(статья из журнала Наука и Техника, от августа 1964 г.)

Процесс становления человека, происхождение его от человекообразной обезьяны — одно из важнейших звеньев в учении об эволюции, дающем глубокое материалистическое обоснование этой важнейшей биологической проблемы. Правильное научное толкование происхождения человека — мощное средство атеистического воспитания.

Животное и человек

В теле человека циркулирует огромное число атомов — всего их около 10²⁷. Многие из них возникли некогда в глубине звезд и, может быть, когда-нибудь снова вспыхнут там. В сосудах человека обращаются жидкости, по составу подобные водам того первичного океана, из которых некогда вышли наши отдаленные предки. Ткани и органы человека и функции его мозга после рождения индивидуума продолжают отражать в процессе его созревания и развития эмансипацию человека от животного мира, его поднятие до уровня человека.

Так, в процессе эволюции низшая формация организма трижды «поднималась» до более высокой: прекращалось исключительное существование низшей структуры и функции, но она сохранялась путем включения в высшую формацию. Путем модифицированного включения она поднималась до уровня более сложно образованной структуры.

Рассмотренная на более высоком уровне нижележащая формация самым отчетливым образом раскрывает свое своеобразие и ограниченность. «Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намеки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно. Вернее всего, они могут быть поняты на уровне «полной зрелости, своей классической формы».

Такие проявления человеческого в еще не человеческом, а следовательно, у антропоморфных (человекообразных) обезьян, угадал примерно за сто лет  шведа Карла Линнея голландец доктор Николас Тульп, который впервые (в 1625 году) описал шимпанзе. То же самое отметил и английский анатом Эдуард Тайсон.

В наше время ученые уже не оспаривают эволюционного характера связей между первобытными антропоидами (антропоиды — современные и ископаемые человекообразные обезьяны) и современным человеком. Новейшие находки и их критическое истолкование помогают более детально восстановить путь развития человека и связать предположения с фактами эволюционной действительности.

Известный американский палеонтолог Г. Г. Симпсон и немецкий антрополог Г. Геберер определенным образом характеризуют систематическое положение высших животных, тем самым определяя и место людей в отряде 1 приматов.

Более мелкие классификационные единицы (подотряд, < семейство и т. д.), а также характерные особенности предков человека здесь рассматриваться не будут. Однако следует отметить, что найденные в 1959 году английским ученым доктором Льюисом Лики африканские зинджантропы — возможно, представители древнейших австралопитеков, производивших орудия труда, — столь мало могли быть учтены в этом опыте классификации, как и находка Симпсоном кениопитека (1963). Впрочем, Симпсон относит австралопитеков к человекообразным обезьянам, в то время как Геберер определяет их как пред людей (подсемейство прегоминин), стоящих перед истинными людьми.

В индивидуальном развитии человека можно проследить, Начиная с оплодотворенного яйца, через различные эмбриональные и фетальные стадии, с третьего месяца развития зародыша и до стадии зрелости, некоторые проявления хода развития его предков. Саму яйцеклетку сравнивают с одноклеточной стадией развития организмов, а ее дробление, вызванное оплодотворением, — с образованием многоклеточного организма. Позднее в строении эмбриона обнаруживаются и признаки рыб (жаберные борозды, черты строения сосудистой системы, двухкамерное сердце, некоторое общее сходство зародыша с рыбой). О следующей стадии — амфибий — напоминает, например, на пятом месяце развития у плода человека соединение между носовой полостью и глоткой, а также остаток мигательной перепонки во внутреннем углу глаза человека в форме так называемого слезного мясца, полулунной складки. Характер расстановки групп волос на коже туловища плода в общем соответствует расположению чешуй на коже рептилий.

По гладкости поверхности мозга ранний зародыш напоминает низшее млекопитающее средней или мезозойской эры развития Земли (мезозойская эра—четвертая эра геологической истории Земли продолжительностью около 115 миллионов лет. Ред.). С этих древних теплокровных началось более четкое развитие в сторону человека, поскольку его физиологическая работоспособность предполагает высокий уровень постоянного обмена веществ. Необычайно сильное действие ушных мышц, которое можно наблюдать у некоторых людей, добавочные соски, густой волосяной покров — все это «атавистические» признаки, возврат к стадии древних низших млекопитающих в развитии человеческой родословной. Различные рудиментарные, остаточные органы, как, например, червеобразный отросток слепой кишки, тоже наглядно свидетельствуют о нашем происхождении от млекопитающих, в данном случае — от человекообразных обезьян, для которых этот отросток так характерен. Общность некоторых паразитов человека и обезьян доказывает, что у нас сохранились даже многие заболевания наших предков: из 25 видов паразитических простейших, живущих на обезьянах, 18 паразитирует и на человеке, но отсутствует у прочих млекопитающих.

Ф. Энгельс был совершенно прав, когда в письме к Марксу отмечал: «На каждом шагу натыкаешься носом на полнейшее соответствие строения человека с остальными млекопитающими; в основных чертах это соответствие замечается у всех позвоночных... В конце концов ...мы. приходим к прообразу, к простой, самостоятельно живущей клетке, которая, однако, опять-таки ничем осязательным не отличается от... зародышей более высоких ступеней развития, до человеческого яйца и сперматозоидов включительно...»1

В анатомическом строении человека и человекообразных обезьян много общего, и переоценивать специфические структурные особенности современного человека не следует, поскольку он сравним с обезьяночеловеком и другими древнейшими людьми, которые отличаются от человекообразных обезьян и должны рассматриваться отдельно от последних. За исключением строения скелета, нам почти ничего неизвестно о том, каковы были давно исчезнувшие неандертальцы, питекантропы и австралопитеки. Напротив, сходство в расположении бугорков, бороздок и ямок на жевательной поверхности коренных зубов, или моляров, у человекообразных обезьян и у человека изучено основательно.

Удивительно сходство в мышечной системе человека и современных человекообразных обезьян. Даже при рассмотрении малоберцовой мышцы (musculus peroneus tertius) утверждение, что эта мышца присуща исключительно человеку, оказалось несостоятельным: она была обнаружена в 5 процентах случаев у обследованных шимпанзе и в 18 процентах — у горилл. Так как эта мышца поднимает наружный край стопы, что важно для прямохождения, то особый интерес вызывает присутствие ее у человекообразных обезьян, иногда принимающих при ходьбе вертикальное положение. Что касается подошвенной мышцы (musculus plantar is), то она, в противоположность такой же мышце, выполняющей у человекообразных обезьян хватательные функции, утратила свою подвижность.

Отдельные признаки, общие у человека и у человекообразных обезьян, в условиях жизни человека мало изменились. Процесс эволюции не всегда приводит к прогрессивному развитию. Как показал английский ученый П. Б. Медавар, это относится, прежде всего, к механическим недостаткам прямохождения: возникающее при нем давление вдоль вертикальной оси туловища, в результате S-образно изогнутого позвоночника, подчас вызывает чрезмерную нагрузку на мышцы и связки, унаследованные от стадии хождения на четырех конечностях. В этой связи возникают различные дефекты позвоночника, вроде выпадения внутрисуставных связок, представляющих собой род «гидродинамического буфера». Таким образом, позвоночник человека оказывается ранее всего —уже с восемнадцатого года жизни — «стареющим» органом. Описанные недостатки — дань природе, которую человеку приходится платить за высвобождение своих передних конечностей для трудовой деятельности.

То, как предки человека еще до периода его становления перешли к прямохождению, очень образно описывает Г. Геберер. Предположим, что структурно еще не оформившийся или едва оформившийся брахиатор, то есть лазающий и перелетающий с помощью рук крупный антропоид из семейства понгид, жил в лесостепи, перемежающейся с отдельными участками леса. Этот понгид был бы вынужден время от времени спускаться на землю в поисках пищи и брачных партнеров. Как на первых порах передвигался бы такой понгид? Несомненно, на четырех конечностях, так. как на одних лишь задних он, разумеется, еще не мог бы совершать продолжительных переходов. Можно себе представить, что почва была не вовсе лишена растительности, а покрыта степными травами и кустарниками. Этот четвероногий понгидный антропоид не смог бы вовремя заметить врага, в особенности —хищную кошку: уже у его предков, живших на деревьях, глаза с бокового положения сдвинулись вперед, что создавало возможность развития стереоскопического зрения. Это преобразование в структуре лицевого отдела черепа было весьма существенно для выживания обезьян, передвигавшихся способом брахиации (при помощи рук) в очень сложном переплетении ветвей. Однако с развитием зрительного анализатора подвергся некоторой редукции носовой отдел. Обоняние представителей подотряда обезьян незначительно, и они очень сильно уступают в этом отношении наземным животным, которые хорошо чуют врага на расстоянии. Очутившись на земле, понгид, вследствие своего слабого обоняния, не может своевременно спастись от подкрадывающегося хищника. Поэтому он должен компенсировать себя зрением. Чтобы жить среди наземной растительности и вовремя замечать врага, такой понгидный антропоид должен был обладать способностью «обозревать окрестность».

В описанных переходах от лазания к прямохождению видна взаимосвязь между изменениями особенностей структуры в зависимости от образа жизни. Некоторые анатомо-физиологические особенности, свойственные отдаленным предкам человека, которые жили на деревьях, и связанные с их образом жизни, сохранились и в нашем теле. А. Ш. Ромер (США) перечисляет следующие черты: общая тенденция к переходу от чисто мясной пищи к смешанному питанию; связанное с необходимостью быстро передвигаться прогрессивное развитие моторной области в коре больших полушарий головного мозга; развитие хватательной функции руки, причем последняя, в конечном счете, становится необходимой в качестве органа, производящего орудия труда и приобретающего важную информацию; перемещение важнейшего источника восприятия внешнего мира с обонятельного анализатора на зрительный; сильная тенденция к увеличению относительного веса мозга, связанная, по всей вероятности, с развитием кинэстетики (двигательных ощущений) и зрения.

Большой интерес представляет также сравнение низших обезьян Старого Света, человекообразных (орангутангов, гиббонов, горилл и, конечно, шимпанзе), а также человека, предложенное С. Л. Уошберном и В. Эйвисом (США). Замедленный ход развития человека в первые годы его жизни эти авторы объясняют сильным увеличением объема мозга в послеутробный период и заключают, что различие в скорости созревания человека и человекообразных обезьян проявилось не до, а после изобретения и регулярного применения орудий труда.

Действительно, переход от случайного использования естественных вспомогательных средств к привычному применению самостоятельно изготовляемых орудий труда оказался, в конечном счете, решающим событием, приведшим к перелому в процессе происхождения человека, определившим своеобразие современного человека. Предпосылками к этому процессу послужили тонко развитое осязание, стереоскопическое объемное зрение и цветное зрение у предков человека. Ученые установили, что шимпанзе довольно точно различают тона синего и зеленого цвета, а красные и желтые — с трудом.

Человеческое в животном

Тот, кто признает, что развитие шло в направлении от животного к человеку по восходящей линии, не может усмотреть своеобразия человека в признаках, унаследованных им от его предков. Неправомерная биологизация человека или отрицание прогрессивного характера процесса его происхождения приводят к ошибочному признанию человеческого в животном. Еще и сейчас нередко цитируют автора одной из подобных неверных трактовок —голландского анатома Луи Болька.  

Он придерживается представления о человеке как о сохраняющем зародышевые черты, но в то же время более высокоразвитом млекопитающем, которое, вследствие сильного изменения деятельности желез внутренней секреции, есть не что иное, как половозрелый плод примата. В результате такого сдвига, который вызвал ретардацию, то есть замедление развития, форма человеческого тела в целом, на конечной стадии своего развития останавливается на уровне развития обезьяньего плода, то есть в таком состоянии, через которое обезьяна проходит во время своего зародышевого развития, после чего, в конце концов, и становится обезьяной. Человек же морфологически, в своих существенных признаках взрослого состояния, находится на этой ступени зародышевого развития обезьяны. Следовательно, человек остается животным, хотя и своеобразным.

К таким зародышевым (фетальным) признакам относятся, например, образующийся уже у эмбриона почти прямой угол между продольной осью туловища и основанием черепа, а также вертикальное сечение профиля переднего края нижней челюсти. Сюда относится также продолжительная молодость человека, которому, чтобы стать взрослым, нужно значительно больше десятилетия. По сравнению с животными это состояние молодости дает ему более широкие возможности приобретения опыта. Наконец, третий признак — это особым образом сформированный мозг, обладающий сравнительно большими размерами. Все это, по Больку, эмбриональные признаки.

Когда Больк на одном собрании в Роттердаме впервые высказал свои предположения относительно нарушения внутренней секреции, оппоненты указали ему на необоснованность его предположений. Не только так называемые причины «замедления» совершенно спекулятивны, но надуманны и их мнимые последствия. Совершенно правильно указал А. Шульц (Швейцария), что человека ни в коем случае не характеризует замедленность его развития. С одной стороны, замедлениям, нуждающимся еще в проверке фактами, противостоят столь оке многочисленные ускорения.

Что касается примеров частичного замедления в развитии органов человека в постэмбриональный период, то они, возможно, имели известное значение при естественном отборе. Благодаря более продолжительной беременности и защищенности плода в чреве матери, то есть нахождению в постоянной благоприятной материнской «среде», человек смог, вероятно, избавиться от значительной доли характерных черт животного. Ф. Вейден-рейх показал, между прочим, что признаки человеческого черепа, толкуемые Больном как «зародышевые», являются следствием высокой степени развития человеческого мозга в позднем зародышевом и постнатальном периоде. Здесь уже указывалось на то, что вследствие чрезвычайного увеличения размеров мозга человека во внеутробном периоде разница в скорости созревания человека и человекообразных обезьян выявилась лишь после изобретения и применения орудий труда. Подобные же мнения, приведенные в другой связи, противоречат теории Болька о замедлении (ретардации) и фетализации человеческого существа, так как, чтобы прийти к своим антиэволюционным выводам, автор этой теории пренебрегает реальным процессом формообразования, а также фактическим материалом эмбриологии и палеонтологии.

Правильное решение проблемы четко сформулировал советский антрополог М. Ф. Нестурх, вскрывший основу заблуждения Болька. Он указывает на то, что «ход онтогенетического развития человека (онтогенез — индивидуальное развитие организма, включающее все изменения, претерпеваемые от момента его зарождения до смерти. Р е д.) видоизменялся, в частности, благодаря усиленному развитию головного мозга, возникновению новых пропорций тела и образованию других особенностей, которые развивались в результате влияния труда и других факторов формирования человека. У человека внешние черты сходства с детской стадией, иначе говоря, черты некоторой фетализации, возникли вследствие особого пути развития, на котором, в связи с прямохождением, череп оказался разгруженным от лишних мышц и от костных гребней. Человеческий мозг вовсе не задерживается на детской стадии и не представляет собой увеличенного мозга ребенка. Наоборот, вследствие его долгого роста и усложнения человек является исключением из общего закона ранней церебрализации, то есть характерного для других млекопитающих раннего окончания роста мозга в связи с его быстрым созреванием. Нельзя говорить о фетальности головного мозга взрослого человека, исходя лишь из его размеров и формы».

В теории фетализации, где форма совершенно оторвана от функции, совершенно не обращается внимания на участие социального момента в росте мозга развивающегося человека в процессе труда и обобществления, остается, таким образом, в стороне истинная история становления человека. Согласно Я- Я. Рогинскому, Боль-ком была выдвинута теория «эволюции без территории, без предка и без орудий труда»2.

Ложная и неправдоподобная теория Болька до настоящего времени служим исходным пунктом для всех, кто при помощи спекуляций пытался «задержать» развитие философии, так как попытка искать особенности человека в его биологическом несовершенстве носит явно идеалистический характер.

Один из наиболее влиятельных современных представителей «философской антропологии» —Арнольд Гелен воспринимает человека как «существо ущербное».

Такой биологический подход приводит к трактовке человеческого существа по тезису Болька о торможении развития вида человек, или о его «примитивизме». Гелен подчеркивает, что в рамках замедления общечеловеческого развития есть еще совсем примитивные расы, и ссылается при этом на Болька.

-Ссылки Гелена на ложные и человеконенавистнические тезисы Болька одобрил тогда философ-историк Г. Леманн (ФРГ). Ему следуют и более поздние авторы, включая составителей австрийского учебника для средней школы, в котором, ссылаясь на Гелена, они именуют человека «существом ущербным» и поясняют: «Нельзя предположить, чтобы достигший известной степени совершенства (человеческий) мозг «развился», приспособляясь к окружающей среде». Как известно, скрытая сущность антиэволюционизма всегда проявляется в идее, что наивысший продукт развития — человек — тем или иным путем избегает процесса эволюции.

Между прочим, Гелен не пересмотрел своих основных взглядов по этим пунктам. Еще в 1961 году он писал, что «пожалуй, можно... расценить... особую гибкость инстинктивной жизни человека... как ..примитивизм, как известную нормальную инфантильность». Одновременно Гелен утверждает, что «знание — это бессилие». Таким образом, он считает, что с инстинктом и интеллектом человека не все благополучно.

То, каким образом человеческие знания и умение, базирующиеся на врожденных способностях, проявились в природных условиях существования и как человек благодаря прогрессу культуры стал могущественным и разумным, никогда не может быть понято на основе подобной «антропобиологической» философии. Для того, кто рассматривает человека в качестве животной особи, его общественная сущность остается скрытой. Такие мыслители должны считать появление человека зафиксированным в ходе естественной истории, вместо того чтобы воспринять его как новое существо, эмансипировавшееся от животного мира и исторически быстро развившееся благодаря совместному общественному труду.

Неверно утверждение Гелена, что «природа указала» человеку его «особое место». Наоборот, выдающаяся роль человека проистекает из того, что он благодаря труду и речи поднялся в своей общественной жизни над природой и стал творцом самого себя. Наконец, как подчеркивали Маркс и Энгельс, люди начинают «отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им средства к жизни, — шаг, который обусловлен их телесной организацией».3 Отрицая это, Гелен создает неправильное представление о происхождении и существе человека.

По-видимому, даже Зигмунд Фрейд (1856—1939) столкнулся с больковской спекулятивной теорией ретардации. В одном месте он ссылается на предположение, «что человек происходит от млекопитающего, достигавшего половой зрелости к пяти годам. Какое-то сильное внешнее воздействие на вид впоследствии помешало прямолинейному развитию сексуальности». Таким образом Фрейд «объясняет» так называемую скрытую фазу полового развития, причем под «внешним воздействием», которое было зафиксировано органами внутренней секреции, он, по всей вероятности, понимает ухудшение климата.

Концепция Болька имеет притягательную силу лишь для тех, кто не в состоянии понять, что законы развития природы не могут быть автоматически распространены на человеческое общество.