошибки для того, чтобы изменить ситуацию и сформировать условия для ответственной позиции человека, необходимо отделение личности человека от его поступка. Это предполагает, что значимость личности не меняется в зависимости от поступков — ошибочных или правильных. Поступок может быть плохим, неточным, недостойным, но человек остается значимым. Требование виновности непосредственно связано с негативной характеристикой личности. Вина свидетельствует не о «плохости» поступка хорошего человека, а о поступке заведомо плохого человека. Безусловно, для человека обе эти ситуации имеют разные последствия. Если в первом случае признание значимости личности и неблаговидности поступка предполагает возможность исправления ситуации, а следовательно, и ответственность за свою ошибку по установленным правилам, то во втором случае обдумывание бесполезно, нужно менять личность (что практически невозможно ни для кого). Именно это вызывает сопротивление и нежелание меняться вообще. Неподъемные задачи редко вдохновляют людей на свершения. Возможность же улучшить себя часто является точкой роста личности. Ощущение значимости, нужности — одно из самых сильных переживаний человека, позволяющее ему творить, придумывать, рисковать, любить, быть открытым. К ощущению «плохости» трудно привыкнуть и с ним невозможно жить. В человеческом мозгу существуют специальные механизмы психологической защиты, позволяющие бороться с этим ощущением. Именно поэтому поступки, не соответствующие категории «хорошие», человек обязательно оправдывает тем или иным способом. Это оправдание может быть для внешнего наблюдателя слишком поверхностным, очевидно бездоказательным, но этого не замечает сам человек. Как только возникает опасность почувствовать эту «плохость», неосознанно (то есть без всякого согласования с нашим сознанием) включаются механизмы психологической защиты, убирающие часть информации из рассмотрения. Это приводит к тому, что человек как бы перестает видеть, слышать, переживать то, что в собственных глазах может описывать его самого как человека плохого. При этом для каждого в понятие «плохость» входят какие-то свойственные только ему вещи. Сужение поступающей извне информации резко ухудшает возможности человека к приспособлению, но позволяет сохранить целостность его личности. По современным представлениям, только незначительная часть психики человека осознается, то есть представлена ему в виде знания о себе. Большая же часть ее скрыта от него навсегда. Следовательно, содержание этой части психики недоступно его восприятию и оценке. Это содержание возможно косвенно восстановить, анализируя поступки человека, варианты общения с другими людьми, изучая его сновидения и поведение в особых состояниях сознания (например, под гипнозом). В этой неосознанной части представлены желания и инстинкты, причины многих поступков, для которых человек осознанно дает иногда совсем другое объяснение. Эта неосознанная часть может быть обнаружена другими людьми, поскольку она проявляется в поступках, позах, мимике, походке и т. д. Если научиться понимать это несловесное проявление личности, то можно объяснять поведение. Именно потому, что человек видит проявления бессознательного в других, но не у себя, ему легко давать советы другим и трудно прожить собственную жизнь. Разделение психики на осознанную и неосознанную позволяет иметь психологические механизмы, целенаправленно укрывающие от человека те его особенности, которые не согласуются с его моральными установками. Механизмов психологической защиты несколько. Они существуют не для того, чтобы защитить человека от внешнего мира. Это единственные механизмы, защищающие его от самого себя. Если индивидуальное развитие человека отклоняется от гармонического (например, существует запрет на ошибку, поскольку ошибка — это свойство «плохих» людей, или родитель, не достигший своих целей сам, заставляет своего ребенка добиваться их), в дело включаются механизмы психологической защиты. К такого рода защитным механизмам относится и само интенсивное переживание вины. Если человек очень бурно переживает «плохость», когда он сам себе или другим говорит о мере своей ничтожности и порочности, то на бессознательном уровне происходит инвертирование этого переживания. Таким образом, когда он на словесном уровне утверждает, что виноват, на бессознательном, как бы поглаживая себя, говорит: «Я повинился, значит, я хороший». Чем более эмоционально осуществляется покаяние, тем более интенсивно происходит процесс «поглаживания» на невидимом, неосознанном уровне. Эти механизмы психологической защиты в различной мере развиваются у человека в зависимости от методов воспитания. Чем меньше учитывается право ребенка на ошибку, тем в большей мере приходится ему выстраивать систему защиты от нее, поскольку жить и не ошибаться невозможно. Можно лишь научиться не замечать своих ошибок Таким образом, на вопрос «Кто виноват?» можно ответить: «Любой, кроме меня» или «Я». Мы видим, что ни тот, ни другой ответы не являются конструктивными. Они не направлены на решение проблемы. Они связаны с ее завуалированным снятием и маскировкой эмоциональным переживанием. Этот вопрос эксплуатирует потребность ощущать себя правым и желание снять груз негативных эмоций за счет находящихся рядом у одного участника событий и привычку ощущать себя «плохим» у другого. Привычка быть «плохим» имеет в своей основе удивительный неосознаваемый механизм, позволяющий переворачивать понятие «плохой» в «хороший» («раз я повинился...») Осознанно человек признает свою вину, но неосознанное чувство значимости растет, и он все более и более ощущает себя достойным и положительным. Потребность задавать вопрос «Кто виноват?» не является русским изобретением. Однако многовековые условия жизни в России способствовали закреплению положения, когда преимущество получали люди, которые в экстремальных ситуациях не исправляли ошибки и не пытались понять причины явления, а искали тех, на кого можно излить свои эмоции за несостоявшееся счастье. Любая смена власти, любой бунт или революция начинаются с наказания тех, кто ранее был у власти. Решать проблемы, нерешенные предшественником, крайне сложно, а иногда невозможно. Но дать народу поглумиться над предшественником ничего не стоит. Именно поэтому в демократической Германии с такой легкостью увольняли профессоров, которых только подозревали в сотрудничестве со Штази (Министерством государственной безопасности Германской Демократической Республики), не вдаваясь в подробности, насколько компетентным был тот или иной человек и что конкретно он сделал в прошлом. Это не было направлено на улучшение научной деятельности тех или иных структур, но удовлетворяло эмоции, накопившиеся у людей за годы беспредельной власти этой организации. Точно так же после провала нашей олимпийской сборной в Ванкувере первым действием стало не развитие детского спорта и не строительство спортивных сооружений, необходимых для тренировок спортсменов, а увольнение чиновников. Многие проблемы в стране решаются, если становятся открытыми и прозрачными действия всех ветвей власти. Достаточно выяснить причины и сделать соответствующие изменения. Но если власть не стремится к сотрудничеству с обществом, коррупция на всех уровнях тормозит любые реформы, а выполнение бюджета закрыто от постороннего глаза, то регулярно необходимы поиски виновных, снимающие напряжение у людей, но не меняющие ничего. Автор: Елена Ивановна Николаева | |
Просмотров: 3507 | | |